Леонид Васильев - Лесными тропами к истоку
После работы в магазин зашла и мадам Люси, купив и положив в сумку «Пшеничную», пошла домой.
К магазину «подлетела» инвалидка дяди Коли, на пассажирском сидении его верный пес – Август.
Посетил винную лавку и егерь Соколов, по обычаю трофей следует «обмыть».
Дядя Коля одной рукой, как боевую гранату держит бутылку, а второй широким жестом гостеприимно приглашает пассажиров:
– Андрей, Люси, садитесь, подвезу…
– Спасибо, дядя Коля, я пешком – тише едешь дальше будешь! – отвечает синеглазая Люси.
– Андрей, а ты поедешь?..
– У тебя место занято, охранник аж язык высунул от удовольствия. Мы, уж, пешком поедем, – отозвался Соколов.
– Ну, как знаете, – молодым везде у нас дорога.
Старик завел машину, поддал газу и его «кибитка», подымая пыль, помчалась быстрее ветра, а егерь и Люси не спеша шли улицей, обходя лужи. Им повстречался шедший в магазин «лесной клоп». Улыбнувшись, он спросил:
– Водка, чай, не закончилась?
– И водки, и чаю полно, – холодно отвечала Люси и, переведя внимание на Андрея, продолжала, – хорошо живется инвалидам, на машинах катаются.
– Быть инвалидом, уже не хорошо, – отвечал Андрей, – старик потерял ногу на войне. Дядя Коля – мужественный человек. Жаль его.
– Конечно, жаль, – согласилась Люси, – Мы, вот, живем-живем, а что с нами будет в дальнейшем, не знаем.
– Человеку знать про будущее не положено, иначе жить будет не интересно, – отвечал Соколов.
– Конечно, вот знала бы, что мой велосипед сломается, я бы его не купила.
– Что случилось с техникой?..
– Сломался, ездить нельзя, ремонт нужен, и ключа нет, да и мастера нет.
– Какой ключ нужен? – интересуется Соколов.
– Нормальный, как у всех.
Андрей остановился, посмотрел Люси в глаза, а там, как в синем море беспокойно кричат голодные чайки. Какая-то смутная, озорная догадка мелькнула в его холостяцкой душе, горячей искрой обожгла нахлынувшее чувство. Люси стояла перед ним, покорно и преданно потупив взор.
– Говоришь, тебе нужен ключ? – переспросил Соколов.
– Да, – прошептала попутчица.
– Женщине грех отказать, женщине нужен помощник.
Мирно беседуя, они подошли к дому.
– Мать дома, – сказала она, – а велосипед на сеновале, я его туда от пацанов затащила.
Андрей оценивающе глянул на старую деревянную лестницу, по которой можно подняться и оказаться на душистом сене, сохранившем медовый аромат луговых трав.
– Ну, что ж, можно заняться ремонтом и на сеновале.
– Смазку взять, что ли? – предложила мадам Люси.
– Солидол, что ли? – не поняв, о чем говорила мадам, переспросил он.
Люси усмехнулась, но промолчала. И вот попутчики один за другим залезли на сеновал. Люси, блистая искрами синих, как небо, глаз, доставая из сумки «смазку», говорит:
– «Пшеничная» для вдохновения, а колбаска для работы желудка. Эти компоненты в теле гармонируют.
На сеновале Андрей огляделся: через оконце открывалась панорама озера, далее стоит сосновый бор, где по весне токуют глухари, поют дрозды и иволги. По берегам стоят не убранные копны сена. «Вот это я попал, – подумал Андрюха, – это же, как у Есенина»:
Выткался на озере алый свет зари,
На бору со звонами плачут глухари,
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло,
Только мне не плачется – на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет.
Хмельному от радости пересуда нет.
Ты сама под ласками снимешь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
Но Люси синюю кофту, вероятно, одевает в цвет своих заманчивых глаз. Хозяйка сеновала сняла ее для удобства общения. А в памяти Андрея снова мелькнула есенинская тема.
Голубая кофта. Синие глаза.
Никакой я правды милой не сказал.
Милая спросила: «Крутит ли метель?
Затопить бы печку, постелить постель…»
Шуршало сено, пахло разнотравьем и женским телом. Сердце колотилось все сильней. И казалось, что где-то близко слышалось воркование голубей…
Когда Андрей очнулся от всего, что случилось, то увидел рядом лицо Люси – пунцовые щеки ее и влажные губы. Поволокший взгляд ее как-будто говорил ему: «Ладный ты мой, сладкий ты мой…»
А Андрей подумал о Люси есенинскими словами:
Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь, сколько губ?
