Ярослав Питерский - Падшие в небеса.1937
– Алло! Наборщики! Набирайте: «Мерзость, несущая опустошение!» Да! Все! В номер! Все! Я подпишу! – Смирнов бросил трубку на аппарат и подошел к Павлу.
Тот в смущении встал. Главный редактор, смотря ему в глаза снизу вверх ввиду своего маленького роста, крепко пожал руку. Клюфт почувствовал, что ладонь у Петра Ильича горячая и липкая от пота.
– Ну что ж, мой мальчик! Мы еще поработаем! Поработаем! – Смирнов похлопал Клюфта по плечу.
Достал из кармана носовой платок и, сняв очки, протер их.
– Кстати, я вижу, настроение у тебя в корне поменялось. Вижу! А то ночью мне всякую чушь тут нес! И помни, ты мне поклялся! Никому больше ничего подобного не говори! Никому! Ладно! Что ты хотел у меня спросить?
Клюфт опустил глаза, словно был в чем-то виноват. Павел никогда не любил просить. Особенно за себя. Это было для него настоящей мукой. И, тем не менее, он выдавил:
– Петр Ильич, вы обещали меня отпустить. Я ведь вот как всю ночь работал…
– А! Да! Конечно! Вижу! Вижу! Надо! Но я, старый лис, знаю, спать не пойдешь! Тут другое! Шерше ля фам! Черт с тобой, иди! Но завтра! Завтра чтоб утром был как штык и с тебя статья о прокуроре в Таштыпском районе!
Павел выскочил из кабинета редактора и понесся по коридору, словно на спине у него выросли крылья! Ему хотелось взлететь! Шутка ли, у него все получается, и он становится настоящим «матерым мэтром» слова! Выскочив из-за угла, Клюфт налетел на Пончикову. Грузная тетка несла в руках кучу бумаг и книг. Они посыпались на дощатый пол. Пончикова взвизгнула как ужаленная и повалилась на бок. Ее плотная коричневая юбка нелепо задралась, оголив толстые ноги в шерстяных чулках.
– Ой! Ой! Мамочка моя! – причитала эта толстая женщина.
Клюфт ползал рядом с ней на коленях, пытаясь собрать рассыпавшиеся книги и бумаги.
– Простите, Вера Сергеевна! Простите ради Бога! Я не хотел!
– Ой! Ой! Что ж это такое?! – Пончикова встала на четвереньки и со злобой посмотрела на Павла.
Клюфт собрал в одну охапку ее бумаги и протянул женщине, словно большой торт. Та отмахнулась и, опираясь на стенку рукой, с трудом поднялась на ноги.
– Вот, возьмите, возьмите… – Павел давился со смеха.
Он представил, как эта толстая грымза рухнула на пол и что она при этом испытала. Павел вдруг ощутил невообразимое удовлетворение, перемешанное с чувством отмщения. Пытаясь скрыть улыбку, Клюфт хмыкал носом:
– Вера Сергеевна. Простите, простите!..
– Хам!.. Смотреть надо, куда бежишь! – Пончикова опустила глаза в пол.
Ее рот раскрылся от удивления. Глаза округлились. Руки затряслись. Клюфт не понял, чем вызвана такая реакция. Он, тоже непроизвольно опустив голову, вдруг увидел, что стоит на книге.
– Ты на чем стоишь?!! Ты на что встал?!! – завизжала Вера Сергеевна.
Павел нагнулся и поднял желтую тонкую брошюру, на которую наступил ногой.
– Вот, возьмите, – испуганно протянул женщине Клюфт книжечку.
– Ты на что наступил?! – визжала женщина.
– Простите, я не хотел, – оправдывался испуганным голосом Клюфт.
Но Пончикова его слов словно не слышала. Она уже не визжала, а лишь тихо бормотала:
– Ты наступил на сборник речей товарища Сталина!!! Ты на него наступил! На сборник речей товарища Сталина!!!
Клюфту стало страшно. Его ирония улетучилась в одну секунду. Он с ужасом смотрел на Веру Сергеевну.
– Ты, Клюфт, наступил на сборник речей товарища Сталина, – она говорила это уже тихо и каким-то обреченным тоном.
– Вера Сергеевна, простите! Простите ради Бога! Я ведь не видел!
Пончикова зло дернулась. Выхватив из рук Павла бумаги и книги, она медленно двинулась по коридору. Клюфт смотрел на ее толстую фигуру, понимая, что этот инцидент корректор и комсорг вряд ли оставит без внимания. Пончикова, чувствуя, что Павел смотрит ей в спину, остановилась и, обернувшись, скривила мерзкую рожу:
– Ты за все ответишь Клюфт! За все! И очень скоро!
В свой кабинет Павел зашел как в тумане. В страшном кошмаре. Перед глазами стаяла мерзкая физиономия корректорши. Ее губы что-то шептали. То ли ругательство, то ли заклинание.
Павла встретил его сосед по кабинету и коллега Дмитрий Митрофанов. Коренастый парень с рыжей шевелюрой, голубыми глазами и немного глуповатым выражением лица. Митя отвечал в газете за промышленность и стахановское соревнование. Он писал мелкие заметки. Большие статьи ему не доверяли. Митрофанов, как и Павел, появился в «Красноярском рабочем» недавно. Он пришел из заводской малотиражки «Красноярский железнодорожник». Хотя там он считался ведущим журналистом, но в краевом печатном органе Дмитрий пока ничего выдающегося не продемонстрировал.
