Ярослав Питерский - Падшие в небеса.1937
– Ну, вот вы ведь ведете буржуазную пропаганду! Религию насаждаете в массы! Людям голову дурите!
– Это с чего это вы взяли? – Иоиль говорил это равнодушным тоном.
Клюфту показалось, что богослов зевнул. Он лежал, не открывая глаз, и не двигался. Словно это был неживой человек.
– Как это с чего?! Вы же, как я понимаю, про Бога рассказываете? Так ведь?
– Ну да…
– А ведь это вранье!
– Это почему?!
– Да потому, что Бога нет! Это выдумка! Сказка, придуманная попами и капиталистами, чтобы усыплять бдительность трудового народа!
Иоиль молчал. Он затих, словно не зная, что ответить. Клюфт обрадовался! Он сказал правду в глаза этому аферисту, и тот своим молчанием признался, что он обманщик! Это была какая-то триумфальная для Павла тишина! Еще через минуту Клюфт подумал, что Иоиль уснул. Он даже не дышал. Лежал без движения, словно покойник, вытянувшись на кровати. Павел прислушался: подойти потрогать пульс? Может, умер? Еще этого не хватало! Потом объясняй милиции, зачем он пустил в дом этого типа. Клюфт медленно встал со стула и крадучись подошел к кровати. Но в этот момент богослов тихо спросил:
– А вы, Павел, точно уверены, что Бога нет?
Клюфт чуть не упал от неожиданности. Выпрямившись, он почесал голову и обиженно ответил:
– Да, я точно знаю…
– Откуда?
– Хм, откуда?! Это доказано советскими учеными! Да и наш вождь, и учитель товарищ Сталин сам учился в духовной семинарии, но потом понял, что все это вранье! Занялся революционной борьбой! Привел нашу страну вот к победе социализма! Ведь у нас теперь социализм построен! Он уже вошел в нашу жизнь! А с принятием сталинской конституции так вообще все понятно и просто! Товарищ Сталин говорит: нет никакого Бога! Нет!
Иоиль открыл глаза. Он привстал с кровати. Внимательно посмотрел на Павла и жалобным тоном спросил:
– А кто это, товарищ Сталин?
Клюфт вскипел. Он вернулся к столу и, хлопнув кулаком по крышке, громко крикнул:
– Ну, хватит! Хватит! Хватит тут изображать из себя сумасшедшего! Хватит! Я сейчас действительно милицию вызову! Они-то, разберутся с вами, кто вы такой! Так говорить может только враг народа! Я не намерен тут у себя прикрывать врагов разных! Хватит, выметывайтесь из моего дома!
Иоиль испуганно спрыгнул с кровати. Он стоял, опустив голову, как нашкодивший ребенок. Он кивал головой в такт словам Павла. Затем, прижав руки к груди, бухнулся на колени. Клюфт опешил от этой сцены. Богослов запричитал, словно приговоренный к расстрелу:
– Простите! Простите меня великодушно! Я больше не буду! Я не знал, что этот человек вам так дорог! Простите! Я больше никогда так не скажу! Только не выгоняйте меня!
Павел отошел быстро, так же, как и разозлился. Ему стало жалко этого полуночника.
«Сумасшедший. Явно сумасшедший и больной человек», – думал журналист. – Нужно оставить его до утра, а завтра отвести в больницу. Да и, может, он сбежал или потерялся из какой-нибудь психоневрологической лечебницы».
Клюфт подошел к стоящему на коленях Иоилю и, погладив его по плечу, ласково сказал:
– Ладно, ладно. Я понял. Вы не в себе. Ладно. Ложитесь. Переночуйте у меня. Завтра решим, что с вами делать. Ложитесь спать.
Иоиль поднялся с колен и послушно лег на кровать. Он закрыл глаза и почти мгновенно, как показалось Павлу, уснул. Медленное и ровное дыхание. Клюфт дотронулся до его руки. Она оставалась ледяной. Этот человек почти за час не согрелся.
«Явно болен. Явно. Нет, нужно его в больницу», – решил для себя Клюфт. Павел вздохнул и, взяв у вешалки чемодан, поставил его на стол. Достал оттуда печатную машинку. Ласково погладил по ее металлическим бокам. Они были еще холодные от мороза.
– Ничего, я тебя сейчас разогрею, – ласково шепнул Клюфт машинке, словно живому существу.
Павел зажег настольную лампу и поставил рядом печатную машинку. Придвинул стул и сел. Когда листок был заправлен и Павел уже хотел ударить по клавишам, он понял, что непроизвольно разбудит гостя. Клюфт недовольно посмотрел на Иоиля. Тот не двигался. Глаза закрыты. Нездорово-бледное лицо. Крючковатый нос.
