Ольга Погодина-Кузмина - Адамово Яблоко
– Извини, что в халате… Нас позвали в баню – думал, увидимся там. Собственно, поздравляю тебя от души, хотя и не знаю, чего пожелать – кажется, у тебя есть все, о чем только мечтаем мы, простые смертные, – сказал Георгий, стараясь вложить в свой тон больше дружеского тепла. – Я тут с Вальтером, ты должен его помнить – мой маленький швейцарский друг, который разбирается в банковских хитростях. Наши скромные подарки отнесли к тебе в кабинет.
– Здоровья, – подсказал политик. – Можешь пожелать мне здоровья.
– Ну да, конечно. Здоровья. Это нужно каждому.
– Ты обедал? – спросил Володя. – Хочешь чего-нибудь?
– Я выпью кофе, с твоего позволения.
– Черный без сахара? – Володя подал знак обслуге. – Правда опоздал на тот поезд? И как ты себя теперь ощущаешь?
– Ничего необычного. В первый момент было немного странно… Ставить свечки не пошел, если ты об этом. Хотя все это, конечно, отвратительно – погибли люди, неизвестно зачем, ни за что.
Георгий не собирался рассказывать о том, как опоздал на вокзал – а здесь и в самом деле была странность, потому что это Игорь задержал его, уговорив переложить время и остаться с ним до ночи, чего обычно у них в заводе не было.
Официант разлил кофе в чашки и вышел из комнаты. Владимир Львович проводил его взглядом и произнес после паузы совсем будничным тоном:
– А может, зря не поставил свечку-то? – И продолжал: – У тебя не опухают ноги? А у меня проблема, особенно с утра. Совсем запретили алкоголь. Соленого тоже нельзя, – он взял ломтик диетического хлеба. – А ты в хорошей форме. Отдыхал?
– Да, выбрался на неделю в Италию.
– С погодой повезло?
– В Италии в любую погоду замечательно. Но в этот раз да, повезло.
– Завидую – можешь ездить везде спокойно, без сопровождения. То есть в таком сопровождении, в каком желаешь. У меня нет базы для такого русла… Кстати, как твоя жена?
– Хорошо, – проговорил Георгий, ощущая странное беспокойство из-за его нарочито медлительного тона, изучающего пристального взгляда светлых навыкате глаз. – А как Лариса? Я бы с радостью поздоровался с ней тоже.
– Вчера приезжала с девочками. К сожалению, редко вижу их, – ответил Володя тем же будничным тоном. – Ты, может, слышал, в последнее время у нас были трудности.
Георгий знал в общих чертах, что бизнес жены Владимира Львовича подвергался серьезному давлению и что причиной тому были какие-то нежелательные перестановки в верхах. Но его мало занимали подробности жизни небожителей, к тому же размах деятельности этой семейной империи был так велик, что пошатнуть ее могли только катаклизмы планетарного масштаба.
– Какая работа без трудностей? Лично я уже привык.
– К чему привык? – спросил Владимир Львович, рассеянно отыскивая что-то на столе.
– Привык не заглядывать в пирожок, который ем. Просто решаем проблемы по мере поступления, – Георгий чувствовал, что никак не может поймать скрытую нить этого разговора. – Да, готов отчитаться по нашим текущим. Всё с собой.
– Позже. Завтра, – Володя вдруг посмотрел на него в упор. – Кстати, о пирожках. Ты знаешь Майкла Коваля? Он тоже ваш, питерский.
– Ты уже себя к питерским не причисляешь? – усмехнулся Георгий, настораживаясь при упоминании неприятного имени.
Политик не ответил. Брезгливо осматривая и ощупывая персики в вазе с фруктами, он наконец выбрал один, поднес к лицу и отложил, так и не надкусив.
– Коваль – полезный человек. Не знаю, в курсе ты или нет, но у него прямой выход на начальника личной охраны… сам понимаешь кого. Некоторые к нему обращаются, как в Страсбургский суд… Чтобы гармонизировать сложные ситуации. Он, кстати, делает это с высоким профессионализмом.
«Высокий профессионализм – это отсосать клиенту, не размазав губной помады?» – хотел уточнить Георгий, но сдержался. Он уже слышал, что Коваль взялся представлять интересы сразу нескольких бывших партнеров Павла Козырева, недовольных разделом активов и имевших к холдингу финансовые претензии.
– В нашей ситуации пока все гармонично, если ты об этом, – возразил он, также глядя политику в глаза, пытаясь хоть что-то прочесть на одутловатом, бесстрастном, как посмертная маска, лице.
– Может, ты просто что-то упустил? – заметил Владимир Львович, улыбаясь одними углами губ, и от этой улыбки Георгию сделалось по-настоящему не по себе. – Да, как тебе новая резиденция?
– Очень впечатляет. Даже не ожидал такого. Пещера Али-Бабы, – похвалил Георгий вполне искренне.
