Алексей Слаповский - Гений
– Интересно. Вот так живешь, ешь черешню, а ничего про нее не знаешь.
Торопкий тоже стрельнул косточкой в ведро, но не попал. Или ведро того не захотело. Дескать, чужим не подставляемся.
– Если подумать, Леша, мы вообще ничего не знаем, – сказал Веня. – И ты со своим высшим гражданским образованием, и я со своим высшим милицейским. Нет, в самом деле. Вот та же груша. – Веня показал на высящееся неподалеку грушевое дерево с крупными, но еще зелеными плодами. – Это что за фрукт? Ближе к яблоками или к чему?
– А ты посмотри.
Веня посмотрел и с удовольствием прочитал вслух:
– Род плодовых семейства розовые. Слово «груша» в русских письменных источниках встречается с двенадцатого века в форме хруша. В семнадцатом веке потреблялось слово «дуля», заимствованное из польского.
– Вот почему у хохлов до сих пор дуля.
– А ты не хохол?
– Вообще-то да, в самом деле. А яблоки посмотри.
Торопкий посмотрел. И даже засмеялся:
– Тут столько наворочено, скажу я тебе. Вот, слушай. Яблоки играют большую роль в человеческой культуре. В древнегреческой мифологии золотое яблоко с надписью «прекраснейшей» богиня раздора Эрида подбросила на свадьбе Пелея и богини Фетиды. Гера, Афина и Афродита стали претендовать на это яблоко. Богини попросили Зевса решить этот спор, но Зевс повелел Гермесу передать яблоко Парису, чтобы тот присудил яблоко достойнейшей. Гера пообещала Парису власть и богатство, Афина – мудрость и воинскую славу, а Афродита – отдать в жены самую красивую женщину. И Парис признал самой прекрасной из богинь Афродиту.
– На бабу купился, – хмыкнул Торопкий.
– Ну. Дальше: Афродита помогла Парису похитить самую красивую из смертных женщин – Елену, супругу спартанского царя Менелая. С этого похищения началась Троянская война.
– А я ведь все это изучал – и все забыл, – посетовал Торопкий.
– Ты забыл, а я вовсе не знал. Я фильм смотрел «Троя», красиво снято. Но и там не сказано, что все из-за яблока началось. Ты представь, Леша, из-за яблока! Не идиоты люди после этого? Тут еще написано, – читал Веня, – что было яблоко искушения, христианский символ греха, запретный плод, росший в раю, которым дьявол в образе Змея-искусителя соблазнил Еву. Хотя в Библии яблоко не упоминается, возможно, что запретный плод стал ассоциироваться с ним из-за омонимичности латинских слов malum «зло» и mālum «яблоко». – Веня показал Алексею, как это выглядит на экране. – Это ты знал?
– Что яблоком Еву соблазнили – да, а про то, что зло и яблоко по-латыни близко звучат, впервые слышу.
– Вот я о том и говорю – что мы на самом деле ничего не знаем. О Грежине нашем – и то почти ничего.
– Я знаю, изучал историю. Были тут хутора малороссийских казаков, в конце восемнадцатого века разрешили селиться молдаванам, хорватам, сербам, болгарам. Потом начали строить железную дорогу, из России нагнали рабочих, многие тут осели. Был в составе Российской империи как часть Слободско-Украинской, а потом Харьковской губернии, с девятьсот девятнадцатого года частью достался Украине, частью России. Ощущение, что не глядя границу провели. Но как провели, так и провели, дело решенное.
– Это ты намекаешь, что и Крым не надо было трогать? – спросил Веня, который считал, что с Крымом Россия поступила правильно, исходя из принципа – кто смел, тот и съел.
– Конечно, не надо было, – загорячился Торопкий, это была больная для него тема. – Что там было, и кто там был до пятьдесят четвертого года, это для новейшей истории неважно, Веня, важно, что шестьдесят последних лет – шестьдесят! – он был частью государства Украина, понимаешь ты это?
– Я читал, что там хохлов было даже меньше, чем крымских татар.
– Читал он! Да хоть бы там вообще не было хохлов, я тебе о чем? Я тебе о нерушимости границ, понимаешь?
– Леша, люди сами в Россию захотели.
– И что? А завтра Монголия в Россию захочет! Их дело хотеть, а дело России и ее власти – принимать или не принимать.
– Ну и почему не принять?
– Да потому, что незаконно! Потому что такие вопросы референдумами не решаются, я считаю, как и вопросы, например, объявления войны, всеобщей мобилизации, вопросы макроэкономики, да многие – уже потому, что не верю я в разумность массового разума, Веня! Хотели помочь своим? – так помогли бы без нарушения границ! Они все на Косово ссылаются, что тоже от Югославии отсоединилось после американских бомбежек – хамских, конечно, на то она и Америка, чтобы по всему миру хамничать, но главное забывают – что Косово к Албании не присоединилось, хотя албанцев там повальное большинство! Есть разница? А у нас так получилось, если сравнить, как если бы, к примеру, мужчина женился бы на женщине, которая еще не развелась!
– А если муж не обеспечивает, ведет себя паскудно, рот затыкает, да еще люлей навесить грозит?
