Константин Шеметов - Магазин потерянной любви
Был ли в альбоме он сам? Это вряд ли. Впрочем, как не было там и Вики Россохиной с Ирой Свириденко. Они хоть и не просили их любить, но на хуя так жить – не спрашивали.
Расставшись с Хьюлет, Митя долго стоял под дождём, смотрел за светофором и слушал, как тот переключался – размеренно и словно отсчитывая остаток жизни. Примерно в половине десятого он зашёл в «Грабли», взял себе жареной форели, салат из свежих овощей и виски со льдом. Светофор по-прежнему переключался, а Митя всё никак не мог оправиться от ощущения безвозвратной потери.
Из головы не выходила Луиза.
ЛУИЗАВ своих книжках Джони собрал целую коллекцию всевозможных Луиз. Начиная от Луизы – королевы Пруссии (Луиза Августа Вильгельмина Амалия, 1776–1810) и заканчивая «Закатом Луизианы» Люциуса Шепарда, этим мистическим и довольно глупым романом американского писателя. Здесь были также отель «Луиза» в Калининграде, Луиза Сомерсета Моэма (из рассказа «Луиза»), Мадонна Луиза Вероника Чикконе, «Луиза Миллер» – пьеса Фридриха фон Шиллера (1784, впоследствии «Коварство и любовь»), Луиза Андриевская – продавец магазина «Клондайк», ну и, конечно, Луиза Коле – возлюбленная Флобера.
Джони давал им подробную характеристику, при описании ссылался на различные документы и кое-что добавлял от себя, вписывая образ в тот или иной сюжет. Вот, к примеру, как он использовал Коле и Флобера, пережив очередную ссору с Викой Россохиной. «Гюстав поджидал её на платформе, поезд давно подали, но Луизы как не было, так и нет. Да и существовала ли она вообще? – думал он, глядя на проводниц в чёрных пальто и со значками “Французских железных дорог”. Поднявшись на ступеньки вагонов, проводницы улыбались остающимся на перроне людям, а лишь поезд тронулся, замахали флажками и принялись закрывать двери – одну за другой, пока не закрыли все».
Луиза Коле так и не пришла. В конце зарисовки Джони провожает поезд взглядом сожаления, но не совсем – он также и рад, что продлит интервал счастливой надежды, а на прощанье цитирует Джулиана Барнса: «Луиза, разумеется, могла бы устроить сцену и на платформе. Её привычки набрасываться на Гюстава, были хорошо всем известны. Она всегда искала соперницу, но таковой не было, если не считать Эмму Бовари (Дж. Барнс, «Попугай Флобера»)».
Как выяснил Митя, Луиза Коле в отличие от Вики Россохиной была довольно известным персонажем. Она переводила Шекспира, получила академическую премию за свои стихи, Виктор Гюго называл её сестрой, а Беранже – музой. Она никак не могла понять, как может Гюстав любить её, не испытывая желания видеться с ней. Занимаясь реконструкцией в «Попугае Флобера», Джулиан Барнс и вовсе пришёл к выводу, что его герои имели эстетическую несовместимость. Тем не менее Гюстав и Луиза пробыли вместе около восьми лет.
К слову сказать, Джони не отдавал видимых предпочтений ни одной из своих Луиз. Экспонаты этой коллекции то и дело возникали по ходу повествования и в целом придавали истории неповторимый романтический оттенок.
Разве что – Луиза Андриевская. Джони так и не смог развить этот образ, хотя нет-нет, а и вспоминал о нём. Дело в том, что он знал Андриевскую лично. Он видел её и разговаривал с нею по меньшей мере дважды: в магазине «Клондайк», когда они познакомились, и шесть лет спустя, когда он повстречал её на автобусной остановке в Медведково. Иными словами, Луиза Андриевская была слишком реальна для воображения и в этом смысле, безусловно, уступала королеве Пруссии, отелю в Калининграде и уж тем более «Коварству и любви» Фридриха фон Шиллера.
Так что Джони ограничился лишь общим описанием Луизы Андриевской под впечатлением их первой встречи. «Невероятно, – пишет он. – Передо мною стояла живая Луиза – в кедах с розовыми шнурками и вельветовых джинсах. У неё были усталые глаза, длинные ресницы и акцент, будто она прилетела из галактики М33».
Складывалось впечатление, что Джони не хватало реальных отношений с Викой, и он всячески пиарил собирательный образ Луизы. Пиарил с радостью и увлечённо, но не для того, чтобы продать, а скорей для собственного удовольствия. Метафорически – он принимал брак, чинил его и возвращал покупателю: «Вот ваше устройство, – Джони как бы лучился божественным светом, – оно исправно и готово к работе».