– Да, Коваль тоже здесь, – как бы вспомнил Володя, что-то нашаривая ладонью под столешницей. – Он хотел с тобой о чем-то поговорить… Хорошо, когда есть добрые друзья и достойные враги. Друзья – помогут, враги – научат… А по нашим текущим обсудите с Феликсом. Он в курсе всех движений.
Георгий понял, что политик нажал звонок, вызывающий охрану, – через полминуты в дверях возник еще один затянутый в форму блондин и застыл навытяжку, ожидая указаний.
– Проводите Георгия Максимовича обратно в баню, – проговорил политик, подавая Георгию вялую руку. – Отдыхай. Рад был тебя видеть.
В русской парилке два крепких банщика охаживали гостей березовыми вениками. Там Георгий и нашел Вальтера, весьма охотно подставлявшего филейные части под березовые розги. Журналист уже открыто потешался над ним:
– Что, немчура, и хочется, и колется? Эх ты, липучий голландец! А то гляди, тут камеры везде напиханы. Снимут все это непотребство и покажут твоей фрау.
Вальтер испуганно взглянул на Георгия.
– Он говорит, что тут везде камеры?
– Он шутит, не обращай внимания, – заставил себя улыбнуться Георгий Максимович, хотя предположение не показалось ему таким уж невероятным.
Они вышли в зону отдыха, где служители наливали из самоваров чай и разносили холодную хреновуху. В этот момент одышливый банкир, завернутый в простыню, словно древнегреческий философ, подвел к ним человека, которого Георгий сразу узнал. Волосы у нового гостя были сухие и халат совсем свежий – он, видимо, не парился и не купался. Он смущенно протянул Георгию руку.
– Георгий Максимович, помните меня? Я Майкл Коваль… Мы с вами работали в ревизионной комиссии по агропромышленным кластерам. Затем встречались в Лондоне, на благотворительном аукционе…
Не собираясь ему подыгрывать, Георгий молча пожал сухую маленькую ладонь. Этот человек был ему агрессивно неприятен, но обстоятельства заставляли считаться с ним и быть настороже.
– Не хотите сыграть в бильярд? – предложил Коваль. – Тут в соседнем зале есть столы… Я неважный партнер, но попытаюсь вспомнить, чему меня учили.
– Что ж, отличная идея, – проговорил Георгий, вглядываясь в его тревожно-напряженное лицо, матовое и бархатистое от тонального крема. – Я тоже играю по-любительски, но готов поставить пару сотен.
– Да-да, согласен, – тот кивнул с виноватой улыбкой, – без ставки играть неинтересно. Это как в любви, которую ценишь, только когда боишься потерять.
Георгий повернулся к Вальтеру.
– Ты здесь или пойдешь в парилку?
– Я не хочу с этими людьми, я пойду с тобой, – заявил Вальтер по-немецки.
– Расслабься, тут нечего бояться, – также по-немецки ответил Георгий. – А то потом будешь жалеть, что не воспользовался случаем. Не бегай от снайпера, в его игре другие правила.
Георгий Максимович жестом подозвал Геру, который о чем-то переговаривался с официантами, разносившими чай. Вальтер сверкнул глазами.
– Не знаю, во что ты меня впутываешь, но Бог слышит только твои молитвы, Измайлов. Помолись, чтобы я вернулся живым.
Коваль выиграл розыгрыш. Георгий заметил, что он прицеливался по битку левой рукой.
– Да, я тоже левша, – тут же сообщил он. – Не знаю, считать ли это преимуществом, как в теннисе…
– Может, сразу к делу? – предложил Георгий. – Как я понял, у вас ко мне какой-то вопрос?
Тот посерьезнел.
– Да, это так… Прежде всего должен отметить, что это абсолютно приватный разговор. Вам, может быть, покажется странным, Георгий Максимович, но я отношусь к вам с уважением и большой симпатией. Вы человек, который располагает к себе… Поэтому я и хотел поделиться с вами дружескими наблюдениями. Хотя обычно это не в моих правилах.
Георгий, который как раз прицелился по удобному шару, отчего-то смазал удар.
– Наблюдениями?
Семенящими шажками Коваль обошел вокруг стола.
– Знаете, как говорят – на своих ошибках учатся, на чужих наживаются… Я сейчас много думаю про девяностые. Странное было время… На нас сразу обрушилось столько нового, пугающего. И вместе с тем было интересно, хотелось понять, как устроен мир, виделась перспектива впереди. Теперь это совсем ушло. Даже наш уважаемый хозяин… Кто тогда мог предположить, каким упадком закончится этот взлет? Хотя и тогда, и сейчас мы также видели бессилие власти, ее неспособность справиться с протестными выступлениями, с той вечно дремлющей, но страшной стихией, которая называется «русский народ»… Тогда танки, сейчас ОМОН, эта встряска в силовых структурах… Маленький человек, поставленный защищать ценности, в которые он не верит, ведет себя, как хорек в курятнике. Загнанный в угол, он кусается и шипит. Помните, как у Мандельштама? Мы живем, под собою не чуя страны…
