Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том первый
– Оленька, Оленька!
Замок тут же скрипнул, двери раскрылись и в ухо Вадима, вцепилась чья-то жесткая рука:
– Где шлялся, черт седой, а?
– Оленька, – не сопротивляясь, шептал Вадим, – Я что? Я ведь ничего, выпил только немножечко, Оленька…
– А ну пошел! – втянула она его в квартиру, толкнула в ванну. – Мыться! Быстро!
Вадим покорно полез в ванну. Через несколько минут, он уже чистый и переодевшийся в свежее белье, сидел за кухонным столом и с аппетитом поглощал щи. А еще через несколько минут дремал, полеживая на широкой супружеской постели и жена, ворча и негодуя, укладывалась рядом:
– И когда ты только угомонишься, Вадим, когда перестанешь пьянствовать и шляться, где ни попадя?
Он только вздохнул, что он мог сказать ей? Сейчас он играл роль примерного супруга и ничего более…
И уже задремав, что-то такое вспомнил, приподнялся на локте, придирчиво осмотрел комнату. И вполне удовлетворенный обзором своих владений задремал. Все, что было нажито за сорок лет совместной жизни, он помнил в деталях. Помнил, как с сыном собирал трельяж, только что купленный в магазине и, психуя, что болты никак не подходят, взял да и забил вместо болтов толстые гвозди. Вспомнил, как покупал с женой книжный шкаф, а после охотился за книгами, сдавал килограммы старых газет и журналов за право приобрести полное собрание сочинений Александра Дюма. Знал бы Дюма, как дорого дадутся в будущем, одному русскому мужики его книги. Вспомнил, как приобрел стол и выпростал голову из-под одеяла, чтобы взглянуть… да, да, тот самый круглый деревянный стол, покрытый красивой скатертью, стоял сейчас перед его глазами.
– Гляди-ка, – удивленно протянул Вадим, – а ведь мы его первым приобрели, помнишь, сорок лет назад?
И он подтолкнул жену локтем. И она тоже вскинулась, принялась подсчитывать, а потом также, как и он, поглядела на стол удивленно, недоверчиво и вместе с тем обрадовано.
– Сорок лет!.. – и подперла щеки обеими руками, уставилась в пустоту прожитой жизни, – а как будто и не жили мы, а Вадим?
– Коротка жизнь-то, – немедленно согласился Вадим и уснул, улыбаясь, успокоенный и примиренный с самим собой…
Василиск
«Внешность, в дополнение ко всему является отражением того, что человек думает о себе и, следовательно, об остальных. Человек, искалеченный ненавистью или неуверенностью в себе, отражает эти чувства в своей внешности. Поэтому такая внешность не внушает доверия другим, и пусть не всегда совершенно точно, но по большей части она отражает внутренний мир человека – сознает он это или нет».
Терри Гудкейнд «Девятое правило волшебника»
Его короткие ершистые волосы уже тронула седина, в больших карих глазах плотно застряла грусть и была у него манера при разговоре пощипывать один ус, а так как он легко впадал в нервное состояние, то и усу доставалось! Так он и ходил с одним длинным усом, другой же похожий на «заезженную» кисть маляра торчал неровно дикими волосинками и резко контрастировал со своим близнецом, в целом напоминая этакого уродца.
Выглядел он длинным сутулым человеком неопределенного возраста, ему можно было дать лет двадцать, а можно и сорок. Правда прибавляла возраста его походка, расхлябанная, ленивая, частенько из-за походки окружающие принимали его за пьяного.
У него было имя, обыкновенное – Василий, но представляясь, он всегда говорил:
– Василиск! – и смотрел с вызовом.
Василиск любил жениться – это было его хобби, его смысл жизни. Любить, не любил и даже не влюблялся, но восхищался. Женщина, словно распустившийся бутон розы, словно бокал дорогого вина и ее надо боготворить, так он считал.
И тут, он встретился с прекрасной блондинкой. Был приглашен в квартиру, вошел в спальню и замер, в восхищении. На темно-синем потолке сияли маленькие желтые лампочки, делая потолок похожим на ночной небосвод. На стенах оклеенных темно-золотистыми обоями, мерцали мягким светом маленькие ночники украшенные цветами и просто блестками, они производили чрезвычайно успокаивающий эффект. В углу сверкал и переливался небольшой аквариум с золотыми рыбками. Вдобавок ко всему он увидал в комнате большую мягкую кровать, застеленную пушистым покрывалом и роскошный ковер на который так и тянуло прилечь.
Он ожидал от блондинки и ее шикарной спальни чудес, но вышло по-другому. Блондинка явно не в духе, на его восхищенные шепоты реагировала резко и агрессивно, в конце концов, заявила ему, что она – не шлюха и нечего тут ему распевать соловьем, выгнала его, а захлопнув дверь, громко разрыдалась.