Ему уже было неловко и, быть может, стыдно. И первые слова его были: «А где же твой велосипед?». Молча стряхнув с брюк колкие травинки, поспешил на воздух, где над крышей сеновала плыли по небу розоватые облачка и шепталась о чем-то листва сросшихся в пару берез.
Да со скамеечки соседнего дома слышались песнопения дяди Коли и его любителя музыки – пса Августа. Старик исполнял застольную песню, а его товарищ ему «подпевал»:
Хасбулат удалой,
Бедна сакля твоя,
Золотою казной,
Я усыплю тебя.
У-у-у-у-у!
Дам коня, дам кинжал,
Дам винтовку свою,
А за это за все,
Князь, отдай мне
«У-у-у-у-у!» – подпевал пес…
Глава 7
Дядя Коля музицирует на скамеечке, односельчане не проходят мимо или слушают, притопывая ногой, или подпевают.
Жизнь одинокого старика у всех на виду. Он, как переспелый гриб на лесной поляне. Этого горемыку никто не смеет обвинять в черствости души. Не потому ли в его доме, особенно по вечерам, собираются такие же бедолаги пожаловаться о боли в душе.
В нем есть что-то такое к себе привлекающее, чего нет в других. Голос у него сильный, уверенный, как у кормчева парусного судна, попавшего в бурю, в борьбе за спасение жизней. Эту уверенность, конечно, дают прожитые годы испытаний. Недаром говорят: «Мать дает жизнь, а жизнь дает опыт». И если испытание человека не сломило, он становится ее победителем.
Николай на фронте был пехотинцем, отведавшим всю тяжесть и трагедию первых лет войны. Но, получив тяжелое ранение в завершение сталинской битвы и полгода провалявшись в госпиталях, был отправлен домой. Его вытащила санитарка из воронки после взрыва мины и притащила волоком в медсанбат.
После возвращения домой, женой его стала очень хорошая девушка, похожая обликом на ту санитарку. Девушка работала на сплаве леса, и, однажды весной она случайно сорвалась в ледяную воду, заболела и умерла.
С тех пор он остался одиноким. Старик часто поглядывает на вершину горы, откуда берет свое начало Исток, где ночуют орлы и тучи, где нередко хлещут в гору молнии и гремит, как канонада орудий, гром.
В такие часы и людям, и всему животному миру страшно. Даже сова прячется в своем дупле старой ели, закрыв глаза.
Но все меняется: тучи уплывают, ветер утихает, и опять синеют небеса. Жизнь, как тельняшка – полоса белая, полоса черная.
…Егеря Соколова вызвал участковый капитан милиции Князев Иван Федорович. Андрей подумал: «Это вероятно по вопросу организации рейда по борьбе с браконьерством».
Но, встретив строгий взгляд участкового, понял – его ждет серьезный разговор.
– Я пригласил тебя, Андрей Спиридонович, по важному делу, преступному делу. Говорят, ты в делянке с трактора солярку украл.
– Слил солярку… я? – в глубочайшей растерянности переспросил Соколов. – это чушь какая-то?
– Вот заявление начальника Крикунова, он просит возбудить на тебя уголовное дело за кражу солярки из трактора. Бригада по твоей вине простояла день без работы, сорван план по заготовке древесины. Этот Крикунов до прокурора дойдет, а своего добьется. Он утверждает, что свидетели есть.
Дядя Коля сварил овсяную кашу на молоке. Молоко ему приносит после дойки коровы сучкоруб Нина из бригады вальщика Чуракова.
Этой вкусной кашей старик накормил и пса Августа. По привычке после еды следовало бы покурить, да курево закончилось.
Сев у окна, он открыл книгу о царе Петре 1 на месте помеченной страницы – о судьбе русского леса и стал читать вслух, чтобы слышал Август. А пес, подняв голову, удивлялся странности хозяина увлеченно разговаривать с книгой:
– Изначально лес для человека был истоком, средой обитания, как океан для рыбы. И все это использовали по потребности, как для заготовки древесины, так и для расширения пашни путем выжигания леса. Никто этот процесс не регулировал. И это привело к значительному сокращению площади лесов. Поэтому в 1703 году Петр Великий – первый лесовод России – ввел жесткое государственное регулирование лесными пользованиями: по берегам рек запретил рубку наиболее ценных пород корабельных деревьев. Ширина таких полос составляла 50 верст (1 верста равняется 1066,8 метра) вдоль каждого берега больших рек и 20 верст – вдоль малых. Описание лесных ресурсов стало первым шагом к их рациональному использованию. Для защиты корабельных рощ от бессистемных рубок Петр 1 создал лесную стражу и специальную государственную службу.
