Алексей Смирнов - Обиженный полтергейст (сборник)
– Да, Дмитрий Никитич, вы нас оставьте ненадолго, – кивнул тот. – Очень нас обяжете.
Нагнибеда, стараясь не встречаться со мной глазами, протопал мимо и выскользнул в коридор. Я стоял и рассматривал его собеседника. Этого не должно было случиться, но я чувствовал, как улучшается мое настроение, потому что аудитор не был ни Нагнибедой, ни Жотовой. Невысокий дородный мужчина предпенсионного возраста, изрядно лысый, с седыми височками, в роговых очках.
– Прошу садиться, – пригласил меня он, указывая на стул. Каким-то образом он угадал мое постоянное место, которое я неизменно занимал во время многочисленных летучек и планерок. Правда, благодарности он не дождался, поскольку мои коготочки если уж вылезли, так вылезли.
Аудитор сцепил на животе пальцы, откинулся.
– Я сразу расставлю точки над «i», – обрадовал он меня. – Аудитор – это я так, пользуясь случаем, заодно. Раз уж пришел, не грех и нос, куда не нужно, сунуть. Истинная цель моего визита иная, я приехал взглянуть на прототип. Я имею в виду уважаемого Дмитрия Никитича. Моя фамилия – Райце-Рох. Я профессор.
– Очень рад, – ответил я и машинально назвался.
– Вижу, что она вам ни о чем не говорит, – продолжил аудитор. – Да, жизнь моя сложилась так, что я часто остаюсь за кадром. А руку тем не менее приложил ко многому – с тех пор, как сделался своеобразным вечным скитальцем. Когда-то давным-давно я ставил эксперимент, надеясь докопаться до корней солипсизма – и угодил в ловушку. Превратился в плод больного воображения… С тех пор объявляюсь то тут, то там – ну, вам это вряд ли интересно. Тому, однако, лунатику, оказалось не под силу истребить во мне любовь к науке. И вот, объявившись в ваших краях, я занялся генетикой, результатом чего явилось великое открытие. Ничего удивительного в этом нет, я всегда делаю великие открытия. Мне повезло обнаружить глубоко запрятанный ген, доставшийся человеку, скорее всего, от рептилий. Этот ген программирует линьку.
Райце-Рох торжествующе замолчал в ожидании похвалы. Я человек понятливый, схватываю на лету. Мне дважды объяснять не нужно.
– Вы утверждаете, что все эти люди полиняли? – спросил я осторожно.
– Как один! – радостно воскликнул профессор. – Выделив ген, я, как вы догадываетесь, немедленно приступил к поискам активатора. Мне очень хотелось проверить, что получится, если этот ген активизировать. Естественно, я быстро добился успеха, нанял вертолет и распылил аэрозоль над городом. Теперь мы видим, к чему это привело.
Я смотрел ему в глаза и прислушивался к быстрым, тяжелым шагам, то и дело звучавшим в коридоре.
– Вы намекаете, что мне предстоит…– я навалился на стол, – мне предстоит… сбросить шкуру, будто я какая-то змеюжина, и обернуться кем-то из… тех? Тогда я сам, собственноручно…
Райце-Рох улыбнулся краешком рта:
– Утешьтесь, всегда бывают исключения из правил. И я – такое же исключение, как и вы. Не сомневаюсь, что будут и другие, помимо нас с вами. Мы, понятно, останемся в меньшинстве, и я пока не знаю, хорошо это или плохо. Со временем я обязательно выясню, почему так получилось и к чему приведет.
Я задумался. Мне не нравились его слова, хотя я испытывал огромное облегчение при мысли о жуткой участи, которой я чудом избежал.
– Да, придется выпустить когти вперед, – сказал я больше самому себе, чем этому выскочке.
– Вы смекалисты, – похвалил меня профессор. – Только что вы кратко обозначили одну из моих гипотез. Общество подошло к опасной черте – опасной настолько, что механизмы саморегуляции были просто обязаны включиться. Вы думаете, что кто-то конкретный, единственный и неповторимый влияет на ход вещей? Я – в той же мере пешка, что и вы с вашим институтом. Вам стали угрожать, вы ответили созданием убийственных систем. Настолько грозных, что другой системе ничего не оставалось, кроме как дать достойный ответ на ваши методы защиты. Тут подворачиваюсь я, с моим открытием… при поверхностном анализе – совершенно случайно. К чему теперь ваши лифты? ваши роботы, замки, «ежи»? Маргиналы и выродки усиленно линяют, преобразуясь в мирных граждан. Природа всегда находит адекватное решение, это известно еще со времен Мальтуса. Народы плодятся, страшась в то же время сцепиться всерьез? Тогда – землетрясения, или мор, или что-то еще, способное уничтожить излишки… Это вам в качестве заезженного примера.
