Александр Солин - Вернуть Онегина. Роман в трех частях
«Если это те, кто жили тут до меня, то они съехали четыре года назад!» – важно сообщила майка и похудела еще больше.
«Да? И вы знаете куда?»
«Нет, к сожалению, не знаю, – превзошла майка вежливостью саму себя. – Здесь такой сложный обмен был… Да мне оно и ни к чему! Конечно, если бы я знал, что придете вы, я бы обязательно попросил их оставить адресочек!»
«Жалко. Ладно. Хорошо. Извините» – сказала разочарованная Алла Сергеевна, поворачиваясь, чтобы удалиться.
«Не за что! Приходите еще!» – игриво донеслось до ее спины.
В тот же день Алла Сергеевна позвонила матери и между делом спросила, что слышно про Сашку.
«А черт его знает! Давно уже ничего не слышно! А зачем он тебе нужен?» – подозрительно поинтересовалась та.
«А разве я сказала, что он мне нужен? – сухо удивилась дочь. – Ты вот что – попроси-ка Нинку, чтобы она мне позвонила на работу…»
«Так ты же…»
«Ничего, ничего, дай ей мой рабочий телефон!»
«Ну, хорошо, скажу…» – согласилась Марья Ивановна, и по ее голосу дочь с досадой поняла, что заронила в голову матери зерно пустых подозрений.
На следующий день позвонила Нинка, и Алла Сергеевна, поболтав о том, о сем спросила:
«Слушай, а куда у нас Силаев подевался?»
«А зачем он тебе?» – как и положено близкой подруге насторожилась Нинка.
«Нет, ну вы там с моей маманей как сговорились! Зачем, да зачем мне Силаев! Да ни зачем, вот зачем! Ну, ты сама посуди – зачем он мне теперь? Просто интересуюсь, как все наши поживают, приехать собираюсь…»
«Ну, не знаю! Он же, вроде, развелся!»
«Как развелся? Когда?»
«А разве я тебе не говорила? Слушай, Алка, да я его последний раз-то видела уж и не помню когда! Вроде, он тогда и говорил! А-а, так он же адрес поменял! Да, да, точно! Слушай, а когда же это было? Слушай, ну, никак не вспомнить! Три года назад? Нет, четыре! Точно четыре! Я тогда еще сына в деревню отправляла… Или три?» – бормотала бестолковая Нинка.
«Аллё, подруга! Ты там кончай суетиться под клиентом и скажи мне толком – у тебя есть его новый адрес?» – грубовато, как в юности попыталась привести ее в чувство Алла Сергеевна.
«Ну, надо поискать… А зачем он тебе?» – вспыхнула Нинка новым любопытством.
«Ладно, давай, ищи, а как найдешь – позвони!» – подвела итог раздосадованная Алла Сергеевна: тут уж не зерно, а целый куст подозрений!
Ах, как она, оказывается, отстала со своим счастьем от жизни! Ах, как нехорошо – развелся и живет в другом месте! А может, и пусть живет? Может, оно и к лучшему? Ведь прошлое ворошить – себе дороже…
Через полчаса Нинка перезвонила и продиктовала адрес: Бескудниково, Дмитровское шоссе, 97, квартира 45.
Господи, где это?
16
Длинная плоская пятиэтажка на самом берегу крупной автомобильной реки, облупившийся бетонный брусок, вынесенный волнами новостроек на задворки города и окруженный невысокими деревьями в шелудивых листьях.
«Вроде здесь» – остановившись, сказал Петенька и пригнул голову, высматривая номер. Алла Сергеевна вышла и, обведя взглядом дом, в облике которого было нечто каторжное, велела ему идти с ней.
По мрачной, сплющенной лестнице поднялись на четвертый этаж. Она позвонила, и дверь почти тут же открыл Сашка – в мятых брюках, мятой рубашке и с помятым лицом.
«О! Алка! Привет! Заходи!» – приветствовал он ее так, словно они расстались только вчера. На нее пахнуло крепким неприятным духом табака и спиртного. Обернувшись к Петеньке, она сказала:
«Ну, все, жди меня в машине. Я скоро…» – и шагнула в сторону отступившего хозяина.
«Куда?» – спросила она, озираясь на засаленные обои прихожей.
«Давай на кухню!» – отвечал он.
Она освободилась от легкого пальто и, брезгливо принюхиваясь, вошла в неопрятную кухню. Дешевые навесные шкафы с потускневшей облицовкой и такие же столы под ними, потертый линолеум в лопнувших волдырях, грязная посуда в раковине и гниловатый запах овощной базы. Под раковиной неряшливая компания пустых бутылок.
«А кто это с тобой?» – поинтересовался Сашка.
«Водитель мой…»
«О-о! – с быстрым уважением взглянул на нее Сашка и предложил: – Чай будешь?»
«Нет, спасибо!» – содрогнулась она от мысли, что будет пить из одной из этих чашек.
«Ну, тогда садись!» – подвинул он ей шаткую колченогую табуретку. Она с опаской опустилась на нее, он расположился по другую сторону стола.
