Аркадий Макаров - Догони свое время
8
Работа охранника, как и любая другая, при всей простоте требует некоторого напряжения. Если не сил, то внимания. Я говорю не о том случае, когда тебе под нос сунет адскую машину какой-нибудь бомбист или просто сумасшедший химик, решивший проверить химическую реакцию алюминиевой пудры с активным окислителем, и тем самым доказать, что причина его увольнение из НИИ кроется не в его душевной болезни на почве творческой несостоятельности, а в безуспешных сексуальных домогательствах шефа к нему, молодому специалисту с модной ориентацией.
Мало ли кому что взбредёт в башку при такой головоломной жизни? А телевидение – как раз то самое место, где можно и себя показать, и заявить о своих проблемах на полную громкость.
Случаи захвата телестудий совершались неоднократно на великих просторах России, о чём говорили руководящие циркуляры в постовой объёмистой папке, в которую редкий охранник заглядывает, считая по своей неосведомлённости документы эти простой формальностью бюрократов службы управления. А зря. Много, очень много чего любопытного там можно прочесть…
Не заглядывал в папку и я, пока прибывший на срочный вызов командир группы захвата, под угрозой увольнения не заставил меня выучить наизусть всё её содержимое.
Спору нет, конечно, инструкции нужны в любом деле, но они в большинстве своём пишутся для дураков. Любой лётчик высшей квалификации налетавший тысячи часов, каждый раз при взлёте все действия должен выполнять строго по инструкции, озвучивая её вплоть до запятых на речевой магнитофон чёрного ящика. И не приведи Бог пропустить хотя бы одно слово! Дисквалификация обеспечена. Выгонят взашей, несмотря на былые заслуги. Хотя все действия такого пилота отработаны до автоматизма, и он знает своё дело лучше того, кто писал для него эту бумагу. И всё же, всё же, всё же…
Но то лётчики, а у нас в охранной службе что непонятно? Возник пожар – срочно звони в пожарку и принимайся незамедлительно ликвидировать очаги огня. Вон они, огнетушители – красные кабанчики с углекислой пеной. Нажмёшь на пятачок, и хлынет волна, сшибая с ног и гася крылья петушиного отродья.
Какая тебе ещё нужна инструкция?
Или проникновение на объект без пропуска – становись грудью на заслон! Не пускай! Тоже ясно без любой инструкции. Одним словом – бди!
Но в каждом человеке в той или иной мере сидит дурак… Ну, как это… Ну, вроде как в той песне: «Когда ночью все поснули, тот дурак сидит на стуле…»
Сижу я вот так на стуле, спотыкаюсь носом. Делать нечего, телевизор включать – себе дороже, нахлебаешься помоев до тошноты мозгов. Нельзя же на самом деле всех этих лолит, галкиных, малаховых, ксений собчак, этих «пересмешников Бога», которые цинично и открыто смеются надо мной, вещая на всю страну, что «пипл всё схавает», принимать за проповедников культурного досуга.
Недавно одна из телевизионных «ксений» с укоризной пеняла на «жестоковыйный» русский народ, который до сих пор не покаялся за грузина Сталина, а вот великая благодушная нация немцев принесла покаяние за миллионы и миллионы сгоревших в крематориях, сельских избах, повешенных, расстрелянных и затравленных собаками, за человеческий пепел на полях Германии, за абажуры из детской кожи.
Извинились немцы – и сразу стали гуманистами и демократами…
А мы на планете Земля просто гуманоиды.
Да…
Говорящий без конца и края ящик за день мне так надоел, что один взгляд на его лупоглазый экран вводил в ожесточённую зевоту.
Сегодня, с утра пораньше, молоденькая ведущая мило, как обычно беседуют кумушки-соседки на кухне, вела так называемые научные разговоры о метафизике, сенсорике, и всякой другой чертовщине, с роскошной во всех отношениях, «белой ведьмой».
Это не я сказал, она сама так представилась телезрителям.
Несмотря на золотые цепи и висящие на них апостольские кресты, груди от телесного избытка «ведьмы» были такие прыгучие, что при каждом движении норовили вынырнуть наружу, и она то и дело вправляла их в кружевные объёмистые гнёзда, что и удерживало моё внимание: всё-таки любопытно – выпрыгнут они совсем или нет?
Белая ведьма, колдунья эта, не заговаривала для поправки здоровья телезрителей колодезную воду, не чревовещала, не пускала из широкого рукава лебедей; она учила нас, недоумков, притягивать на свою сторону деньги. Лучше всего – доллары. Они – не чета нашим деревянным рублям, они понятливые, нужно только уметь с ними обращаться: беречь, как родных деток, часто гладить ладонью, строить для их хранения красивые домики, в крайнем случае держать в кожаных, лучше из козлиной кожи, кошельках, и никогда не пересчитывать. Не любят деньги, когда их пересчитывают. Особенно когда пересчитывают мозолистыми руками. Не любят они мозолистых рук и – всё!