Кульминацией в развитии собирательного образа стал ураган «Катрина», пронёсшийся над Луизианой в августе 2005-го. Высота волны достигала семи метров. Она разрушила искусственную дамбу и подчистую смыла Новый Орлеан – крупнейший город штата.
«По сути, – записал тогда Джони, – это был структурный брак в системе проектирования города и, в частности, его защитных сооружений». Структурный брак был допущен на ранних стадиях проектирования и в итоге сотряс всю конструкцию – одномоментно и со всей жестокостью.VII
Если и ошибаться, думал Митя, то по мелочам и, уж конечно, не в начале проектирования. Чем раньше допущена ошибка – в том числе и поспешное соединение людей, – тем последствия более разрушительны. Митя не видел здесь никакой загадки. Тщательно продуманный механизм имеет лучшие показатели надёжности, он исправно функционирует вне зависимости от срока гарантийного обслуживания и ломается лишь по мере физического износа. Устройство же, спроектированное абы как (пусть даже и качественно собранное), напротив, ломается быстро, не выработав гарантии. Такое устройство уж если сломалось, так сломалось – чинить его бесполезно.
Взять хотя бы Пизанскую башню – идеальный пример структурного брака: сколько ни выравнивай её – она всё время падает.
То же касалось и Джони с Викой Россохиной. Они падали уже при одной мысли друг о друге. Джони падал от любви, а Vi от неприязни. Ни о каком их соединении не могло быть и речи. Как и у Флобера с Луизой Коле, между ними была в своём роде эстетическая несовместимость.
Вероятно, несовместимость была и у Хьюлет с Лизой Берковиц, но здесь Митя остерегался прямых аналогий. Он не считал себя гомофобом и, более того, придерживался естественных причин однополой связи. Он точно знал – однополая связь обусловлена биологически, она является следствием эволюции и представляет собой часть всё того же разнообразия. Иначе говоря, Митя исходил из сложности человека.
В самих отношениях Кати Мануиловой и Лизы Берковиц он не видел никакого структурного брака. Связь и в самом деле была самой прекрасной. Единственной ошибкой у них могла быть Луиза, думал Митя. При однополой связи, рассуждал он, довольно трудно завести детей – какие уж тут дети. Успешный союз однополой пары тем и прекрасен, что основан как раз на самих отношениях. Более того, дети, а в нашем случае Луиза Берковиц-Мануилова, есть не что иное как свидетельство гетеросексуальности. Митя не знал, что и думать. Ответ напрашивался сам собой: структурным браком в истории Хьюлет и Лизы было скорей недопонимание своей физиологии. Иными словами, они думали, что лесбиянки, а в реальности ими не являлись. Самое время оценить ущерб. Да разве ж его оценишь.
Не говоря уже о современной России. Как и Пизанская башня, она всё время падала. Здесь неуклонно падала продолжительность жизни. Падали экономические показатели, с крыш падали сосульки, люди падали на рельсы в метро, они падали с Большого Устьинского моста, падали духовно и физически, падали нравственно, а поднявшись, падали снова. Не падал только рейтинг «лидера нации». По информации государственных СМИ, уровень доверия к нему даже рос, и такое фантастическое доверие как раз и было следствием настоящего структурного брака.
«От брака один ущерб, – заключил Митя. – Если только брак этот не умышленный». Митя по-прежнему сидел в «Граблях». Он никуда не спешил, и со стороны казалось, спасался одиночеством. А разве не так?
Умышленный брак, размышлял он – что абсурд, на котором можно неплохо заработать. К слову сказать, стоимость экскурсии в Пизу неуклонно росла. К 2016 году от посещения одной только башни устроители выставки получали до 10 тысяч евро ежедневно. Вот и думай теперь.
Пизанский абсурд – как форма безответной любви. Альбом современного искусства, о котором писал Джони. Вика Россохина хоть и не искала там место, но всё ж таки нашла его, и Джонины записи как нельзя лучше подтверждали это. Иными словами, Джонину Пизанскую башню можно было продать. Магазин функционировал, но как – надо было ещё разобраться.
Новый Орлеан был восстановлен довольно быстро. Бактерия, поразившая затопленные дома, вскоре была побеждена. Особенно отличились научно-исследовательские подразделения, инженерные компании и страховые инвесторы. В целом работа вышла триумфом справедливости. Учёные, строители и банкиры бились, как солдаты на войне. Так и война, не сомневался Митя, – умышленный структурный брак.
«В идеале, – пометил он на следующий день в своих учётных записях, – брак должен быть глобальным и всеобъемлющим. Непременным условием высокой доходности абсурда является его осмысленность. Осмысленный бракованный абсурд, – подчеркнул Захаров. – Производство и торговля браком – вот единственная перспективная отрасль в условиях дефицита энергоресурсов. Наиболее эффективное сочетание промышленности и культуры. Страница, альбом, тысячи альбомов современного искусства».