Митрофанов был родом из потомственной семьи рабочих. Его отец участвовал еще в революции 1905 года. Он с товарищами захватывал цеха красноярского паровозоремонтного завода. Дмитрий и Павел были друзьями. Клюфт делился с этим рыжеволосым простачком порой самым откровенным. А Дима, в свою очередь, рассказывал Павлу о своих мечтах и проблемах.
– Паша?! Что с тобой? – спросил испуганный Митрофанов. – На тебе же лица нет!
Клюфт, молча сел на стул и, закурив папиросу, посмотрел в окно. Дмитрий стоял рядом. В валенках и толстом шерстяном свитере он выглядел вообще комично. Маленький и крепкий, словно ребенок-переросток, объевшийся и потолстевший от варенья и печенья.
– Паша? Что с тобой? Что случилось? – Митрофанов нагнулся и заглянул Клюфту в глаза.
Тот отвернул голову и тихо, с грустью в голосе ответил:
– Пончикова. Она меня выживает.
– Эта дура?! Что на этот раз?
– Понимаешь, я сейчас ее сбил в коридоре.
– Что?! Ха! Ха! – Митрофанов закатился нервным смехом.
Его толстенькое тельце сотрясалось от хохота. Дмитрий похлопывал по плечу Клюфта и приговаривал:
– Ты сбил эту ведьму с ног?! Ты ее сбил? Ты это сделал?! Ха! Ха!
Но Клюфт сидел мрачный, как туча перед бурей. Он затягивался папиросой, выпуская дым вверх, к потолку.
– Паша, да брось ты! Я слышал, вон, как у тебя дела идут! Какая статья! На передовице! И, как я понимаю, не последняя! Ты становишься ведущим журналистом газеты! Ты вскоре будешь писать самые главные статьи! А эта Пончикова, так она тебе просто завидует! Просто завидует! – Митрофанов сел рядом с другом на соседний стул.
Он заискивающе заглядывал в глаза Павлу. Но тот не хотел смотреть на Диму.
– Ты не понимаешь, Дима, она опасна! Она под меня точит, точит, она хочет меня выжить!
– Ха! – Митрофанов хлопнул себя по коленке ладошкой.
Его лицо стало серьезным. Он тоже потянулся к столу, на котором лежала пачка папирос. Закурив, Дмитрий покачал головой и весело сказал:
– Выжить, говоришь? Да кишка у нее тонка! Кишка! Кто тебя в обиду даст? Мы не дадим! Смирнов-то за тебя! Это главное! Паша, да как она тебя выживет?!
– Просто. Она комсорг. Она ведь руководит всеми комсомольцами газеты. Поставит перед ними вопрос обо мне. И неизвестно, как они себя поведут. Побоятся и возьмут ее сторону. Она мне уже пригрозила. Настрочит на меня какую-нибудь кляузу и все! Она ведь еще и член местной партячейки. Могут дела закрутиться, и глазом не моргнешь!
– Паша! Паша! Не драматизируй! Не драматизируй! Ерунда! Ну что она в кляузе напишет? Ну что? «Я не люблю Клюфта, потому что он талантлив?!» Ха! Такой бред! Кто ей поверит? Ну и что, что она комсорг? У нас демократический централизм! Не забывай! Возьмем и переизберем ее! На собрании! А что?! Хочешь, я этот вопрос сам поставлю? Вон потом ты меня выдвинешь, я буду комсоргом! А я уж тебя в обиду не дам! Не дам, Паша!
– Да нет. Все проще. Ты никогда это не сделаешь, Дима. Нет. Пончикова очень сильная и умная, а главное хитрая женщина. Она все продумала. Она все знает. Никто в нашем коллективе из комсомольцев против нее не пойдет. Просто побоятся. А про кляузу я тебе так скажу. Можно ведь другое написать, такое, что всех так против меня настроит, хоть и будет неправдой, мало не покажется, – мрачно сказал Павел.
– Ну что другое? – Митрофанов начал злиться.
Было видно, что ему надоело уговаривать друга.
– Да хоть что! Ну вот, допустим, напишет, что я топтался по книге сборника речей товарища Сталина. Вот и все!
Митрофанов вдруг стал тоже мрачным. Он с опаской посмотрел на друга и, глубоко затянувшись папиросой, тихо и грустно ответил:
– А ты что ж, топтался что ли?
Клюфт взглянул на Дмитрия. Ему показалось, что тот испугался. Ухмыльнувшись, Павел тяжело вздохнул:
– Вот видишь, ты уже как засомневался?!
Митрофанов вскочил со стула и обиженно взвизгнул:
– Да пошел ты, Паша! Разве можно так шутить? Не шутки это!
– Не шутки. И все же, Дима, ты бы поверил? – Павел пристально посмотрел в глаза Митрофанову.
Дмитрий не выдержал его взгляда и, затушив папиросу, раздражительно ответил:
– Паша, ты меня что, проверяешь? Как я могу в такое поверить? Поверить какой-то грымзе?! Пусть даже и комсоргу нашей ячейки. Ерунда! – улыбнувшись, Дима вновь сел рядом с Клюфтом.
