Елизавета Дворецкая - Источник судьбы
– Тогда мне остается только поблагодарить тебя. – Рерик учтиво наклонил голову. – Это истинно родственная щедрость. Я уверен, мы с тобой расстанемся хорошими друзьями. Надеюсь, что со временем смогу вознаградить тебя.
Одевшись, Рерик пошел в гридницу. Столы уже поставили, но еду только подавали. Бабка Рагнхильд сидела на женской скамье, сложив руки на коленях и уставясь в пространство с таким оцепенелым видом, будто во всей вселенной дел для нее не было и не предвиделось.
– Да будет удачен твой день, госпожа королева! – приветствовал ее Рерик.
– А, это ты… дуб незрелой судьбы11, – буркнула бабка. – Я думала, ты и до полудня не поднимешься, всю ночь, говорят, гулял.
– Я дуб еще и незрелого разума. – Рерик присел рядом. – И потому хочу взять взаймы немного твоей мудрости.
– Да ну! – не поверила бабка. – Этого добра у стариков полно, только молодые не очень-то охотно берут.
– Я слышал такую загадку: что это за существо, которое избирает, но выбор при этом делает кто-то другой. Которое избирает на смерть, – негромко повторил Рерик слова Сванхейд, врезавшиеся ему в память. – Кто это?
– Э… Да это, кажись… валькирия это, – сначала опешив, догадалась королева Рагнхильд. – Избирающая на смерть по выбору Одина – это валькирия. Подходит тебе такая разгадка?
Рерик не ответил. Ответ старухи потряс его своей очевидностью. Именно так все и есть. Один выбирает, кому из славных героев пора умереть, и посылает валькирию, чтобы она осуществила выбор. Подсказала путь, на котором герой найдет славную смерть. И это ее избрание осуществляется через брак ее и земного мужа – обручаясь с ней, он берет в жены свою смерть. Так говорится во всех сагах о древних героях. Дочь конунга была валькирия… Скажем, Хельги сын Хьёрварда встречает деву, которая ищет битв, обручается с ней… Они обручились и любили друг друга очень сильно… А потом он погибает и прямо в объятиях возлюбленной уносился в Валгаллу. Вёлунд потерял свою жену-валькирию, потому что его срок еще не пришел. А тот, кто не теряет ее – теряет жизнь.
Он огляделся, надеясь увидеть Сванхейд и при свете дня (сколько его проникало в дом сквозь дымовые отверстия и открытую дверь) попытаться увидеть в этой девушке неземные черты. Вот почему ему с самого начала мерещилось в ней нечто большее – он видел то норну, то фюльгью, то лебедя… Первая часть ее имени означает «лебедь». Облик лебедя принимают валькирии, чтобы спуститься с небес на землю к своим избранникам. И лебеди вышиты на ее платье. Как он раньше не понял?
Но Сванхейд в гриднице не было: она все еще «болела». И болеть ей оставалось всего один день – назавтра было назначено начало похода.
Весь берег возле усадьбы напоминал воинский стан, а по сути им и являлся. К одиннадцати корабля Анунда конунга и шести кораблям, приведенным Рериком из Дорестада, Смалёнд прибавил еще шестнадцать. Все они были разного размера и вмещали разное количество людей, но вместе набралось без малого тысяча. Не все имели опыт военного похода, не все обладали действительно хорошим оружием, а прочее снаряжение у иных состояло из щита и войлочной или меховой шапки вместо шлема, но воинского духа было не занимать даже самым бедным. Успех прежнего похода под предводительством сыновей Хальвдана вдохновлял и позволял ожидать не меньшего. Люди жили прямо под открытым небом, возле своих кораблей, уже бывалые воины делились опытом и воспоминаниями, даже рассказывали стихи собственного сочинения, пославляя память павших товарищей и собственную доблесть. Хроар Выдра за зиму после того похода сочинил целую песнь, прославляющую Рерика и Харальда, которую оглашал на всех пирах перед походом и тем заслужил большое серебряное обручье.
И вот на самом рассвете избранного дня, который боги указали королеве Рагнхильд жребием с руной Турс – то есть четверг, день Тора, удачный для всяческих вообще начинаний, – пришло время сталкивать корабли. Вынуть этот жребий бабка согласилась, после того как Рерик имел с ней еще одну доверительную беседу наедине и даже кое-что передал на память. Ветра пока не было, но все приметы обещали, что он появится в открытом море.
– Да вон он, Ветер! – смеялись люди, намекая на прозвище Хродара сына Рагнара, который бегал между кораблями с самым деловым видом. – Давай, начинай дуть, хватит бездельничать!
Гудлейв конунг встал спозаранку, как и все домочадцы, чтобы проводить отъезжающих. Хирдманы уже почти все ушли на берег, и первые корабли отчалили, выходя на веслах из фьорда. Во дворе была суета, но брусничную накидку Сигвары было заметно среди повседневных некрашеных одежд прочих домочадцев. Рерик стоял здесь же, уже готовый отправиться на корабль.