«А что делать? Статья нужна утром. Смирнов устроит разнос, если не сдать! Да и на хрена он припер домой машинку? Ничего, потерпит шум. Если устал и хочет спать, будет спать. Так бы вообще вон на улице ошивался», – подумал Павел и забарабанил по кнопкам машинки:
«Зал, где происходило заседание суда, был переполнен народом. Слушая показания пойманных с поличным бандитов, все присутствующие на процессе выражали гнев и презрение к подлым выродкам, врагам народа!
– Подлецы, их нужно уничтожить! – возмущенно требовали рабочие совхоза в зале суда.
Первым допрашивается обвиняемый Лепиков. Этот матерый враг пытается спасти шкуру, прикинуться наивным дурачком и потому в первой части своего показания не говорит о всех подлых делах, за которые он должен получить суровую кару. Прямые вопросы государственного обвинителя тов. Бакланова заставили гаденыша Лепикова говорить правду. Более часа рассказывал этот вражий ошметок суду о своих вредительских делах».
Павел поймал себя на мысли, что ему печатается на удивление легко. Слова сами складывались в единое целое. Через час он написал статью. Он описал всех обвиняемых и, как ему показалось, раскрыл их страшный образ. Но когда нужно было выходить на «последний абзац» и подводить итог, у Клюфта возникла заминка. Как он ни старался, в голову не «лезла» последняя эффектная, заключительная фраза, которая должна была стать украшением всей статьи.
Павел откинулся на стуле и размял виски. Закурил папиросу. Неожиданно захотелось спать. Сон начал сковывать сознание, бороться не было сил. Чтобы не отключиться, Клюфт вскочил со стула и несколько раз присел. Посмотрев на ходики на стенке, удивился – без пяти шесть утра!
– Ну, все! Пишу, что в голову лезет, и надо идти! – буркнул себе под нос Клюфт и вновь сел за машинку.
Но фраза не лезла. Мысли как будто отключились. Неожиданно прозвучал глухой голос его гостя:
– Вы, я вижу, мучаетесь с кодой?
Павел посмотрел на Иоиля и удивился. Тот внимательно смотрел на хозяина комнаты.
– А вы что, не спите?
– Нет, я все это время не спал. Я просто вам не мешал. А вот сейчас чувствую, что у вас трудности. Мыслей нет. Не знаете, чем закончить.
– Откуда вы это знаете? – спросил опешивший Клюфт.
– Вижу. Когда человек не знает, чем закончить, он мучается, трет виски, делает приседание. Вы этим занимаетесь. Вот я и решил: вы не можете закончить свою статью. Не так ли?
– Так, – выдавил из себя Клюфт.
– А хотите, я вам помогу?
– Как? – Клюфт подкурил очередную папиросу.
Руки у него дрожали. Спичка затряслась, и ее огонь опалил ресницы.
– Да я вам могу, ну допустим, мысль подсказать. Вот, например, вы же должны написать, что эти люди понесут наказание?
– Какие люди?
– Ну, те, о которых вы пишете в статье? – Иоиль словно надсмехался над Клюфтом.
Павел хмыкнул и, глубоко затянувшись папиросой, попытался успокоиться.
«Ерунда. Этот тип элементарно подсмотрел, что я печатаю, а я и не заметил», – подумал Клюфт.
– И какую же мысль вы можете мне подсказать? – спросил он скептически у богослова.
Тот пожал плечами:
– Ну, допустим, вот эти люди должны получить по заслугам. А вы должны написать крепкую фразу, которая вселит в читателей неизбежность этого наказания, так ведь?
– Ну, так.
– Ну, тогда напишите что-то типа: «Доколе невежды будут любить невежество? Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас, как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся над их погибелью, порадуемся, когда придет к ним ужас!» Вот так, примерно.
Клюфт был поражен. В этих словах столько энергии, что у Павла перехватило дыхание. Он тяжело дышал. На лбу выступили капельки пота. Этот странный богослов сказал все очень емко, а главное – попал в точку. Клюфт невольно потянулся к машинке. Он, стесняясь, тихо переспросил:
– Как вы там сказали?
– Доколе невежды будут любить невежество? Доколе буйные будут услаждаться буйством? Доколе глупцы будут ненавидеть знание? Но упорство невежд убьет их, а беспечность глупцов погубит их! И придет им ужас, как вихрь! Принесет скорбь и тесноту! А мы посмеемся над их погибелью, порадуемся, когда придет к ним ужас!
Пальцы сами выбивали слова, барабаня по кнопкам печатной машинки. Павел торопился. Ему казалось, еще чуть-чуть и он забудет фразу, произнесенную богословом. Но слова в голове звучали, словно эхо в огромном каменном тоннеле. Эхо! Клюфт дописал и откинулся на стуле. Ему вдруг стало совсем спокойно. Сердце ритмично разгоняло кровь по телу. В руках и ногах была какая-то неведомая ранее легкость.
– Ну как, я вам помог? – смиренно спросил Иоиль.
