Борис Пугачев - Игры желтого дьявола
– «Москвичонок»-то твой шустро бежит!
– Сейчас – да, но вообще-то я с ним замучился. Сцепление все время ломается, а тут двери заклинило, пришлось утром через багажник залезать. Лучше на городском транспорте. Да и волнуюсь, что угонят. Ночью просыпаюсь.
– Давай тебе «ракушку» купим.
– В нее заезжать замучаешься – еще хуже.
– Тебе не угодишь! Ты первый в моей практике, кто не хочет иметь автомобиль. Надо тебе дачу купить, и тогда ты оценишь это достижение цивилизации. Кстати, и мне надо о даче подумать. Свою же я жене оставил, а хочется на природе побыть. Давай с тобой на двоих участок купим и общий дом построим.
– Я не против. Земли много продают. Надо поискать. Вместе строиться легче и жить веселее.
– Да-а-а. Хотя… Вдруг у нас то же, что в Душанбе, будет. Помнишь, как мы ГКЧП перепугались?
– Помню! Сейчас оппозиции больше. У Ельцина масса антиподов. Конституцию под себя написал и проталкивает. Хасбулатов с компанией свою конституцию готовят. Руцкой между ними бегает. Скорее Хасбулатова поддерживает, да и в президенты метит.
– Во всех республиках неразбериха. Власть и деньги делят. Пусть себе делят! Меня возможность войны страшит. Ты вообразить не можешь, что это такое. Таджики – добрый, гостеприимный и миролюбивый народ, а потеряли человеческий облик. Хуже фашистов себя ведут. Представляешь, что будет, если наши взбунтуются?
– Представляю… Черная сотня Баркашова погромы начнет…
– Это мелочи. Ты просто на войне не был… Погромы – это развлекуха. С другой стороны, все возможно. Мы ведь, по сути, революцию переживаем. Глядишь, мы еще и потрудимся в нормальной стране. Ну да бросим эту тему, а то на меня опять воспоминания нахлынут. Жить надеждами на светлое будущее приятнее. Лучше я тебе по видику кассеты покручу, которые мне в Таджикистане дали. Может быть, ты что-то начнешь понимать. На следующей неделе с Инной к нам на ужин придете и «насладитесь». Только сначала поужинаем, а то даже у меня это зрелище аппетит отбивает. А ты еще и водку не пьешь.
– Спасибо за приглашение. С удовольствием посидим у вас. Я ведь, пока тебя не было, кроме дома и работы, никуда не выбирался.
– Может, недельку отдохнешь? Скатайте с Инной куда-нибудь, пока осень совсем не зарядила.
– Маму одну оставлять боюсь, а дома сидеть невмоготу. На работе лучше.
– Надо тебе подыскать кого-то типа домработницы. А то это не жизнь.
– Ну ты же знаешь маму. Ей невозможно угодить. Любая домработница сбежит.
– Не факт. Надо пробовать. Давай, я с Галиной Моисеевной поговорю. Она, как всякая еврейская мама, должна думать о будущем сына. Попробую ей это объяснить.
– Попробуй! Я сильно сомневаюсь в положительном результате. Однако… Она к тебе прислушивается.
Михаил Абрамович еще о чем-то говорил, но Родик только машинально кивал головой и вставлял малозначащие реплики. На него вдруг нахлынули воспоминания о матери, которая была чем-то похожа на Галину Моисеевну, но, к несчастью, не успела состариться. Она умерла в пятьдесят с небольшим от рака груди. Родик отдал бы все, чтобы мама была ему такой же «обузой», как Галина Моисеевна. К сожалению, понял он это слишком поздно, когда ее уже не стало. У него появилось желание высказаться, но, подумав, он подавил его, обратившись к Оксе, притихшей на заднем сиденье:
– Окса, ты спишь?
– Нет.
– Надо о твоем сыне подумать.
– Леня устроен. Учится в интернате. Там вполне хорошие условия.
– Без матери он. Нехорошо. Может, ему все же с нами жить?
– Ты со своим характером с ним не уживешься.
– Все ты знаешь!
– Знаю. Я тебя хорошо знаю. Да и я на птичьих правах сожительницы. В интернате ему лучше. Там у него много друзей и родственников. Это же корейская школа. Да и ездить ему туда от нас через всю Москву. Успокойся. Лучше остановись около какого-нибудь магазина. Я продукты куплю. Дома шаром покати, а фруктами ты не наешься. Будешь ныть.
– Ну смотри. В конце концов, твой сын. А в магазин около дома зайдешь.
Остаток пути проехали молча. То ли каждый думал о своем, то ли темы были исчерпаны.
Глава 3
Следует заранее примириться с тем, что всякое решение сомнительно, ибо это в порядке вещей, что, избегнув одной неприятности, попадаешь в другую.
Н. Макиавелли
– Родион Иванович, доброго вам здоровья. Алпамыс беспокоит.
– Добрый день, рад вас слышать. Вы из Москвы звоните?
– Да-с, как и договаривались… Вы намерены сызнова со мной повидаться аль нет?
– Я уже вам говорил, что мне доставляет удовольствие общаться с вами. А уж в Москве долг гостеприимства обязывает. Как долго вы у нас пробудете?
