Лара Продан - Тонкая нить судьбы
Тут в кабинет вежливо постучали и в ответ на приглашение вошли Владимир, Майкл и Джейн. Джейн держала в руках семейный фотоальбом.
– Папа, – обратилась она к Эндрю, – посмотри на эту фотографию.
На фотографии были запечатлены трое молодых мужчин, которые стояли за стульями, на коих сидели две молодые женщины. Все были одеты по последней моде начала двадцатого столетия. Фотография была датирована 1912 годом. – Папа, – продолжала Джени – эта фотография князей Ухтомских с женами? Я узнала твоего дедушку, а остальные мужчины похожи на него. У нас такой фотографии нет.
– Да, доченька, ты права. Это, действительно, все князья Ухтомские. И эта фотография сделана во время свадьбы их единственной сестры Лизоньки. – произнес Эндрю. – Я всегда считал, что ты, Джейни, похожа на свою прапрабабушку, посмотри, она сидит слева.
– Действительно, есть сходство и большое – включился в разговор Владимир. – Я сразу отметил это и сказал Джейн. Она у вас прекрасно говорит по-русски. Это так приятно. А вот Дарья не похожа на свою прабабушку, хотя какое-то сходство с Джейн у нее есть. Мне кажется она похожа на другую женщину, фотография которой сейчас у нее в руках.Глава 4
Россия, октябрь 1918 года. Родовое имение князей Ухтомских под Петроградом. Имение практически разрушено. Жилыми остались три комнаты, в которых расположились семьи князей Ухтомских. В одной из них, самой большой и просторной, за когда-то красивым и дорогим овальным столом сидели все представители рода князей Ухтомских. Самому старшему из них князю Александру чуть больше сорока лет. Это высокий статный мужчина, на котором отлично сидел мундир офицера царской армии без погон и других отличительных элементов. Но покрой и материал, из которого был сшит мундир, свидетельствовали о высоком чине его обладателя. Князь Александр действительно был полковником царской армии. После окончания Павловского военного училища он был направлен в чине подпоручика в лейб-гвардии финляндский полк, в котором прослужил вплоть до февраля 1917 года. Февральский переворот 1917 года, приведший к отречению императора от короны, породил хаос в его душе. Князь не смог смириться с тем, что происходило в России. Он оставался верен императору и, когда власть в стране перешла к Временному правительству, и когда в результате Октябрьской революции власть захватили большевики. Александр не участвовал ни в одном из военных конфликтов последних лет. Хаос в душе постепенно трансформировался в навязчивую, казавшеюся единственно правильной, идею покинуть Россию, Россию, которую он так любил, но которую никак не мог понять и принять.
– Да поймите же вы меня! Нельзя здесь оставаться, нельзя! Посмотрите, что творится! Разруха, голод – это еще не так страшно. Рано или поздно разрушенное будет восстановлено. – говорил князь Александр с излишней горячностью, совершенно не свойственной этому спокойному и уверенному в себе человеку.
– Страшно другое. Ни одна революция не проходит без массовых уничтожений инакомыслящих. А таких в России, я думаю, большинство. Это не только люди нашего круга, но и здравомыслящая интеллигенция, и даже зажиточные крестьяне, все те кому есть, что терять. Боже мой, вы, господа, даже не представляете, что со всеми нами будет! – Александр быстро ходил по комнате взад – вперед.
Он вдруг замолчал, подошел к окну и стал долго смотреть на улицу. В комнате стояла напряженная тишина. За окном ветер гонял пожелтевшие листья, успевшие опасть с деревьев, низкие набухшие тучи готовы были вылить весь свой запас воды на израненную, истосковавшуюся по уходу землю. Было темно и очень тревожно. Где-то вдали слышался непонятный гул, который то нарастал, то затихал. Александр неожиданно резко повернулся. Его лицо было искажено гримасой ужаса и решимости одновременно. Князь медленным стальным голосом произнес, обращаясь к своим братьям:
– Я хочу, чтобы вы знали. Я давал присягу Его Величеству Николаю Второму и не намерен ей изменять. Но императора нет, нет и той России, которой я служил и которую защищал. Присягать вновь кому-либо я не собираюсь.
Его четкий, хорошо поставленный голос звучал в полной тишине комнаты как удары молота о наковальню. Наковальней служили сердца и души присутствующих. Жена князя Александра княгиня Елена с любовью смотрела на мужа. Она была солидарна с ним. У них был сын Георгий, которому месяц назад исполнилось шестнадцать лет. Елена очень боялась за его будущее, более того, она не видела будущего для сына в этой новой, враждебной для них России.
– Я принял решение уехать из России, уехать навсегда. – четко, выделяя каждое слово, произнес Александр. – Я предлагаю вам, моим братьям, присоединиться ко мне, к моей семье. И решить это надо сегодня, завтра может быть уже поздно. Его светло-голубые глаза вдруг потемнели, и в глубокой синеве их можно было прочитать такую непоколебимую уверенность в своем решении, что братья долго не решались что-либо сказать. Воцарилась гнетущая тишина.