Вот это открытие! Вот это сенсация!
А как же быть с русской пословицей, что деньги счёт любят?..
Оказывается, у народа нет денег потому, что они без должного почтения относятся к ним. И часто пересчитывают.
Вот и я, дурак! Имею в кармане всегда только русские смятые рубли и часто их пересчитываю. Ох, как часто! Особенно перед получкой. Особенно у лотошников, когда очень хочется приобрести редкую книгу.
Ещё «белая колдунья» (хотя ворожея, «волхва» эта, была жгучей брюнеткой) с задушевным откровением поведала, что каждую вещь в доме, особенно золото и украшения из драгоценных камней, постоянно надо осенять крестом «во имя Отца и Сына, и Святаго Духа».
Мол, некоторые вещи бывают по своей ауре, по «энергетике», несовместимы с хозяином, и часто ломаются или пропадают.
Последнее откровение меня ввело в ступор.
Вот, оказывается, почему у жены пропало колечко с алмазным камешком однажды подаренное мною во искупление моих многочисленных грехов юности! Молиться надо было на эти золотые украшения. Осенять крестом. Протирать Святой водицей. И держать в домиках.
Эх, мы, русские недотёпы. Дурачьё сельское. Задворки мира…
Колечко пропало, и на столе к завтраку были бутерброды с колбасой, а на обед сытный борщ.
Потом пропали серёжки, тоже с камешками, тоже мой подарок за грехи супружеской жизни. И тоже на столе сразу появились котлеты, а в кастрюле исходила клёкотом домашняя лапша с курицей. Стояла бутылка вина. Был мой день рождения, и было хорошо…
Потом ещё что-то пропало, пока нас отлучали от зарплаты. Потом ещё…
Потом пропадать стало нечему. Теперь у нас в доме только одна аура осталось. Ей бежать некуда, она всегда с нами.
Целый час шла по «ящику» эта ахинея. Я бы его вырубил. Да не моя воля распоряжаться здесь.
Сотрудницы сидели, чирикая ручками заговоры на все случаи жизни в изящные блокнотики. Набирались знаний. Как пойдёшь поперёк?
Пробиваясь через телевизионную трень-брень, где на цыпочках, где короткими перебежками, по студии прошёл слушок, что нашу красавицу Лолу берут в штат областной администрации, заведовать отделом по связям с общественностью.
– Есть за что взять, вот и взяли, – глубокомысленно проронил Андрей Хайрюзов, и был прав на все сто процентов.
Во-первых – Лола молода и жизнерадостна, как теперь говорят, сексуальна, имеет харизму преуспевающей деловой женщины.
Во-вторых – в областной администрации мужики с большими деньгами, в расцвете сил и без семейных комплексов. Одним словом – «мачо». Кого же им ещё брать в длительные командировки, на презентации бесконечных проектов, на представительские обеды? Скажите, кого?
Лола в последнее время была действительно неотразима. Даже мне, человеку прошлого века, отягощённому нравственными принципами, казалось, ещё немного и придётся выкраивать из жалкой зарплаты ей на утренние цветы и краснеть перед женой за греховные мысли в рабочие часы.
Я так засмотрелся на двух остроклювых голубков под вырезом её трикотажной майки, что не сразу заметил подошедшего ко мне Шосина.
– Ну, как – стал бы? – кивнул он в сторону Лолы, которая в это время особенно усердно строчила в блокнотик рецепт ворожеи-приворотницы очередного блюда из афродизиаков.
Журналистка была так увлечена простым и доступным способом поставить на ноги расслабленного мужчину, что, забывая смахнуть со лба наползающий на лицо шёлкового отлива белёсый локон, то и дело капризно оттопыривала нижнюю губу и сдувала его обратно.
Это нехитрое движение лёгкого завитка, вызывало почему-то острое чувство зависти ко всему молодому поколению, к которому я, увы, уже не принадлежу.
Тонкий трикотаж майки, сквозь который лёгким намёком просвечивали острые розовые соски, и нижняя губа её в мелких, едва заметных капельках влаги, оттенённая искусным контурным макияжем, намекали на что-то большее, чем обычный поцелуй.
Но за всякое удовольствие надо платить…
– Стал бы, если встал бы, да вот встать не могу, – отводя подозрения от непотребных мыслей, показал я на поясницу, – радикулит не даёт!
– Это точно. Где склероз прополоз, там не поможет купорос. Слюни подбери! – и Шосин, выразительно всхлипнув, провёл пухлой пятернёй по своему объёмистому подбородку, показывая, как надо подбирать «слюни».