– В суд и развод! Вплоть даже до отделения, хотя лично я против! И если мужчина женщину любит, он все сделает, чтобы ей помочь, но в загс до развода не потащит! А если потащит, значит, не любит он ее, а хочет иметь! Есть разница?
– Иметь и без загса можно.
– Я тебе не про секс, Веня, а про закон и порядок! Заметь, при этом к разводу толкает и в жены берет тот мужчина, который сам разводов не признает, красиво это выглядит? Но главное, Веня, – сторона моральная! С этой стороны, знаешь, что произошло? – И Алексей проговорил размеренно, как на лекции, потому что давно об этом думал и сформулировал обдуманное в ясных, как ему казалось, словах: – Государство, основная проблема которого – правовой нигилизм, воровство, беззаконие, самоуправство на всех уровнях, вместо того чтобы с этим бороться, совершило акт воровства, беззакония, самоуправства и тем самым окончательно узаконило творящийся бардак. Понимаешь, да? Если жулики и воры и до этого знали, что красть и захватывать чужое можно, только осторожно, то теперь государство подало всем наглядный моральный пример – ребята, успокойтесь, теперь окончательно можно, и даже не очень осторожно!
– Ну, знаешь! – начал помаленьку горячиться и Веня. – Не говори только мне, что на Украине нет жуликов и воров! Рассказать тебе, сколько я за экзамены платил, сколько от меня открыто за присвоение капитанского звания потребовали?
– А я и не спорю, Веня! В этом и проблема, что и тут у нас власть захватили, по сути, беззаконно. Вот и получается, что одно яблоко, раз уж мы про яблоки говорили, делят два вора! Или даже три, если с Новороссией этой самой! А то и четыре, и пять, если учесть, что Америка с Европой тоже яблочки любят! Понимаешь?
– И как быть тогда?
– А никак. Не трогать яблоко! Не хапать, по крайней мере. Спорить, решать, думать… Да мало ли!
– Умный ты вроде, Торопкий, а городишь полную хрень. Ты про закон поешь так, будто он общий для всех. А я тебе скажу: только один закон для всех действительно общий – нет никакого общего закона! Весь мир барак, а государства – зэки! – выразился Веня почти по Шекспиру, не зная об этом. При этом он слушал себя с некоторым удивлением, как всякий человек, который много молча думает, но этого не замечает, и вот начинает говорить, и сам поражается своим словам и собственному уму. – И если какая-то банда в этом бараке начинает гнуть всех под себя, – продолжил Вяхирев, вдохновившись удачным сравнением, – то любым способом надо ее окоротить, иначе опустят окончательно, да и всем будет хуже! И способы иногда выбирать не приходится – котел с баландой ухватить, нары свободные занять…
– Не свободные! – вставил Торопкий.
– Все воры, Леша, но одни как бы в законе, а другие как бы нет! Само собой, все на личико напускают милую рожу, никто в бандитизме не признается, дипломатию разводят, из-за этой дипломатии никто прямо не скажет: да, взяли – чтобы вам, суки, не досталось! А в этом вся правда и есть, хоть и неприятная. Думаешь, они там, в России, которые наверху, не понимают, что к чему? Все понимают, знают, что урвали незаконно, но это, друг мой, незаконность необходимая!
Торопкий был обескуражен: Веня, не самый красноречивый из его знакомых, разразился такой складной речью, что он не смог с ходу возразить. Слишком долгая пауза в споре может показаться поражением, поэтому Торопкий применил личный выпад:
– По себе, что ли, судишь?
Вяхирев от обиды даже сел. Потер руки, испачканные черешней, и спросил:
– Это ты что имеешь в виду?
– Ладно, проехали.
– Нет, начал – говори. Или ты получаешься полное брехло.
– Я брехло? Хорошо! Про Лилу забыл уже?
Веня слегка смутился.
– Это другое. И я там ничего не урвал.
– Но ее-то урвал!
Напоминание о Лиле было и приятно, и неприятно для Вяхирева. Лила была цыганка. Прошлым летом под Грежином расположился табор. Современный – не лошади и кибитки, а несколько машин с прицепленными к ним жилыми фургонами. Три цыганки пошли по Грежину, громко зазывали: «Золото покупаем, хорошие деньги даем!» Золото – колечки, сережки и все прочее – у грежинцев водилось. Если когда-то, в советские времена, этим хвастались, как и хрустальными вазами, большими телевизорами и холодильниками, то потом все изменилось, с каждым годом эти вещи дешевели и дешевели. Деньги тоже не дорожали, но, как ни рассуди, раньше на телевизор или холодильник надо было копить полгода, сережки и перстни дарили девушкам и женам только к круглым датам, теперь же для людей, имеющих самый средний заработок, все стало вполне доступно. Иногда позарез нужны не вещи, а именно живые деньги, попробуешь продать ту же вазу или колечко – никому не надо, хрусталь промышленной штамповки третий десяток лет пылится у всех в сервантах, кольца и серьги заводского литья лежат в комоде – каждый день носить как бы ни к чему, а на праздники, бывает, даже забываешь надеть. Поэтому цыганкам понесли это самое ненужное золото, получая взамен деньги, которые намного нужнее. Цены толком не знали, торговались на глазок, исходили из здравого смысла и из того, за сколько похожее кольцо продала соседка Марья Алексеевна.