Я покачал головой.
– Смущает отбор как таковой. Точнее, выбор… Почему – эти двое?
Райце-Рох недовольно поморщился.
– Я и сам не вполне понимаю. Вероятно, оптимальный набор качеств, необходимых для успешного выживания. С другой стороны, неизбежные браки, которые будут заключены, наводят на мрачные мысли. Когда появились первые экземпляры, я испросил себе доступ в базу данных, которой располагает одна из секретных служб и очень быстро нашел прототипы. Я навестил поликлинику, затем наведался к вам. Побеседовал… Походя свернул все это безобразие, – Райце-Рох описал рукой полукруг, намекая на институт с его грандиозными планами. Внезапно он засмеялся: – Надо же! Вашему боссу очень понравилась идея выступить родоначальником нового человечества. Если не родоначальником, то, во всяком случае, эталоном…
– В общем, Адам, – подытожил я подавленно.
– В некотором роде – да, – профессор снова захохотал.
Я встал из-за стола, подошел к окну, распахнул, выглянул. В коридоре топали и пыхтели, и те же звуки неслись с улицы, частично разбавленные автомобильными гудками, шумом ветра и звоном трамваев.
– У меня тревожные предчувствия, – молвил я, не оборачиваясь.
– Гоните их прочь, – откликнулся профессор. – Никто вас не уволит. А если захотите уйти сами, я помогу вам с местом. Вы нестандартно мыслите, у вас большое будущее.
– Вы так считаете? Между прочим. я имел в виду нечто иное. Правда, это тоже напрямую касается будущего.
Райце-Рох вздохнул, поднялся, подошел ко мне и остановился рядом. С минуту мы следили за уличным движением, потом он негромко проговорил:
– Да, вы правы. Существует и вторая гипотеза. Мы ведь не знаем, о какой системе идет речь. Вам не вспоминаются динозавры? Так вот одномоментно, невесть с чего… Они, возможно, начали линять…
– Верно, об этом я и подумал. Тогда почему бы нам не выждать? Я предлагаю заморозить наши проекты на неопределенный срок. Но – ни в коем случае не уничтожать под корень.
Райце-Рох долго не отвечал. Загипнотизированный городским пейзажем, он не скоро очнулся. Придя же в чувство, похлопал меня по плечу и вызвал по селектору Нагнибеду.
– Вашему сотруднику, Дмитрий Никитич, есть смысл задержаться. Да-да, он может принести большую пользу. Весьма перспективен. Отправьте его в продолжительный отпуск. Простите? Ясное дело – оплачиваемый, какие могут быть разночтения! И за такси! Скажите в вашей бухгалтерии, пускай там начислят. Не забудьте, ради Бога! Я обещал, а я не бросаю слов на ветер. Все, что угодно, только не слова.
© октябрь – ноябрь 1999Дух и веревочка
Все семейства – и счастливые, и несчастливые – иногда посещает простая, нехитрая печаль. Вот, в одной семье пропало колечко, не Бог весть, какое ценное, но все же память.
Обыскали все углы, перерыли комод за комодом, заглянули под старые половицы – пусто! Нет колечка.
Тогда бабушка, с годами скорая все на большую и большую блажь, серьезно зашамкала:
– Это, не иначе, домовой утащил. Надо обвязать ножку стола веревочкой или тряпочкой – вещь сразу и найдется.
От нее отмахнулись, не веря ни в Бога, ни в дьявола, хотя квартиру, едва в нее въехали, обрызгали святой водой. И еще запустили первым котенка, дали ему на счастье лапами по столу постучать.
Но бабушка – даром, что старенькая вчистую – проявила упрямство характера: взяла, да без спроса и обмотала столовую ногу лохматым куском бельевой веревки.
Митя первым заметил, поднял ее на смех; старушка лишь выпучивала глаза и цыкала на внучка, грозя ему мелко дрожащим пальцем. И тронуть веревочку никому не давала, никого к ней не подпускала близко и даже обедать уселась с того угла, где хворая, перебинтованная нога получала лечение.
Колечко нашлось очень быстро. Оно обнаружилось в свежевыстиранном носке, когда папа стал совать туда ногу и в пылу одевания окольцевался очень туго. Палец у папы был еще тот, не из мелких. Никто не сумел объяснить, как кольцо угодило в носок.
Пошутили, поругались, позабыли; бабушка, шевеля губами, отвязала веревочку и спрятала в карман фланелевого халата.
– Ты смотри, домовой, не шали! – суровым голосом сказала мама, обращаясь к мебели, стенам, потолку и рассохшемуся паркету.
В общем, все развлеклись. Не надолго.
Пока не сгинули папашины часы: «командирские», предмет необоснованной гордости, поскольку папа никем не командовал. Но тем ужаснее утрата!