– Жду, чтобы попрощаться с тобой, родич! – сказал он Гудлейву. – Спасибо за то, что принял меня в доме, позволил собрать войско.
– Желаю тебе удачи. – Гудлейв благосклонно кивнул, всей душой довольный, что двоюродный брат уезжает. В последнее время у него появилось неприятное ощущение, будто заморского бродягу стали уважать в доме больше, чем его, конунга и хозяина. – Пусть судьба и боги дадут тебе все, чего ты заслуживаешь и твоим высоким родом, и доблестью. И ты прощай! – Он снисходительно кивнул Сигваре, показывая, что не держит на нее зла за измену.
Перед тем как передать женщину Рерику, Гудлейв при свидетелях объявил ее свободной – так ему казалось приличнее расстаться с ней, чем просто подарить.
– Спасибо, конунг. – Сигвара всхлипнула. Она с утра пораньше заливалась слезами и все не могла оторваться от ребенка, с которым прощалась, возможно, навсегда. – Ой, конунг… Прости… Не могу… Пойду еще раз с пузатиком моим… Хоть поцелую его еще раз, мою крошечку… Ты уж прикажи смотреть за ним получше…
И она со всех ног метнулась в девичью, дорожа каждым мгновением, оставшимся до отъезда.
– А вот и Анунд конунг! – Рерик кивнул на свея, в это время вышедшего из дома. – Теперь можно отправляться.
Вдвоем Рерик и Гудлейв подошли к Анунду, чтобы и тот мог достойно попрощаться с хозяином. Разговаривая с ним, Гудлейв обернулся: Сигвара в своей накидке вышла из девичьей, прикрывая лицо платком, и плечи ее тряслись от рыданий. Не оглядываясь на конунгов, она вышла из ворот и побрела к берегу.
А там уже Хродар стоял на высоком камне и со зверским выражением лица, которое держал для таких случаев, произносил, вернее, ревел воодушевляющую речь перед дружиной своего корабля, набранную из младших сыновей бондов и отпросившихся работников:
– В-викинги-и! Мы выходим в море и скоро надер-рем задницы всем этим свейским убл-людка-ам! Бейте их, убивайте, грабьте их дома, насилуйте их ж-женщин!
И толпа молодых героев, которые примерно так и представляли себе ратные подвиги, отвечала восторженным ревом.
– А заодно крупный и мелкий скот и домашнюю птицу! – окончил героические наставления Хродар, чем вызвал одобрительный смех людей постарше и поумнее.
Рерик усмехнулся. За что он ценил своего ярла – за умение найти правильный подход к людям.
Гудлейв конунг проводил Рерика и Анунда с их людьми до кораблей и подождал, пока все отплыли. Сигвару он больше не видел: должно быть, забилась в шатер на корме Рерикова «Змея» и не хотела показывать людям свое заплаканное лицо. Долго еще ему не удавалось уговорить фру Торгерд и Хильду вернуться в усадьбу: они все смотрели туда, где исчез за скалой возле устья фьорда последний корабль, и все махали рукой, будто Рерик мог увидеть их из такой дали. По лицу фру Торгерд текли слезы, и Гудлейв не мог бросить тетку одну на берегу: ведь она рассталась с младшим сыном, и тоже, возможно, навсегда.
Когда они наконец вернулись, в усадьбе показалось непривычно тихо и пусто. Все домочадцы были на месте, но за обычную работу никто не принимался, у всех опускались руки, как после буйной попойки.
– Давайте, принимайтесь за дела! – распорядился конунг. – Повеселились, теперь время поработать. Не всем же совершать подвиги, кому-то надо и о хозяйстве позаботиться. Гаук, тебя это тоже касается. Вон то колесо мне самому убрать?
Постояв немного во дворе и посмотрев, как работники принимаются за наведение порядка, он глянул было на дверь девичьей. Самому ему туда заходить было неприлично, особенно среди бела дня и у всех на глазах. Но рунную кость из постели норвежки пора вынимать. Геллир обещал, что когда кость будет убрана и руны соскоблены, девушка через несколько дней поправится. Но слишком быстрого ее исцеления конунг не желал: тогда она, чего доброго, сможет догнать ушедших.
Дверь девичьей открылась, и на пороге показалась бабка Рагнхильд. У Гудлейва вдруг неприятно кольнуло сердце при мысли, что никогда уже он не увидит на этом пороге Сигвару. Все-таки он был к ней привязан и даже порой думал, что не будь она рабыней, ему вполне подошла бы такая жена. По крайней мере, свою будущую жену он невольно воображал похожей на Сигвару, только более знатной, с богатым приданым, мудрой, сведущей в разных делах, а не только в шитье и ткачестве. Ну и еще более покорной и менее склонной иметь обо всем собственное мнение.
