Екатерина Смирнова - Богиня песков
Знакомых стен на первый взгляд было великое множество. Сон отличался преувеличенной резкостью деталей, яркостью красок, и в конце концов все затмил цвет крови, лившейся из разорванных вен. Наяву черные стены казались тускло-серыми, мостовая чуть поблескивала, и сияло волшебное очарование тишины, затопившее улицу, и тусклое небо… И полированный гранит окантовки, к которой так удобно прислониться пылающим лбом…
Таскат позволил своей интуиции вести себя по тонкой нитке, как ей будет угодно. Вести до конца.
Он с наслаждением прижался щекой к серому, холодному, гладкому камню, постоял так с минуту, чтобы вобрать в себя сладость влажного воздуха…
Вот она, трещина в стене.
Вот она.
Он тщательно осмотрел дом.
Дом, судя по всему, был покинут. На тяжелой темной двери висел огромный замок, фасад давно никто не отмывал, и никто не чистил резные каменные узоры. Окна были закрыты ставнями. Но Таскат знал, очень хорошо знал, что здесь – то место, на поиски которого он потратил целых полгода.
Жаль, что сейчас не войти.
Очень жаль.
Он еще раз окинул взглядом тяжелую серую стену, оперся на трость и похромал туда, где его ждали бедные охранники.
– Что вы тут ищете, господин? – окликнул его какой-то смелый прохожий. – Вы заблудились?
– Портного.
Прохожий сразу перестал быть любезным.
– Еще один! Да неужели для проклятого общего листка дехины значат больше, чем доброе имя нашей улицы?.. Говорят – оплатили заранее, и печатают чуть ли не каждый месяц…
– Так вы говорите, здесь нет?.. – вежливо уточнил Таскат.
– Это улица Хайбурх! Сколько раз говорить! Весну с осенью путаете? Здесь ничего нет! Портные не живут в Осеннем квартале!
44
Сэхра сидел у костра и рассказывал:
Однажды к богине пришли женщины – много встревоженных женщин, взрослых женщин, и у самой старшей из них уже были внуки.
Были женщины с именами и две сахри, державшиеся просто, не боявшиеся поднять глаза. Это обрадовало Сэйланн.
– Мы могли бы учиться и у твоих учениц, но мы не знаем, как! – сказала самая смелая. – Мы знаем, что тот, кто хочет учиться, учится, но нам застилает небо дым, и дыма все больше.
И самая смелая хитро посмотрела богине в глаза.
– Так кто же вам мешает? – так же хитро спросила богиня. – Дети, мужчины, птицы? Хозяйство?
– Хозяйство… – вздохнули они. – Ни куклы, ни мужчины, ни дети не облегчают необходимости заниматься хозяйством. Оно связывает нам руки.
– Просите – махнула рукой богиня.
Женщины долго совещались между собой, а потом попросили как раз о том, о чем Сэйланн долго думала.
– Но вам нужна бумага, написанная моей рукой, чтобы вам верили те, кто умеет читать! Подождите во дворе! – сказала богиня.
Она подумала немного, записала буквами на листке, чтобы не забыть, а потом попросила писца красиво переписать такое:
Богиня разрешает взрослым женщинам с десяти полных лет, понимающим природу своего ветра, селиться в отдельных поселках и учиться там магии, и не пускать туда мужчин и детей, чтобы не мешали, и управляться там, как ученицы сами захотят.
Богиня приказывает не нападать на эти поселения, не пытаться их разорить, торговать с ними по закону. За нарушение границы поселения полагается казнь, которую совершат жительницы.
Любой напавший на поселения сам виноват, не подходите так близко.
Последнюю строчку писец попросил позволения исправить. И богиня тогда переписала послание сама, тщательно, собственной рукой, прикусив язык от усердия, не менее десяти раз.
Не умеющие читать заучили это послание наизусть, и оно стало известно, как Послание Сэйланн, и до сих пор поселения колдуний стоят, охраняемые им. Нетлеющая бумага лежит в доме любой санн на отдельном столике, и ее хранят, как зеницу ока: пока здесь есть настоящее заклинание, записанное на бумаге, стоят и дома, и власть разумных.
Стоило бы, конечно, закопать это письмо под корнями зеленой колючки, чтобы его хранила земля. Но вы же понимаете, добрые люди, что никто и никогда не пойдет на такое.
45
Выходя ранним утром из спальни в поместье своей драгоценной дамы, где его прятали на ночь, Таскат потянул носом и почуял нечто необычное. Он заторопился на улицу – и был вознагражден.
– Я – в академиках! Я – в академиках! – веселый вопль Арады настиг его на пороге. – Смотри!
