Анна Матвеева - Лолотта и другие парижские истории
Лидия вдохнула чайный аромат и улыбнулась:
– Какие у тебя ловкие руки, Алия! Даже чай вкуснее, чем у всех. Удивительно, что мужчины ходят мимо такого сокровища.
Алия выронила из рук тарелочку с пастилой, но Лидия ловко поймала в воздухе и пастилу, и саму тарелочку. Кажется, она когда-то занималась большим теннисом – и даже ходила в чемпионках.
– У меня есть для тебя идеальный вариант, – заявила гостья. – Психолог, умница, ростиком, правда, не вышел – но это не смертельно.
– Не надо мне никого, – начала протестовать Алия, но щеки у неё вспыхнули так ярко, как будто умница психолог уже взял её лицо в свои горячие ладони.
Лидия продолжала рассказывать, демонстративно не замечая этого позорного румянца:
– Жена от него ушла несколько лет назад, и он с тех пор так один и живёт. Деток у них не было. Какие-то девицы время от времени появляются, но ничего серьёзного – поверь мне, мы с Мишкой давно дружим.
«Мишка», – Алия повторила про себя это имя – и решила, что оно ей нравится. И мужественное, и нежное. Миша, Михаил…
– Но! – Лидия подняла вверх указательный палец, как будто поставила в воздухе восклицательный знак. – Его нужно заинтересовать – так чтобы клюнул наверняка. Холостяка на раз с места не сдвинешь, тем более, что у него теперь проблема с доверием. Даром что психолог.
Алия молчала. Налила в чашку Лидии еще немного чая. Молчание стало первой ступенькой на пути к этому грандиозному вранью, из которого теперь и не знаешь, как выпутаться.
Про «Лолотту» она вспомнила случайно – и Лидия, услышав об этом, сказала:
– То, что нужно! Больше ничего искать не будем. Его это просто зачарует, вот увидишь!
Велела зайти к ней в воскресенье вечером – и вручила Алии целую стопку книг о Модильяни и жизни в Париже на рубеже 19–20 веков. Алия читала книги внимательно, делала выписки – она всегда хорошо училась, и если бы жизнь сложилась иначе, могла бы сделать карьеру.
Алия поменяла прическу, купила несколько новых вещей – чтобы сильнее походить на Лолотту – и записалась к Михаилу на консультацию.
Ей было очень тяжело его обманывать – потому что он ей сразу понравился. Да, действительно, невысокий, но когда это сорокалетних женщин волновали такие мелочи? Ну не будет Алия носить каблуки, подумаешь. Зато глаза у него красивые, к тому же, умный, с интересной работой, и – Лидия клялась, – почти не пьёт.
Невозможно стыдно было врать такому человеку. Алия чуть не сбежала – но потом всё же взяла себя в руки, и показала ему репродукцию.
Даже Лидия, опытный кукловод, не могла угадать такой реакции. Михаил буквально заболел «Лолоттой», Алия поневоле начала ему подыгрывать – и доигралась до того, что теперь ходит по Парижу и пытается вызвать у себя настоящие воспоминания. Призвать к ответу не придуманную потаскушку из предместья, а настоящую Лолотту, которая ходила по улицам Парижа сто лет назад и вполне могла быть прапрапрабабушкой Алии. Потому что все люди друг другу – не братья, а бабушки и внуки, и значит, она почти не соврала…
Алия уже свернула к улице Гранд-Шомьер, как вдруг увидела перед собой почтовое отделение и вспомнила, что так и не послала Михаилу открытку.
28Итальянским родственникам Модильяни сразу же сообщили о его смерти, но приехать на похороны никто не смог – Италия всё еще воевала, и пересечь границы не дозволялось даже по самой уважительной из причин. Похороны пришлось оплачивать вскладчину – Мойше Кислинг организовал сбор средств, и получилось не как-нибудь, а по высшему разряду. Попрощаться с Моди пришло больше тысячи человек, а в похоронные дроги впрягли четвёрку вороных. Были Жакоб, Сутин, Бранкузи, Дерен, Леже, Валадон и Утрилло, Вламинк, Фуджита, в общем – весь цвет двух холмов, Парнасского и Мученического.
В тот же самый день хоронили и Жанну – на скромненьком кладбище Баньё. Родители даже после смерти дочери не разрешали ей быть с Модильяни – в конце концов, кто, как не он, стал причиной её самоубийства?
– То, что он сделал с собой, то же самоубийство, просто растянутое во времени, – сказал какой-то мужчина в спину Константину Бранкузи, когда кортеж свернул к Пер-Лашез. Бранкузи повернулся, чтобы в упор расстрелять взглядом умника, но отвлёкся на двух женщин – одна из них, кажется позировала Модильяни. Хорошенькая, пухлая, и глазки живые, яркие.
Лолотта кивнула взъерошенному бородачу и взяла под руку Сюзон.
