Надежда Нелидова - Хлеба и зрелищ!
Наконец, в окружение гусят и утят вышла девушка с толстой косой, странно вихляясь всем телом и запрокидывая голову назад (Даун, догадалась Антошка), и отогнала кобылу.
Во время бега с препятствиями Антошкин диктофон сам собой включился, и пленка долго хранила заполошные крики, визг, загнанное дыхание и гневный храп кобылицы… Сегодня снова поехала с Кияновым: пожалуйста, штативом съездило по башке. А если сотрясение мозга, вон даже тошнит? Или в том виноват подкисший борщ?
…От трассирующих пуль на земле тут и там дымились пылевые смерчики. Звериными пружинистыми перебежками двигались омоновцы, окружая захваченную боевиками школу. Здание стояло как вымершее: ни единой фигуры в окне, ни единого звука. Но столько человеческого горя, столько немых рыданий в этот момент содержало оно, что, казалось, под их напором стены крепятся из последних сил, вот-вот не выдержат, дадут трещины, рухнут, рассыплются.
Зазвонил телефон.
– Антонова, День города пока что никто не отменял. Ты материал сдавать собираешься? Ну и что Беслан? Слышала пословицу: умирать собрался, а жито сей? Материал проплачен, чтобы живой, задорный, с огоньком написан был. Не забудь отметить конкурс карнавальных костюмов по предприятиям.
Антонова утерла кулачком слезы: проклятое журналистское жито! В эту самую минуту в Беслане… Эти, хуже фашистов, согнали первоклашек в спортзал… А она, Антошка, как заяц на барабане, выколачивает из клавиатуры: «Вокруг безмятежный смех, веселые, румяные от сентябрьского холодка лица горожан… Карнавальное шествие возглавляет коллектив птицефабрики. Кто это важно выступает в желтеньком пушистом оперенье, свесив огненный гребень набок (переодетый цыпленком-бройлером небритый мужик)? Следом бежит отряд румяных аппетитных окорочков и т. п.»
Сложные отношения сложились у редакторши с Антошкой, лишь та с институтской скамьи устроилась в районной газете. Из первой поездки на дырявую ферму, где в детском отделении телята лежали, вмерзнув в навозный ледок, и натужно, как старички, кашляли от бронхита и воспаления легких, Антошка вернулась с темным лицом. Сидела за компьютером всю ночь и утром выложила перед редакторшей текст. Он начинался так: «Я писала кровью…»
Редакторша прикинулась непонятливой: «Как это: кровью?» Антонова объяснила: «Ну, макают перо в кровь. Или в желчь». «Ну, ну. Ты бы хоть ударение поставила, а то люди не поймут. Подумают, что корреспондентка пИсала кровью». Антошка вспыхнула, сгребла печатные листы. Редакторша – вредина вслед успела крикнуть: «Желчью, кстати, тоже пИсают».
Антошку трясло. Киянов успокаивал:
– Груба, это есть, а так справедливая тетка. Не делит коллектив на любимчиков и черносписочников. За нашего брата, газетчика, горой стоит. Менеджер каких поискать, рекламодатель к нам прет. В других «районках» из кулька в рогожку перебиваются, а у нас зарплата ого.
Между прочим, та статья про телят вышла, ферму подлатали, утеплили.
«Представьте себе большой дом, хозяева – мы с вами. Рабочие, врачи, педагоги, ученые, домохозяйки, артисты, военнослужащие. Чтобы продуктивно работать, спокойно отдаваться любимому делу (а в доме был порядок), мы раз в четыре года отправляемся на рынок услуг. Рынок – крикливый, оживленный. Выбор – богатейший, глаза разбегаются. Сотни, десятки сотен претендентов. Наперебой расхваливают сами себя, брызжут слюной, с жаром бьют в грудь. Мы приятно удивлены: такую, в сущности, черную, неблагодарную работу рвется исполнять столько желающих. Возвращаемся счастливые и успокоенные. Нанят полный штат обслуги: экономы, управляющие, дворники, охрана.
Идет время, и в доме творятся странные вещи. Хороший слуга – это незаметный слуга, слуга-невидимка. Однако вместо того чтобы бесшумно и быстро наводить в комнатах обещанный порядок, слуги подробно и со вкусом объясняют, отчего в доме грязь и холодильник пуст. Как они этим озабочены. Что мешает им вплотную заняться борьбой с этим явлением. Какие меры предпринимаются. Какие целевые программы написаны. Какие кадровые перестановки поспособствуют улучшению ситуации. Сколько конференций и встреч на высшем уровне проведено, какие резолюции вынесены. Какие договоры подписаны, и какие указы изданы, какие комитеты организованы.