Это было до такой степени необычно, что он чуть не сел. Арада очень редко вела себя, как девчонка, а уж кричать от радости ей было вовсе несвойственно. Но вот она – бежит бегом от ворот и потрясает каким-то листком, и лента с футляра, из которого был извлечен этот листок, валяется в траве. Пренебречь помощью слуг – запросто. Прыгать и кричать – запросто. Где же тот серьезный ученый человек, с которым они ночь напролет рассуждали об особенностях жизни в разных землях?
Хотя, если этот человек громко кричит «я» – значит, вот она, эта серьезная ученая дама.
Таскат подхватил Араду на руки и закружил ее в воздухе под деревьями.
– Академики – это как?
– Это так. Мое членство в Академии истории и культуры – вопрос решенный. Они возились с этим два года, и теперь я могу… Я могу! Они издадут любую мою книгу под своим покровительством, я смогу преподавать, я смогу набирать учеников из высокородных! Я почти как маг в башне! – Она рассмеялась.
Он отнес ее в дом и усадил на стул. Арада взяла расческу и стала торжественно причесываться, выбирая из волос пыльцу и семена.
Таскат был растроган. Если кто-то при дворе заслуживал такого звания, то это была именно Арада. Монография о старинных обычаях окраинного населения Аре, единственная прочитанная им действительно умная книга за два года, была не единственным ее трудом, который успешно расходился бы в среде образованных людей. Хотя – как он мог оценить эту среду? Разве что по нескольким занудам, специалистам в области экономики и горного дела. И еще по той реакции, которую вызывало у них имя Арады…
Впрочем, к воронам эту, так сказать, реакцию. Известность – это известность.
– Есть еще один вопрос – задумчиво сказала она, проводя расческой по длинной черной пряди. – Новость важная и приятная, господин посланник, и я ждала только подтверждения, но один вопрос все же остается. Понимаете ли, я пребываю в глубоком отчаянии, начиная со вчерашнего утра.
По ней не было заметно, что она в отчаянии, но он всем видом выразил готовность помочь: сел перед ней на корточки и учтиво склонил голову набок.
– Все, кто будет присутствовать на этой церемонии – покачала она головой – будут в платьях, сшитых с помощью старого ремесла, хоть это и запрещено. А мой портной – пропал…
– Это же запрещено – хотел сказать Таскат, но тут до него наконец дошло. Не всякий указ выполняется буквально. А уж этот… Самый шик под носом Его священного величества и Сахала блеснуть легким неповиновением, не считая потом никаких последствий. Пострадать может разве что портной, которого вычислят, допустим, по магическому следу. Но не высокородная дама.
Ему стало несколько не по себе, а потом – даже как-то противно, и, почти помимо воли, неожиданно для себя, он, прокашлявшись, сказал:
– Давайте лучше я вам его сошью. Потому что это ужасно.
– А что ужасного? – обиделась Арада. – Или вы умеете шить лучше, чем люди, для этого предназначенные судьбой? Родился в семье портного – работай портным! Ужасно не это, а то, что ремесло пропадает. Их иногда приходится вытаскивать из таких трущоб, что… А потом еще говорят, что мы платим недостаточно!
– Я умею! – торопливо соврал Таскат. – Я все умею. Вы только дайте мне, из чего. Потому что… В общем, я не буду вам объяснять, но у меня гораздо лучше получится.
Арада призадумалась.
Судя по ее виду, перед ней проплыли одна за другой великолепные картины: вот она входит в залу в чем-то таком, чего нет ни у кого, и великолепно ей подходящее платье окутывает ее невесомыми волнами: вот она плывет по лестнице, и за ней тянется шлейф легких, но неизвестных никому духов: вот она небрежно роняет в разговоре – «Я уговорила на эту шутку такого человека, такого человека!»
– Согласна! – и она немножко покружилась на месте. – Это всех убьет наповал. И имейте в виду! Я хочу вот такое, как у…
– Нет, нет – перебил ее Таскат. – Ни слова. Я уже знаю, что вам подойдет. Повернитесь боком, выпрямитесь… Вот так. А теперь еще одно изображение… Я набросаю эскиз… Если хотите, можете отпустить меня немедленно, чтобы я успел. Ведь это будет завтра?
– Завтра, завтра! Утром! Впрочем, если вы не справитесь, то ничего. У меня припасено на всякий случай одно парадное одеяние. Но оно… как бы это вам объяснить… того вида, который был в моде пять лет назад… Я в нем буду выглядеть, как пустынная прыгающая улитка.
О боги, там есть еще и улитки.
Таскат понял, что влип. Оставалось только справиться. Он вежливо отклонил все прочие вопросы, принял из рук дамы инструкции и материал, принесенный двумя служанками – чего только стоил ворох тончайшей паутины, предназначенный для верхнего платья! – приказал погрузить его в коляску Арады и собрался к себе – выполнять неожиданный план.
