Александр Проханов - Время золотое
Предводитель коммунистов напряг могучую синеватую жилу на лбу. Набычил шею, как он делал это во время выступлений на митингах. Стал непреклонным защитником тружеников и угнетенных.
– «Вся власть народу!», «Земля крестьянам!», «Заводы рабочим!», «Бесплатные образование и медицина!» – произнес он гулко, словно в раструб мегафона. А потом умягчился, заулыбался, умело превращаясь в добродушного, с крестьянским лицом человека. – А вообще-то пусть люди ставят пасеки и разводят пчел. В каждую семью – бочку меда!
– И ложку дегтя, – съязвил Шахес, но тут же потупился под строгим взглядом Мумакина.
– Под какими лозунгами пойдут ваши сторонники, господин Лангустов? – произнес Градобоев.
– Наши лозунги предельно просты. «Чегоданова – в клетку!», «Стоцкого – в клетку!», «Всех министров – в клетки!». «Зоопарк на Красной площади, вход бесплатный!» – Лангустов улыбнулся жестокой улыбкой, как если бы перед ним поблескивала окуляром французская телекамера. – А потом эти клетки поставить на медленный огонь, и мы поймем, как пахнет паленый либерал.
– Боже, какая жестокость! – притворно охнула Паола Ягайло, пленительно качнув обнаженным плечом. – А нельзя ли всех перечисленных узников направить в мою программу «Постель-3», чтобы их смерть была не столь мучительна?
Ей ответом был взгляд Лангустова, блеснувший презрением.
– А что скажете вы, господин Шахес? – продолжал опрос Градобоев. – Ваши либеральные клубы и организации столь многочисленны, что, не сомневаюсь, ваша колонна будет пестреть лозунгами.
– Уж я не знаю, уж это слишком ответственно. Что-нибудь миротворческое, примиряющее. Может быть, вернуть хасидам библиотеку Шнеерсона, если у них без нее пейсы отваливаются. Или направить в космос корабль, на котором еврей и палестинец в одном экипаже. – И он завертелся, заерзал на стуле, забормотал, защебетал что-то птичье, торопливое и абсолютно неразборчивое. Умолк, оглядывая всех маленькими тревожными глазками.
– Ну конечно, – буркнул Коростылев. – Заселять космос евреями. Мало там космического мусора.
Шахес вспыхнул было от этой антисемитской реплики, но промолчал, только гневно задвигал ножками.
– Господин Коростылев, вы что-то хотели сказать. – Градобоев сделал вид, что не услышал едкую ремарку.
– Наши имперские лозунги просты, – четко, по-офицерски, отчеканил Коростылев, – «Русские идут!», «Русская армия – превыше всего!», «Русское оружие – отточенный меч империи!», «Кавказ будет русским!», «Русский – значит всесильный!», «Слава России!». – Он вызывающе разглядывал всех сидящих и, осматривая Шахеса, зло сощурился.
Паола Ягайло, не дожидаясь приглашения, сказала:
– Мне кажется, у нас слишком много политики. Мои сторонники понесут на руках широкую золоченую кровать с шелковыми подушками, и на ней полуобнаженные юноша и девушка станут целоваться и ласкать друг друга. Именно перед этой золоченой кроватью расступятся ряды ОМОНа. Именно перед этой волшебной кроватью распахнутся кремлевские ворота. Господа, каждый из вас может занять место на этой кровати, и я сделаю все, чтобы вам на ней было уютно. – Паола обворожительно улыбнулась. Ее мраморные плечи поднялись и опустились от томного вздоха.
– Господа, – прочувственно произнес Градобоев. – Не это ли свидетельство нашего согласия? Нашего союза, не только политического, но и духовного, и душевного. Залог того, что после победы мы сможем создать коалиционное правительство и дружно, эффективно работать во славу России.
Они продолжали совещаться, утверждали лозунги, подсчитывали число сторонников. Были готовы перейти в соседнюю комнату, где был накрыт стол, официанты расставляли на скатерти хрустальные бокалы и рюмки.
Вошел начальник охраны Хуторянин. Наклонившись к Градобоеву, тихо произнес:
– Иван Александрович, включите телевизор. Там такое начинается!
Градобоев включил широкий плазменный экран на стене, и все присутствующие молча воззрились.
На экране витийствовал язвительный и бесподобный Немврозов. В розовой рубашке и артистическом шарфе, с жестами декламатора, с мужественным голливудским лицом, он комментировал кадры протестного митинга на площади Сахарова, где один за другим выступали Градобоев, Мумакин, Лангустов, Шахес.
«Всмотритесь в эти вдохновенные лица. Услышьте их пламенные речи. Вам покажется, что это радетели за счастье народное, союз единомышленников, братство во Христе. Но это пауки в банке, которые жгут и кусают друг друга!»