Сегодня она впервые очутилась на левом берегу!
Оказалось, не так уж это и далеко – поезд метро, завывая, как бес в преисподней, провез Лолотту и Сюзон под землей и водой, доставив прямиком к воротам клиники Шарите.
Мсье Модильяни провожала целая уйма людей, но Лолотта узнала немногих. Вот мелькнул пьяный Утрилло, которого крепко держала под локоть мамаша Валадон, вот ей кивнул – явно из вежливости – Фуджита, а вот и бледное лицо мсье Луи. Лолотта не знала, что сегодня, в день похорон Модильяни, в галерее мсье Луи выставлено двадцать работ художника – в том числе «Женщина в ожерелье. Лолотта». Пока гроб везли в дальний угол кладбища на правом берегу, в галерее на левом вокруг портрета ходил кругами высокий молодой американец – и, решившись, попросил продавца оставить для него эту картину. Он заберет её завтра.
На Пер-Лашез Лолотта потеряла из виду Сюзон, и встала поодаль толпы, у памятника в виде каменного ангела с печальными глазами. Когда гроб с телом Модильяни опустили в землю, малыш в утробе Лолотты шевельнулся в первый раз.
Как прекрасна жизнь, не правда ли? Конечно, жаль умерших, но, к счастью, мы продолжаем жить, и с нами никогда не случится ничего по-настоящему плохого.
29Алия купила открытку с видом бульвара Распай, написала, что Париж прекрасен и ещё что-то банальное. Почтовый служащий указал рукой на жёлтый почтовый ящик – вуаля! Почта всегда завораживала Алию, и она ещё в детстве мечтала быть причастной к этому миру – люди, которые отправляют конверты с неведомым для них содержимым из одной части света в другую, казались ей особенными, влиятельными, важными. Всё, что имело отношение к почте – конверты, марки, штемпели, сургуч, – казалось ей исполненным особого смысла. Она давно решила, что став пенсионеркой, пойдёт работать на почту – поближе к тайнам, запечатанным в конверты. Будет фасовать чужие жизни, оценивать секреты и выдавать извещения о подарках судьбы.
Жаль, что её собственный подарок, был, судя по всему, утерян при доставке. Чем старательнее пыталась Алия вызвать к жизни дух Лолотты, тем дальше от старого Парижа уносились её мысли.
Вот улица Гранд-Шомьер – нужный дом под номером восемь выглядит таким же безликим, как его соседи. Справа от двери фасад дал заметные трещины. На мемориальной доске указано – ателье Гогена и Модильяни. У входа припаркован мотороллер, за открытыми ставнями на первом этаже можно разглядеть принтер и цветок в горшке.
Вот улица Амьо – родители Жанны Эбютерн тоже занимали квартиру в доме под номером восемь. Жаль, что Алия не верит в нумерологию, как, впрочем, и в гороскопы, и в расстановки по Хеллингеру, ретроградный Меркурий, хиромантию и прочую чепуху. Дом Эбютернов выглядит представительно – белые стены, окна в кремовых окантовках, чугунные решетки. Над синей дверью парадного – каменный барельеф с женской головкой и цветами. Тротуар огорожен столбиками, похожими на перевернутые восклицательные знаки – здесь лежала мёртвая Жанна, пока её не увезли в полицейский участок. Брат Андре, обнаруживший тело, испугался, что мать не сможет пережить это зрелище – и не сразу открыл родителям правду. Алия долго стояла возле дома на улице Амьо, но не почувствовала ничего, кроме обычного человеческого сострадания к чужой трагедии.
Вот «Улей» – как выражался автор книги, которую Алия читала зимой, «знаменитый парижский фаланстер». Она едва отыскала эту коллективную мастерскую, заблудившись на улице Данциг. Общежитие художников, где какое-то время обитал Модильяни, теперь тщательно скрывается от досужих глаз – Алия проскользнула на территорию с группой телевизионщиков, которые распаковывали во дворе свое сложное оборудование. Прежде чем её выгнали, самозванка успела заметить полуобнаженных кариатид у входа, густо заросшие плющом стены дома, и колонны балюстрад, напоминающие кегли. Негусто.
День, между тем, перевалил за экватор – парижане занимали места в ресторанах, туристы жевали на ходу сэндвичи. Алия купила в кондитерской кусочек орехового торта «нуазетт», в соседнем бистро выпила чашку кофе, и спустилась в метро. На станции «Страсбур-Сен-Дени», где она делала пересадку, продавали симпатичные недорогие букеты – всего за восемь (снова восемь) евро. Алия не решилась купить букет – принести цветы на могилу показалось ей вдруг чем-то наигранным, будто она не реальный человек, а персонаж фильма. К тому же, неизвестно, сумеет ли она отыскать могилу Модильяни – в Интернете писали, что на кладбище Пер-Лашез очень легко заблудиться, так и не навестив тех, к кому пришёл.