– Спасибо. Нынче все дела-с закончил. Так что удерживает меня только наша договоренность.
– У-у-у… Тогда давайте встретимся сегодня вечером… В ресторане, если не возражаете.
– Я со всем расположением, но хотелось бы в тиши обсудить мое предложение-с…
– Хорошо. Приезжайте ко мне домой часам к семи.
– Премного благодарен. Прибуду-с ровно в семь.
– Как доехать, знаете?
– Не беспокойтесь. Не такого рода дело-с.
– Чудесно. Я и забыл про вашу осведомленность.
– Помилуйте. Не дюже трудно-с узнать…
– О-хо-хо… Ваши методы меня уже не поражают, хотя могли бы оставить их при себе. Отношение к вам и к вашему предложению от этого не меняется.
– Тогда откланиваюсь до семи-с.
Родик положил трубку на телефонный аппарат и задумался. Ему было понятно, что Алпамыс ждет от него ответа на свое предложение. Он четко осознавал: его вербуют. Причем достаточно примитивно. Поэтому ум Родика настойчиво советовал отказаться, но душа противоречила. Он испытывал знакомое чувство, вернее, потребность воздействовать на окружающую его повседневную обыденность. Алпамыс назвал это невостребованностью. На самом деле душу Родика будоражило честолюбие, мешающее наслаждаться достигнутым, заставляющее находиться в постоянном поиске и рождающее надежды и мечты. Многие поступки, объясняемые Родиком эмоциональностью, определялись этим ненасытным чувством. Так было и сейчас. Социалистические ограничения, когда-то мешавшие ему полностью отдаться своим чувствам, теперь исчезли. Свобода во всем, включая принятие решения, толкала его на любые действия, сулящие новизну. Предложение Алпамыса было именно таким. Родику казалось, что он в который раз анализирует его, хотя на самом деле уже давно принял решение. Более того, он непроизвольно строил планы на будущее, вспоминая рассуждения Алпамыса об освещении. Само по себе пришло на ум общение с командой светотехников. Перед мысленным взором предстал их руководитель с потешным толстым грушеподобным телом и неиссякаемой энергией. Родик легко вспомнил его фамилию и имя, поскольку и то и другое отражало выпячиваемую им начальственность и поэтому являлось предметом постоянного подтрунивания, которое, впрочем, не вызывало обид. Скорее наоборот, тешило его самолюбие, желание ощущать себя в центре внимания. Родик уже хотел поискать в записной книжке номера его телефонов, но тут появилась Серафима, озабоченное лицо которой не предвещало ничего хорошего.
– Что-то случилось на складе? – отложив записную книжку, взволнованно спросил Родик.
– Всё в порядке. У меня личный вопрос.
– Пойдем в переговорную…
Привычно устроившись за столом, он спросил:
– Чаю хочешь?
– Спасибо, не буду.
– Тогда рассказывай! Небось опять денег на закупку не хватает.
– Я по личному делу. Меня на прежнюю работу зовут. Там реорганизация, приватизация… В общем, за большое автохозяйство предлагают взяться. Пока тебя не было, я много думала… Торговля не моя сфера… Да и наладила я все на складе. Без меня справятся.
– Ошарашила… Ты знаешь: я никого никогда не удерживаю, но ты – исключение. Как тебя переубедить?
– Если ты думаешь, что канючу…
– Нет-нет. Я далек от такой мысли. Да и твоя сегодняшняя зарплата, уверен, в несколько раз больше, чем могут предложить твои транспортники. Тоскливо тебе стало? Хочется кипеть среди людей?
– Это тоже, но не только. Решила я.
– Да-а-а… Когда хочешь удалиться?
– Как скажешь. Меня сколько надо подождут. Понимаю, что я материально ответственная. Надо инвентаризацию сделать, сдачу-передачу провести…
– Угу. Ну а кого вместо тебя ставить? С улицы-то человека не возьмешь.
– Со складом мой зам вполне справится…
– А военная одежда?
– Повесь на Михаила Абрамовича. Он же военной техникой занимается. В вещевом управлении проблем не будет. Они все связывают с тобой. Перевозки буду продолжать обеспечивать. Не подведу. Ты меня знаешь.
– Режешь без ножа, но, как понимаю, ничего теперь не поделаешь. Пиши заявление, передавай дела. Приказ издам. Если что-то на новом месте не срастется, приходи назад. В любое время… Ну и нас не забывай.
– Я пойду?
– Иди… Банкет перед уходом с тебя. Счастливо.
Родик остался один. Разговор выбил его из колеи. Ничем не хотелось заниматься. Он посмотрел на часы. Было начало пятого. Встав, сделал круг по комнате, зачем-то поправил папки в шкафу и остановился в раздумье. До встречи с Алпамысом оставалось почти три часа. Надо было предупредить Оксу о приходе гостя. Дав по телефону необходимые распоряжения и выслушав в ответ сомнения по поводу недостатка времени для подготовки стола, подошел к окну и увидел удаляющуюся Серафиму. Какое-то непривычное чувство овладело им, зачесались уголки глаз. Он снял очки и, закрыв лицо ладонью, помассировал пальцами переносицу. Когда он смог опять посмотреть во двор, Серафимы там уже не было. В этот момент Родик перестал колебаться.