«Шикарно выглядишь!» – помолчав, сказал он.
«А ты не очень…» – разглядывала она опухшее лицо, лишь отдаленно напоминающее то тонкое и одухотворенное, по которому так любили бродить ее губы. Под глазами мешки, веки набухли, глаза отдают краснотой.
«Вижу, пьешь…» – строго сказала она, не представляя, о чем говорить.
«А что мне остается, – стал он вдруг серьезным. – После того, как ты меня бросила…»
Она собралась отбить его упрек одной из тех ракеток-фраз, что заготовила на этот случай и уже сказала: «Я тебя не бросала…», но он перебил ее:
«Нет, нет, я не в обиде! Сам виноват…»
Плечи и голова его поникли, взгляд потух.
«Ну, хорошо, пусть даже так, – сказала она все также строго, – но разве это повод, чтобы гробить себя?»
«Повод, Алка, повод… – поглядел он на нее с горькой усмешкой, – еще какой повод…»
Она не выдержала и отвела глаза.
«Ну ладно, – распрямился он. – Расскажи лучше, как живешь! Как-никак, шесть с половиной лет не виделись!»
«Нормально живу, как все!» – отвечала Алла Сергеевна, зная уже, что не расскажет ему ни о фабрике, ни о Доме, ни о прочем своем благополучии.
«Слышал, ты замужем, ребенок у тебя…»
«Да, замужем. Сыну пять с половиной. Санькой зовут…»
«Да ты что! – выдохнул он удивленно и недоверчиво улыбнулся: – Уж, не в мою ли честь?»
«Представь себе, в твою!» – с вызовом отвечала Алла Сергеевна.
«Да-а? – поглядел он на нее с уважительным удивлением. – Ну, что ж, это приятно…»
«Ну, а ты как?» – поторопилась она отвести от себя ненужное внимание.
Он словно ожидал ее вопроса и с болезненным удовольствием принялся рассказывать о своих печалях.
Когда она его бросила (а именно так формулировал он отправную точку своих невзгод) – так вот, когда она его бросила, он долго не верил, что она сделала это всерьез. Он думал, что таким привычным образом она его воспитывает, и все ждал, что она вот-вот позвонит и скажет: «Ну, ты все понял?». Потому что нельзя, невозможно, считал он, одним махом, одним капризом зачеркнуть то, что между ними было.
Через два месяца ее отсутствия он не на шутку всполошился и кинулся ее искать. Главным образом, через Нинку, потому что здесь она все концы обрезала: с квартиры съехала, телефона и адреса ателье не оставила, прописки не имела. Но и Нинка знала не больше. Да, говорила она, жива, здорова, прячется где-то в Москве и чем-то там занимается.
В этом месте Алла Сергеевна машинально отметила, что в указанное время занималась тем, что без памяти любила своего будущего мужа и уже была от него беременна.
«А потом вдруг выяснилось, – продолжал Сашка, – что ты вышла замуж». Эта новость его так поразила (хотя, между ними говоря, чего-то подобного он и ожидал), что он стал сильно пить. Возможно, если бы он мог с головой уйти в работу – раньше всех приходить, позже всех уходить, мотаться по командировкам, работать, как говорится, на износ – он бы заглушил проклятую тупую боль любовных метастазов, которые проросли во все его органы чувств. Но предприятие захирело, работы почти не было, приходили туда, чтобы напиться и разойтись. Отношения с женой совсем разладились, пока не стали невыносимыми. Его усердно унижали ее родители, и он терпел, но когда умерла бабка жены и освободилась ее двухкомнатная квартира, он, покладистый и миролюбивый, вдруг взъелся и потребовал развода и размена. Размен был трудный, и он, чтобы ускорить события согласился переехать сюда, в этот бомжатник. Зато теперь он сам себе хозяин. Однокомнатная квартира. Ему хватает. Ему вообще всего хватает. Кроме нее, Алки.
Тут она его перебила:
«Я так понимаю, женщины у тебя нет…» – и выразительным взглядом обвела кухню.
«Нет, – твердо сказал он, но вдруг, замявшись, признался: – Ну, вообще-то, привожу иногда… Так, случайные… Не онанизмом же мне заниматься…»
«Ну да…» – усмехнувшись, отвела она взгляд.
Господи, господи! И этого потасканного, запущенного, неприкаянного мужчину она боготворила! Отдала ему свои самые сладкие годы! Давала себя целовать и сама целовала в такие места, что вспомнить стыдно! Рыдала и ночами не спала! Кошмар, да и только!
Она решительно встала:
«Ну, ладно, мне пора!»
«Алка, не уходи, останься еще немного! – вскочив, неожиданно умоляюще заговорил он. – Ведь ты уйдешь, и я опять тебя шесть лет не увижу! Ну, прошу тебя, прошу – дай посмотреть на тебя еще немного! Ты не представляешь, как мне без тебя плохо! Ведь это из-за тебя я такой стал! Ведь я сейчас останусь один, и опять буду пить! Ну, Аллочка, ну, прошу тебя, ну, совсем немного!..»