Средний брат, князь Леонид, встал с кресла, в котором он на протяжении всего времени сидел почти не шелохнувшись с опущенной головой, и прошел к окну. За окном было уже темно, ветер не утихал. Начинался скучный осенний дождь, который все нарастал и наконец стал зло хлестать по стеклам окон. В комнате было также темно. Ольга, жена князя Леонида, зажгла три свечи и поставила их на стол. В мигающем тусклом свете свечей лица людей, сидящих за столом, выглядели уставшими и измученными. Их глаза казались потухшими, они выражали страдание. Гнетущая тишина в комнате была прервана глухим негромким голосом Леонида, тихо подошедшего к столу.
– Я понимаю тебя, Саша. Ты всегда был верен своему слову и своим принципам. Не хочешь изменять им и сейчас. Да, я понимаю, тебе трудно представить себя в новой России. Но уезжать из родной страны неизвестно куда, как ты предлагаешь, мягко говоря глупость, величайшая глупость.
Леонид вплотную подошел к старшему брату и посмотрел тому в глаза, Александр также прямо смотрел в глаза Леонида. Казалось, эта перекрестная тихая война между двумя парами глаз, никогда не закончится. Синие, похожие на глубокие озера глаза Александра и темно – карие, почти черные глаза Леонида смотрели друг в друга как бы разговаривая, споря, пытаясь найти ответы на столь трудные, практически судьбоносные вопросы: что делать дальше, как жить, где жить, во что верить.
– Нет, ты Леонид, видимо не до конца понял, что из себя представляет новая Россия и кто в ней сейчас творит историю. – нарушив долгое, слишком затянувшееся молчание Александр. – Согласно гимна большевиков мы с вами и иже нам подобные являемся «сворой псов и палачей», и мы по их разумению должны быть уничтожены как класс, а кто был ничем, тот должен стать всем. Вам что-нибудь говорят эти слова, которые можно рассматривать как программу действий новой власти в отношении нас и подобных нам. Я не позволю, чтобы меня и мою семью уничтожили из-за какой-то бредовой идеи всеобщего равенства.
Голос князя набирал силу, и последние слова были сказаны жестким, суровым тоном. Его тонкий достаточно длинный нос раздувал ноздри, красивый высокий лоб, испещренный мелкими едва заметными морщинами, покрылся испариной, бледная кожа щек порозовела, худощавая высокая фигура была напряжена. И лицо, и фигура Александра говорили о непоколебимости в принятом решении.
Князь Леонид не ожидал такого напора от старшего брата. Несмотря на разницу в возрасте в пять лет они были очень дружны. Зачастую верх в мальчишеских спорах одерживал он, Леонид. Кроме того, Александр бывало прислушивался к мнению своего младшего брата. Отчасти, Леонид понимал Александра. Александр свою жизнь посвятил военному делу. Еще мальчишкой он мечтал о военных подвигах. Его кумирами были два Александра – Александр Невский и Александр Суворов. Он тоже Александр и готовился к защите своего отечества от завоевателей, хотел прославиться на полях сражений как искусный полководец. Но воевать со своим народом, русским народом князь не мог, пусть даже этот народ готов уничтожить его и всю его семью. Леонид прекрасно понимал эти рассуждения своего старшего брата. Но он не мог согласиться с тем, что единственным выходом для всех них является выезд из России.
– Нет, Саша, ты,…ты…ты очень жесток к себе и своей семье. – дрожащим от волнения и переполнявшего чувства тревоги голосом Леонид обратился к Александру. – Ты, вообще, представляешь, на что обрекаешь себя, Елену, сына, наконец? Как и где вы собираетесь жить? На что жить, чем заниматься? Саша, ты продумал все эти вопросы?.
Голос Леонида звучал как набатный колокол – тревожно и призывно.
– А ты что молчишь, Алексей? – обратился князь к самому младшему из троих братьев.
Князь Алексей стоял у окна и смотрел на улицу, где вовсю бушевал ветер, срывая с деревьев немногочисленные желтые листья, ломая сухие ветки, завихривая пожухлое цветочно-листьевое покрывало земли. Дождь похлестал минут семь по окнам, так и не успев как следует смочить землю, обеспечив работу ветру. В комнате стало неуютно и промозгло, женщины накинули на плечи теплые шерстяные шали. Княгиня Ольга подошла к дивану, стоявшему у одной из стен комнаты, на котором спала их с князем Леонидом трехлетняя дочь Лида, и накрыла ее пледом. Поеживаясь от холода, Алексей подошел к камину и разжег огонь. Слегка подмокшие березовые поленья с трудом вбирали в себя энергию от разгоревшихся сухих щепочек, чтобы потом с удвоенной силой отдавать тепло нуждающимся в нем людям. В комнате постепенно становилось теплее. Князь Александр подошел к своей жене и с нежностью предложил ей сесть поближе к камину. Ее примеру последовала и княгиня Ольга. Александр с Леонидом остались сидеть за столом. Свечи почти догорели. Новые решили не зажигать, Свет от наконец-то разгоревшихся поленьев освещал почти половину комнаты. Этого было достаточно, чтобы видеть лица всех присутствующих.