Слуги выжили хозяев в чуланы под лестницей, а сами заняли лучшие комнаты. Сами себе назначили зарплату, намного превышающую хозяйский доход, погрязли в долгах. Открыли счета в заграничных банках. Отдыхают на тропических островах, тогда как хозяева могут позволить себе в отпуск разве что за грибочками в соседний лесок выбраться. Завели машины с мигалками. Сытое житье пошло впрок: обслуга склонна к активному почкованию и размножению, так что хозяева тоскуют: «Господи, как такую прорву прокормить?» Хозяева измождены и зачуханы, а слуги… Да что там, включите телевизор, личики в экран не помещаются.
Слуги забронировали свои комнаты, у дверей посадили охрану. Какие-то подозрительные личности, сгибаясь от тяжести, тащат из комнат хозяйское имущество. Слуги шушукаются по углам, заключают сомнительные сделки. А хозяева на кухне боязливо перемывают им косточки… Увы, такова натура всех слуг на свете: без ежовых рукавиц они мгновенно хамеют. Слуг-то переделать можно, а вот как переделать горе – хозяев? Плохи не слуги, а хозяева, которые разрешают слугам садиться на свою шею…»
– Гос-споди, что это?! – откинулась на спинку стула бледная редакторша.
– Вы же сами дали задание написать о предстоящих выборах исполнительной и законодательной власти. О слугах народа.
– Етит твою мать. А это еще что за опус?!
– Журналистское расследование по письмам читателей. Факты подтвердились: председатель комитета по имуществу непрозрачно делит жирные куски муниципального пирога. Архитектор берет взятки. Прокурор их покрывает. Город пронизали щупальца коррупции. Марко Незе с его «Спрутом» отдыхает.
Редакторша долго и тщательно рвала Антошкины листочки и эффектно сыпала в мусорную корзину.
– Антонова. Ну, уйдут меня на пенсию. Назначат Грюкина из отдела патриотического воспитания. Будете у него, гении мокрохвостые, ходить строем и хором пукать: «Взвейтесь кострами, синие ночи».
… Редакционные дамы напекли пирожков, командировали Антошку в травматологию, где в очередной раз томился Киянов. Вчера делал фоторепортаж с рытья фундамента под новый дом. Азартно прыгал со своей «сонькой», снимал с разных ракурсов. И тут его сзади тюкнуло по голове ковшиком экскаватора. Нечаянно. Легонько, конечно, тюкнуло, но ведь – экскаватор…
В больнице шел ремонт, на лестничных маршах умопомрачительно пахло свежей побелкой. Мелом пахло! Антошка его бы горы съела. Хотелось, пока никто не видит, лизнуть стену… Жадно, ненасытно вгрызаться, как тот экскаватор. Выгрызть вот такую дыру. Об извращенном аппетите призналась Киянову. Тот, с ледяным пузырем на макушке, жуя пирожки, подозрительно заметил:
– Ты, мать, не беременная ли?
– Киянчик, ты дурак.
Покупая в «Канцтоварах» пачку мела, Антошка уже все знала. У нее будет малыш. Сын нового мэра, маленький Коррадо Каттани. Так про себя назвала мэра Антошка. С его приходом повеял свежий ветер перемен. На архитектора завели дело. Председатель комитета по имуществу томился в СИЗО. Прокурора перевели в другой город.
Антошке поручили сделать о нем материал в рубрику «Знакомьтесь: персона».
– О, юная пресса!
Совершенно непохожий на мятых временем и тяжким бременем работы чиновников. Вылитый актер Микеле Плачидо, игравший отважного комиссара в фильме «Спрут»: тяжелый подбородок, глубоко посаженные умные глаза, буйная шевелюра. Карман пиджака что-то оттягивает: не исключено, что пистолет. По окончании беседы мэр вынул из кармана не пистолет, а фляжку с вензелями. Разлил себе и «прессе» в серебряные рюмочки коньяк…
Второго марта выходил последний предвыборный номер газеты. План, разработанный Кияновым и Антошкой, был прост: редакторша на больничном, заместитель в командировке. Номер в печать подписывает ответственный (в редакции его звали безответственный) секретарь. Для него бутылка что мамкина грудь, после нее он подмахнет номер в печать не глядя.
Киянов спокойно верстает полосу, стирает ура – передовицу, а в типографию по электронке сбрасывается Антошкина статья. Та самая, которую редакторша искрошила в мусорную корзину. А электронный вариант-то остался! Антонова не сомневалась: статья зажжет глаголом сердца людей. Прочитав ее, они выйдут из летаргического сна. Оглянутся, прозреют, ужаснутся, гневно взрыдают и… Найдут ответ на извечное русское: «кто виноват» и «что делать».
Номер подписывался в четыре часа. Киянова все не было. Зеленая от токсикоза и ожидания Антошка металась по редакции. В половину четвертого Киянов позвонил и мрачно сообщил, что находится в обезьяннике. Его подкараулили и запихали в спрятавшуюся в кустах «ментовку».
