KnigaRead.com/

Владимир Шаров - Старая девочка

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Владимир Шаров, "Старая девочка" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Мама еще во время нашей первой поездки объяснила мне связь между этими двумя числами, так что я знал, что одно по единичке перетекает в другое, одно растет – другое же становится меньше, и здесь нет ничего несправедливого, потому что, когда мы поедем обратно, так же обратно будут перетекать и числа. Мама объясняла мне это очень старательно, для наглядности даже стала переливать кипяток из термоса в чашку и снова назад в термос, я боялся, что она промахнется, ошпарит меня, но видел, что вода в самом деле без сопротивления, напротив, как будто весело ходит туда-сюда, и всё же я не был убежден, что-то в этой легкости вызывало у меня протест. По тому, что я тогда уже знал о жизни, – так просто вспять вернуться было нельзя.

Мама была очень раздосадована моей непонятливостью, особенно же тем, что я показал себя тупым на глазах у чужих; позже ее еще долго огорчало, что, сидя в машине, я слежу, проверяю чуть ли не каждый километровый столб, вместо того чтобы смотреть на деревья, рассеченные дорогой поля, мост, нависающий над рекой, и другие красивые вещи. Всё это, впрочем, не слишком важно.

Метров через двести после семьдесят третьего километра с шоссе мы сворачивали направо и дальше ехали по мрачной еловой аллее. Дорога здесь была вымощена булыжником, но на него давно лег такой толстый слой грязи и иголок, что машину совсем не трясло, вокруг только негромко шуршало, как бывает на свежераскатанном асфальте. Аллея эта была очень странной; неизвестно кем и когда посаженная, кем и для чего вымощенная, она упиралась в большой луг, с трех сторон обойденный лесом, и лишь снова направо шла череда из восьми или девяти дач, построенных разом по одному проекту для неведомого министерства.

Правда, на машине мне доводилось ездить нечасто, и это к лучшему, потому что другую дорогу, другой путь на дачу я любил больше. Поезд шел с Ленинградского вокзала, но ждали мы его на платформе Ховрино, совсем близко от нашего дома на Соколе, и дальше ехали до полустанка, который так и называется – “73 километр”. Садились мы в первый вагон и, спустившись вниз, шли опять же направо к шоссе. До дороги было километра два. Прежде нам надо было пересечь огромное, как и раньше роскошное – бабушка отмечала это всякий раз, – бывшее имение графов Шереметевых. В отличие от многих других поместий, здесь всё уцелело, а кое-что даже прибавилось. Если я правильно помню, оно попало в руки одного из военных ведомств, кажется, Морского флота, и сделалось его главным санаторием. При мне здесь был целый городок со своими магазинами, кинотеатром, всевозможными мастерскими для отдыхающих, но, конечно, и не только для них, – для родителей это было спасением: из Москвы возить ничего было не нужно.

Облик санатория сохранился во мне не хуже дачи. Я помню нависающую над прудом колоннаду центральной части дворца и маленькие, будто игрушечные колоннады двух флигельков, помню огромное здание конного завода; там при мне помещались столовая и больничный корпус, помню старую оранжерею, переделанную в кинотеатр. Могу и сейчас нарисовать многочисленные, тоже с высокой колоннадой, беседки, расставленные то тут, то там на насыпных холмах. Однако главным украшением имения (для меня, во всяком случае, главным) была запутанная система каналов и прудов с десятком перекинутых через них кованых чугунных мостиков.

Надо отдать флоту должное, всё это, как и лодочная станция, содержалось в отменном порядке. Каналы, которые, беспрерывно петляя, то сходились, то расходились вновь, защищали высокие крутые валики земли, аккуратно засаженные травой, столь же аккуратно подстригаемой; они почти отовсюду скрывали воду, и, когда отдыхающие катались на лодках, фигуры их были видны только выше плеч, и странное, почти театральное ощущение не спеша снующих туда-сюда голов я помню до сих пор.

Так же хорошо помню и пруды: широкие, обрамленные полосой чистого желтого песка; там, где они соединялись с каналами, берега были выложены камнем, и эти маленькие кусочки набережных в жестких черных горловинах как бы устанавливали разность двух вод – лодки, выплывающие из узких каналов, всегда появлялись медленно – сначала нос, потом борт, корма – и оттого казались большими кораблями.

Мне довольно часто удавалось уговорить кого-нибудь из родных (особенно податлив был отец) пойти со мной в санаторий взять лодку, сейчас я понимаю, что и для него это было немалым удовольствием. Я очень ценил, когда меня сажали на весла – в семье считалось, что гребля полезна, – и, едва отойдя от причала, торопился уйти в один из каналов, а дальше мы плыли и плыли между высоких тесных берегов; нос лодки не спеша раздвигал резную бледно-зеленую ряску, за кормой, немного обождав, она опять сходилась; было видно лишь небо, мы смотрели на него, как из колодца, и только иногда, когда мы проплывали под одним из чугунных мостиков, над нами по небесному мосту шли люди, совсем другие люди, пересечься с которыми наши дороги не могли. Мы были с ними в хороших, ровных отношениях, они любили глядеть на нас, даже облокачивались для этого на перила, мы тоже любили на них смотреть; приближаясь к такому мостику, я всегда переставал грести, складывал весла в лодку, и мы плыли совершенно бесшумно, всё медленнее и медленнее.

