Наринэ Абгарян - Две повести о Манюне
– Сначала брызнуть в розетку водой или спицу туда затолкать? – крепко призадумалась она. – Нет, вода. Нет, спица. Нет, вода. Нет, спица, – спорила какое-то время она с собой.
Решила-таки довериться считалочке. Надо было поторапливаться, поэтому сестра ограничилась коротенькой грузинской считалочкой: «Акали-бакали-чаварда-какали». «Какали» досталось клизме. Каринка прыснула в пятачок розетки водичкой и победно вставила спицу.
– Аааааа, – подскочил отец, – свет ушел!
– Гооооол! – донеслось из всех распахнутых окон нашего городка. – Гоооооол!!!!
– Аааааа, – закричал отец, – свет только у нас ушел!
Он нацепил тапки и, как был, весь в пижаме, с кокетливо обмотанным на талии пуховым платком, выскочил из квартиры и принялся ломиться в дверь напротив.
– Арам, – попутно кричал он в дверной глазок, – угловым забили или штрафным?
– Угловым, – распахнул дверь Арам и, ничуть не пугаясь папиного вида, впустил его в квартиру.
– Кто? Кто забил? – бился в истерике отец. – Я не видел, у нас в квартире почему-то свет ушел.
– «Динамо-Киев». Матч закончится – посмотрю, что там у вас произошло.
Дядя Арам работал электриком и по-соседски курировал все наши электроприборы. Папа в благодарность без очереди курировал зубы дяди Арама.
И, пока он досматривал у дяди Арама футбол, заодно подъедая все его припасы на зиму, Каринка потихонечку отходила в углу детской. Мы до сих пор диву даемся, как в тот злосчастный день ее не убило. Сестру больно ударило зарядом электричества по руке и отшвырнуло в сторону. Когда я пришла звать ее на ужин, она уже восстановила все свои условные и безусловные рефлексы и пыталась выдернуть из стены намертво запаявшую розетку спицу.
– Ты чего это натворила? – испугалась я.
– Да вот, – скромно потупилась Каринка.
И тут у сестры закончилось везение. Потому что пока папа бесновался у соседей, у мамы освободились руки. И Каринке досталось по полной программе и за «пиляд», и за полетевшее электричество, и за испорченную спицу.
Потом мы все дружно поели, и очень даже вовремя, ибо следом вернулся отец и взял штурмом кухню. Подъел все, да так, что можно было сковороду и кастрюли сразу убирать в шкафчик с чистой посудой.
А далее мама сбегала в магазин за вермишелью, а заодно заглянула в подвал и притащила банку с аджикой и банку с печеными овощами. Нужно было готовиться к папиному очередному голодному приступу.
Пока мама жарила вермишель, чтобы приготовить плов на скорую руку, мы, обступив отца со всех сторон, слушали его рассказы о детстве. Папа, когда болеет, очень любит рассказывать о своем детстве.
И тут я вспомнила про кровь Пашо.
– Пап, а почему нас ругают кровью Пашо?
– Это кто вас ругает кровью Пашо? – нахмурился отец.
– Ты лучше расскажи им, кто такой Пашо, – заглянула в комнату мама.
– Можно подумать, твои гены в зубодробительности уступают моим, – разобиделся отец.
– Дети, – вздохнула мама, – Пашо – ваш прапрадедушка. Я не знаю другого такого человека, которого разъяренный батюшка дважды отлучал бы от церкви. За чудовищный характер. Несмотря на то что ваш прапрадед ни разу не переступил порога храма и не платил церковной десятины, он, завидев на улице священника, начинал в остервенении крутить у него перед носом дули и выкрикивать вслед всякие обидные слова. За что и был дважды предан анафеме. Всю жизнь Пашо провел как бы в окопах, воюя с законами мироздания, не признавал теории гелиоцентрического строения Вселенной и находился в перманентной войне с Богом. Которую, я думаю, он таки выиграл. С большим перевесом, да.
Мы ничего не поняли из маминого рассказа, но на всякий случай дружно поахали.
– А Корнилиха? – встрепенулся папа. – Что же ты тогда о своих генах умолчала?
– Чего это Корнилиха? – разобиделась мама.
– А того! Дети, рассказать вам о маминых мощных славянских корнях?
И папа рассказал нам о маминой бабушке Анне Корниловне Медниковой, которую народ для пущего пиетету величал Корнилихой. Корнилиха была помещицей, рано потеряла мужа и одна поднимала четверых детей. Была известна своим крутым нравом, никогда не прощала обид и работников, принявших на грудь, собственноручно секла вожжами. «До треску в костях», – вращая зрачками, заключил папа.
– Ну и предки у вас, – испугалась Маня, – вот ведь изверги!
– И кому-то этот набор генов достался в полном комплекте, – горестно вздохнули родители и уставились на Каринку.
У сестры по лицу заметались глаза.
– Нет у меня никаких генов, – возмутилась она.
– Конечно, нет. У тебя не гены, а пургены, – заключил папа и скорбно сложил на груди руки.
Глава 10
Манюня пишет фантастичЫскЫй роман, или Папа – Ян Амос Коменский
Есть у детей одна удивительная особенность, не поддающаяся никакому логическому объяснению. Почему в будние дни, когда нужно просыпаться рано, их не добудишься, зато в выходные они поднимаются ни свет ни заря?
– Ну что за наказание такое, – ругалась мама, – неужели нельзя хотя бы в воскресенье дать мне выспаться?
– Я кушать хочу, – канючила Гаянэ.
Мы с Каринкой виновато сопели на пороге родительской спальни. Нам было очень жалко маму, она действительно недосыпала – поднималась в шесть утра, а ложилась поздно ночью. Мама вела в старших классах русский язык и литературу и часто приносила домой большие стопки тетрадей с контрольными диктантами и сочинениями. Вечера напролет она занималась нами, а когда мы ложились спать, стирала, гладила или вязала, а потом еще проверяла тетради учеников. Мы помогали ей как могли. Если мама затевала стирку раньше, чем мы ложились, я вместе с нею полоскала и отжимала белье. Сначала мы прокатывали его между двумя валиками стиральной машины – я крутила ручку, а мама заправляла отстиранное обжигающее белье в валики, а потом полоскали в ванне, доверху наполненной чистой водой. Далее затягивали белье жгутом и, накручивая с обоих концов, отжимали влагу по возможности до последней капли.
Какое-то время и с приготовлением завтраков получалось справляться самим; в конце концов, мы с Каринкой были уже достаточно большими девочками и вполне могли соорудить бутерброды и заварить чай. Но одна жды я чуть не спалила полкухни, и мама строго-настрого запретила нам подходить к плите. А раз уж завтракать всухомятку она нам тоже не разрешала, пугая детским гастритом, то ничего не оставалось, как будить ее ни свет ни заря.
Пока полусонная и недовольная мама жарила омлет и заваривала чай, мы с делано-скорбным выражением на лицах накрывали на стол.
– Мам, мы ооочень долго терпели, – оправдывалась Гаянэ, – вот когда совсем в зивоте заскворчало, тогда пошли тебя будить.
– Может, все-таки заурчало? – Мама поддела лопаточкой румяный омлет и перевернула его на другой бок.
– Сначала заурчало, потом заскворчало, да так сильно, что ноги вот так – вот так делали, – Гаянэ взобралась на угловой диванчик и мелко затрясла ногами. – Прыставляешь, мам, чуть с голоду не умерли, так ноги дрыгались!
Мама прыснула и окончательно проснулась. Чмокнула Гаечку в кругленькую щечку.
– Это даже хорошо, что вы меня разбудили, а то мне снился жуткий кошмар, – вздохнула она.
– Какой?
Но мама не стала рассказывать, что ей снилось. Она разложила по тарелкам омлет и ушла в ванную комнату – «разговаривать с водой». Этому ее научила бабуля. В Архангельской губернии, откуда она родом, считалось, что вода уносит с собой все печали.
– При этом нужно обязательно соблюдать два правила, – объясняла она, – рассказывать свои горести «бегущей» воде и не проговариваться больше никому. Иначе она обидится и не поможет. Это сейчас все просто – открыл кран и нажаловался о своей беде. В наше время такого не было. Проснешься с утра, или к речке побежишь, или встанешь над дождевой бочкой, зачерпнешь ковшиком воды, льешь тонкой струйкой и рассказываешь. А потом прошепчешь: «Водичка-водичка, унеси мои страхи за далекие берега в темные врата, да закопай в глубоком овраге, да придави тяжелым валуном».
– И помогало? – Мы, затаив дыхание, слушали бабулю.
– Помогало.
Мы с Каринкой как-то уже просили помощи у воды. Аккурат перед творческим вечером в городском доме культуры. Маня на этом концерте должна была сыграть на скрипке, а на нас с Каринкой возложили ответственность исполнить в два голоса песню «Мокац невесты».
В ночь перед выступлением мы не сомкнули глаз. Волновались.
– Давай попросим у воды, чтобы она помогла нам, – предложила сестра.
– Давай, – обрадовалась я.
Мы прокрались в ванную, открыли кран.
– Водичка-водичка, – зашептала Каринка, – унеси наши страхи за далекие берега да похорони, где бабуля рассказывала, а то мы не помним, чего она там говорила. И сделай так, чтобы мы на концерте выступили лучше всех.
– За Маню еще попроси, – пихнула я ее локтем.