Возникла стеклянная банка, полная пауков, которые копошились, прыгали друг на друга, карабкались по скользким стенам, смешивались в отвратительные косматые клубки. Членистые ноги, ядовитые клещи, пульсирующие ненавистью тела.
– Какая мерзость! – воскликнул Градобоев. – Этот Немврозов – агент ФСБ, телевизионный киллер, получивший от Чегоданова лицензию на убийство. Но все их усилия тщетны. Мы действительно – союз единомышленников.
На экране Немврозов эффектно жестикулировал, предлагая зрителям полюбоваться на оппозиционных ораторов. Один за другим те выходили к микрофону и беззвучно открывали рот, воздевали кулаки, выдыхали струи пара. Все те же Градобоев, Мумакин и Шахес. И еще Коростылев в черной форме, перетянутый портупеей, под черно-золотым имперским флагом, взметающий вверх руку. И Паола Ягайло на озаренном подиуме ночного клуба, у сверкающего шеста, который она обвила своими голыми ногами.
– Да он нам делает бесплатную рекламу! – засмеялась Паола. – Направим ему благодарность!
Немврозов жестом факира смахнул с экрана изображения лидеров, и вместо них возник прозрачный террариум, полный змей. Они струились по стеклу, свивались в чешуйчатые клубки, открывали маленькие злые рты с раздвоенными язычками, кидались одна на другую, били в стекло мускулистыми пестрыми телами.
«Не верьте сладким речам и медовым посулам. – Немврозов стучал пальцами по стеклу, и змеи кидались, желая его ужалить. – Это не заступники народа, а клубок змей, которые стремятся в Кремль, желая превратить русскую святыню в мерзкий террариум, наполненный смрадом и ядом!»
– Мерзавец, – произнес Лангустов. – А ведь когда-то слыл приличным человеком.
Немврозов повел рукой, словно открывал занавес, и опять туманилась громадная, переполнившая площадь толпа, и опять у микрофона, беззвучно шевеля губами, появлялись знакомые ораторы Градобоев, Мумакин, Лангустов и Шахес. И в колонне националистов, под имперским стягом, вышагивал Коростылев, что-то вдыхая в мегафон. И Паола Ягайло, заголив ноги, пела на эстраде какой-то куплет.
«Да не введут вас в заблуждения человеческие лица этих благородных господ. Это оборотни, не люди, а свирепые псы, которые готовы растерзать не только вас, но и друг друга».
На экране возникли собаки, которые грызлись, скалили мокрые клыки, кидались одна на другую, норовя вцепиться в горло. Их свирепые оскалы, брызги слюны, налитые кровью глаза, судороги ненависти и неукротимой злобы.
– Ну что ж, опричники Ивана Грозного носили у седла собачьи головы, – засмеялся Коростылев. – Пусть мы собаки, но мы рыскаем по России, изводя крамолу и измену. Мы порвем горло тем, кто мучает нашу священную Родину. Я не стыжусь, да, я – цепной пес Русской империи!
«Вы верите их речам? Вас убаюкали их заверения? Вы слышали их ядовитые слова в адрес Чегоданова? Но вот послушайте, что они говорят сами о себе!»
Немврозов отступил, и его место на экране занял Мумакин, стоящий на трибуне у микрофона. Его энергичные губы шевелились, из них летел пар, и он возмущенно изрекал:
«Вы хотите, чтобы я встал под одни знамена с Лангустовым, чью задницу не пропускает ни один негр? Хотите, чтобы я стоял рядом с Шахесом, от которого будет пахнуть чесноком на всю Болотную? Или с этой, прости господи, Ягайло, у которой под юбкой ползают мухи?»
Монтаж изображения и звука был осуществлен столь искусно, что создавалось полное впечатление того, будто бы эту хулу Мумакин возводил на своих сотоварищей прямо на митинге, перед стотысячной толпой.
– Я не говорил такого! – взревел Мумакин, указывая на экран. – Это фальшивка ФСБ!
– Сволочь ты, Мумакин, – беспощадно произнес Лангустов. – Был предателем и остался! Красный иуда!
– Антисемит! – щебетал Шахес, превращая свои маленькие пальчики в заостренные коготки. – Коммунофашист! Нерукопожатный!
– При чем здесь мухи? – нервно улыбалась Паола. – Нет, Мумакин, вы можете мне объяснить, при чем здесь мухи?!
На экране стискивал микрофон Лангустов, в мерцании вспышек, под окулярами телекамер:
«Вы хотите, чтобы я встал рядом с этим претенциозным самозванцем Градобоевым, который вскормлен на деньги ЦРУ? Может, вы пригласите меня встать рядом с этим коммунистическим пельменем Мумакиным? Или вислозадой куртизанкой Ягайло? Или с Шахесом, с этой рыбой фиш в чесночном соусе? С этими мелкими жуликами, смешными паяцами, колченогими карликами, которые на американские деньги имитируют русскую революцию?»