Кроме санаторских каналов на семьдесят третьем километре меня привлекало еще одно место, находившееся совсем близко от дачи. Я уже говорил, что направо, вплотную к аллее примыкал лес. Там тоже было немало старых елей, иногда я даже путался: бор ли это всё и идти еще далеко, или уже аллея и до дома рукой подать. Через лес шла узкая, но хорошо утоптанная тропинка, скоро выводившая на берег заросшего озера.

К самой воде из-за густого кустарника почти нигде нельзя было подойти, да и в двух-трех местах, где кустарник расступался, земля была топкая, зыбкая, вода здесь уходила под берег. В нашем поселке это лесное озеро пользовалось дурной репутацией, купаться сюда никто не ходил, все предпочитали, хоть и по жаре, идти за три километра на большое Сенежское озеро, но ловить рыбу в сопровождении бабушки мне здесь дозволялось.

И все-таки в озере купались. С другой стороны прямо на воде, словно она плыла, виднелась почерневшая и покосившаяся купальня. Там была какая-то таинственная генеральская дача с огромным, в несколько гектаров участком. Путь, которым обитатели до нее добирались, я не знаю, но, кажется, ехать надо было длинной окружной дорогой, а последний километр – вообще специально прорубленной в лесу просекой. Об этом генерале ходило множество сплетен, дачу его, крышу которой можно было увидеть лишь осенью, когда опадали листья и лес делался гол и прозрачен, звали у нас не иначе как “замком”, под стать были и сами истории.

Сейчас хорошо я не помню, кажется, ни одной; осталось только, что у генерала от жены, бывшей моложе его лет на тридцать, было две дочери и что он тяжело и безнадежно пил, пьяный же делался буен. Взрослым я услышал, что младшая из его дочерей покончила с собой – утопилась в этом их семейном озере; генерал в те годы давно уже лежал в могиле.

Учителей у меня не было, и я, ловя рыбу, – еще тогда, шестилетний, – забрасывал удочку просто так, ничего на крючок не наживляя, и каждый раз с печальной обреченностью знал, что снова никто не клюнет. Всё же я продолжал ходить, сидел на берегу, смотрел на падающие на воду листья – круги от них казались мне игрой рыбы, на бегающих туда-сюда водомерок, на жуков-плавунцов и пиявок, присосавшихся к моим голым ногам: бабушке очень не нравилось, когда я их отдирал, она этих тварей уважала, по возможности им покровительствовала.

Позже, одиннадцати-двенадцатилетним, когда я опять, обычно на день – редко на два, стал сюда приезжать и ловил уже правильно, даже обычно приносил для соседской кошки с десяток пескарей, я, как и раньше, иногда видел в пруду быстрые, легкие тени генеральских дочек: то темные, как и должно быть теням, то вдруг, когда через ветки проглядывало солнце и в глубине, наткнувшись на их кожу, отражалось, высвечивало ее, – блестящие, словно это и впрямь была чешуя большой рыбы. Местным старожилам, которые, завидев меня с удочкой, говорили со мной серьезно, как всегда говорит рыбак с рыбаком, я клялся, что в озере есть не только та мелочь, что несу в ведерке, но настоящая крупная рыба, что я сам видел ее. Рассказывал я, наверное, убедительно, потому что помню, что к концу разговора они как один начинали мне верить, говорили друг другу, что мальчик прав: там должна быть настоящая рыба, стоит взять бредень и как-нибудь, когда генерал уедет в Москву, пройти озеро. И сейчас, спустя много лет, я так и не знаю, зачем это рассказывал: то ли просто путал следы, то ли, наоборот, наводил их на этих девочек, голыми плавающих в озере, подныривающих под ограждение купальни и скользящих вдоль берега, где их должны были прятать нависшие над водой кусты.

Как я сейчас понимаю, дача, второй этаж которой мы тогда снимали, была далеко не бедной. У нас, например, был сторож, живший с женой и дочкой в смешном, почти игрушечном домике, половину которого занимала печь, – он стоял у самых ворот. Сторож обитал здесь круглый год, хозяева, по-видимому, платили ему немного, и свое он добирал землей. Его половина участка была засажена аккуратными шпалерами малины, смородины, а остальное отдано под теплицы с разного рода зеленью и овощами. Что бы то ни было там рвать нам, естественно, запрещалось, родители же на всякий случай не разрешали мне туда и ходить.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*