Василий передернулся, он не любил истеричек, считал, что коли ты болен или больна, ступай к доктору, лечись, съезди на Минеральные воды, в Пятигорск, а не издевайся над нормальными людьми.
Пренебрежительно фыркнув, Василий покинул подъезд дома блондинки и даже не оглянулся. Ночью спал плохо, непонятное поведение новой пассии его сильно беспокоило. Снилась эта самая блондинка, с накрытым, празднично, столом полным тарелок с салатиками и бутылкой вина, и она в розовом платье, перехваченном в тонкой талии розовым ремешком. Блондинка во сне выглядела худенькой, слабенькой, бледной и зареванной. Букет белых роз подаренных Василиском только подчеркивал ее болезненный вид и, проснувшись, рано утром Василий вскочил, полный боевого огня. Он решился идти на штурм.
Блондинка долго не открывала, хотя в глазок двери явно заглядывала, мелькала ее тень в глазке, тикали часы, шли минуты, жених терял терпение. Наконец, дверь открылась.
Блондинка с распущенными волосами, еще опухшая со сна, в белом махровом халатике, в белых турецких тапочках показалась ему обворожительной. Он упал на одно колено, протянул вперед руку с коробочкой и кольцом в придачу.
Блондинка охнула, торопливо схватила коробочку, в глазах ее мелькнул было жадный блеск, но при виде обыкновенного серебряного колечка с надписью: «Господи, спаси и сохрани», она потемнела лицом, вскинулась на него, гневная:
– Значит, я для тебя к тому же еще и дешевка?! – вскрикнула она.
– Ну что ты, Леночка!
Блондинку звали Леночкой.
– Просто в восемь утра ювелирные еще закрыты, открыты только церкви, а там продавались лишь серебряные кольца, извини! – пролепетал он.
Леночка бросила на него взгляд полный презрения.
Он сложил руки лодочкой, потянулся губами к подолу ее халата:
– Божественная, прекрасная, с тебя картины бы писать!
Леночка смягчилась, но кольцо не приняла:
– Если хочешь меня заполучить, – уперлась она, – делай роскошные подарки. Если хочешь жить так, встречи и свидания, радости, прощания. Одним словом, трали-вали, делай мне шикарные подарки!
– Жениться, я хочу жениться! – завел свою песню Василиск.
– Тогда дари просто роскошные! – разрешила она.
Через месяц они расписались, через неделю после свадьбы развелись, а еще через месяц после развода столкнулись нечаянно на улице.
Она, красивая, с подчеркнутой талией и белозубой улыбкой. Он, в поношенных брюках, в не глаженой рубашке, весь какой-то несвежий и худой пакетик с черным хлебом в руках. Оба остановились:
– А я смотрю, у тебя все хорошо, – жалобно проныл он, не в силах смириться с ее цветущим видом, – а у меня все плохо, понимаешь?
– С чего бы это? – сощурилась Леночка.
– Обобрала меня до нитки и еще спрашиваешь, – обиделся он, – а что, взамен дала? Обзывала всяко…
– Василиск! – передразнила она, удачно изображая его самого и его манеру знакомиться. -Обобрала, да, признаю! Так тебе и надо, за всех обманутых тобой жен сразу отомстила, скольких ты обманул?
Василиск не ответил.
– У тебя в паспорте уже два листа дополнительных вклеено, жених драный!
– Люблю я женщин, что с того? – простонал Василиск.
– А заодно и полениться любишь, – кивнула она, – и, чтобы женщина тебя кормила, ухаживала за тобой, обстирывала, а ты бы лежал да полеживал.
– У всякого свои слабости, Леночка, – простонал он.
– Это не слабость, а чистой воды нажива! – рассердилась она и, толкнув бывшего мужа плечом, уверенно пошла прочь.
Он потерянно смотрел ей вслед, в уме подсчитывая, во что встала ему эта женитьба, от ужаса потерянных денег длинный ус у него встопорщился еще больше, в то время как другой ус почти уже весь выщипанный, едва можно было различить на скорбной физиономии неудачника.
Скоро поезд унес Василия на юг, в санаторий и оказавшись посреди сероводородных источников он не чувствовал себя уже столь скверно, а познакомившись с меланхоличной, чувствительной дамочкой даже воскрес.
Через месяц он женился, в длинный список жен, в паспорте вписали новое имя. Жена, оказавшаяся богатой вдовой крупного коммерсанта, вполне возместила ему убытки и неудобства, причиненные прежней супругой. Выщипанный ус отрос, при встрече с кем бы то ни было, Василий представлялся коротко:
