Ольга Покровская - Рад, почти счастлив…
Потом – когда-нибудь. Когда будет пора – узнаем. А пока что – задраим небесные люки. Мы не будем сдавать экстерном. Мы, может быть, даже останемся на второй год. Пусть земные ветры нас простуживают и треплют – они нам по силам. А за ангельские подвиги примемся, когда закалимся всерьёз.
Так рассудил Иван и, успокоившись, вернулся за руль, к наезженным мыслям.
Дорогой он думал о своём фантастическом жизненном везении. Сколько людей – бабушка, мама, Костя, Андрей! Сколько счастливого времени. Как прошлая осень была хороша арбузами! Как со слякоти было здорово завернуть в «Кофейную» к Мише! А зима?! Праздник трёхдневного снегопада, каша с орешком! Лодка посередине весенней реки. Выживший на дуэли Костя. Ах, как жаль вечного утра с мамой, кофе и снега, гитары и вышивания! Жаль божественной неторопливости, в которой теперь уж нельзя остаться. Но, может быть, шагнув за её предел, он почувствует свободу и радость идти. Здравствуй, Свобода-и-радость-идти! – скажет он. – Давненько тебя не видел! И хотя не лесами-лугами она поведёт его, а скорбью и жалостью, по грязной подкладке Москвы – он пойдёт с ней предано и доверчиво.Весь день в растерянности Иван промотался по городу, заезжал в офис, а вечером, свернув во двор, увидел, как с другой стороны дома на своей отремонтированной «Ладе» подъехала Оля. Усмехнувшись манёврам судьбы, Иван оставил машину и пошёл навстречу.
На заднем сидении спал Макс. Оля вышла и зажгла сигарету.
– Что, вернулся уже? Или не доехал? – спросила она.
– Доехал, – кивнул Иван. – Но не туда. Попал, знаешь, как будто в другую Москву, на стройку… Там парень, инвалидность что ли у него какая-то, не знаю… У них целое содружество – занимаются уличными собаками. Такой там весенний ветер, свет…
– Какой весенний? – сказала Оля. – Ну ты докатился! Бред в мягкой обложке! А хотя, может, с убогими ты себя и найдёшь. Будешь там у них – молодец среди овец. Макса растолкаешь? – бросив окурок, спросила она. – А то он сегодня с дедом в шесть утра на рыбалку попёрся – теперь дрыхнет.
Оля взяла сумку, а Иван попытался разбудить Макса. Макс брыкнулся. Тогда он осторожно вынул его из детского кресла, положил голову к себе на плечо и понёс в подъезд.
Подняв Макса к Оле, он вернулся в машину за своим рюкзачком и, открыв багажник, постоял несколько секунд, глядя на двор. Просто смотрел на качели, на дверь подъезда и думал: «Господи, спасибо». Наконец, взял рюкзак и пошёл домой.
На площадке пятого этажа, у двери лифта, его ждала Оля.
– На минутку можно тебя? – спросила она довольно раздражённо. – Я тебе давно хочу сказать: ты мне своими неправдоподобными персонажами только карту путаешь! Я в них верю, как дура, а на самом деле их нет!
– Почему же нет? – удивился Иван.
– Этих твоих собак, этих всяких случайных пронзительных встреч! Этого нет в жизни!
– Как это нет? – спросил Иван, всё еще удивляясь.
– Этого нет! – крикнула она так, что Иван мысленно отшатнулся. – А есть дикая усталость – и вовсе не от праведных дел, как у твоих небожителей, а оттого, что я работаю и борюсь! А этого всего – нет, нет! И не будет никогда! Ни у кого! Ясно?
Иван не нашёл, что ответить. Он подумал вдруг, что виденное им и правда не существует для Оли. Да и вообще, его опыт не может быть полезен ей хотя бы потому, что у него нет ребёнка. Человек без ребёнка и человек с ребёнком – это две разные планеты. Это, как птица и мул. Что в них общего?Дома Иван лёг сразу, но сон долго не приходил. Он лежал с закрытыми глазами и брёл по оранжевой глине стройки. А потом ступил на лесную опушку и в соснах нашёл маслёнок.
На следующий день он поднялся, и, умывшись, как следует, холодной водой, отправился на дальнюю пристань, где зимой стоял Женин катер. Иван шёл туда не просто так, а по делу. Ему надо было увидеть Фолькера.
«Человек, живущий на реке, должен каждый день хоть на несколько минут выходить на реку», – рассудил Иван, сел на деревянную тумбу и принялся ждать, когда сбудется его простое предвидение. Ожидание Ивана скрашивали воробьи. У Макса в книжке «Окружающий мир» он прочёл, как отличить воробьёв домовых от полевых. Этих знаний хватило ему, чтобы увлечённо провести минут сорок. Потом на пристань пришли девочка с бабушкой и принялись кормить всех, как один, домовых воробьёв печеньем. Появился откуда-то из лесу подросток с баночным пивом в пакете, сел к воде и, врубив на мобильнике музыку, принялся добывать посильный кайф. Неторопливо, под сигарету, он тянул своё пиво и по мере опустошения тары пускал кораблики. Скоро флотилия из трёх баночек в сопровождении белых шлюпок-бычков поймала волну и двинулась на Серебряный Бор, а её владелец, захмелев, утопал в лесок. Иван остался один и сидел в полудрёме, нежась на солнце, пока по его плечу не постучали. Обернувшись, он увидел Фолькера – в чёрных очках, чёрной майке и камуфляжных штанах.
– Наконец-то! – приветствовал его Иван.
– Ты ко мне что ли? – спросил Фолькер. – А чего не заходишь? Я смотрю – сидит. Чего сидишь?
– Рыбачу, – сказал Иван.
Фолькер посмотрел внимательно на его пустые руки и сел рядышком. И сразу тьма отгородила Ивана от лета и воробьёв.
– Я хотел узнать, как у вас дела, – сказал Иван, приспосабливаясь ко мраку.
– А какие дела? – удивился Фолькер. – Трафик сдох! Просто зря профукал кучу бабок. Детям не-ин-те-ресно.
– В Америку поедете?
Фолькер вытащил из кармана мятую пачку и закурил. Горький дым поплыл Ивану в лицо.
– В Америку? Нет. У меня в Америке человек. Он работает на меня. Он может моментом всё вынуть из моих рук – я даже не поборюсь. Просто он пока не догадывается, что я умер. А если я приеду – он догадается. По моей роже. Не-а, не поеду.
– Что будете делать, если не секрет?
– От тебя секретов нет! – кашляя, отозвался Фолькер. – Скажу, как есть. Вот слушай: сначала у меня был смысл – срубить денег. Потом у меня был другой смысл – вот этот проект, скупка сайтов. Теперь – что? Теперь у меня тоже проект – крышу чинить! – И он постучал себя по голове. Уголёк сигареты упал на волосы, запахло палёным. – Или гильотина – лучшее средство? – ухмыльнулся он, прихлопнув пепел, как комара.
– Да нет, – возразил Иван. – Не лучшее. Я, конечно, сайты не скупал, но в остальном было похоже. Была иллюзия, что всё смогу, перешагну пределы. Хорошо потом летел! Но, видите – голова на плечах. Значит, есть средство лучше, чем гильотина.
– Скажи.
– Смеяться будете.
– Ну, посмеюсь. А тебе жалко?
– Если пару лет продержаться с более или менее чистой совестью – всё пройдёт.
– Ага, – кивнул Фолькер. – С чистой. Понял. А химчистка где?
– Не знаю, где ваша. Где моя – могу сказать. Где ваша – не знаю.
– А где твоя?
– Моя дома, – сказал Иван. – Очки снимите, Вам же в них темно. Я с Вами говорю – мне и то темно.
Фолькер снял и, проморгавшись, огляделся.
– О! – воскликнул он. – Вижу химчистку! У меня в Ирландии есть приятель. Шон. Он продаёт диски. Он это… продавец дисков. Но он на самом деле скрипач. Играет, знаешь, на скрипке народные ирландские мелодии. Народные английские мелодии. Народные еврейские мелодии. Хороший парень. У него жена Джулия. Она поёт. Она тоже продаёт диски. Но она хорошо поёт. Народные ирландские песни. Народные английские песни…
– Я понял, – ободряюще кивнул Иван.
– Ну вот. Я их к себе выпишу, в гости. Мы сядем с ними на причале, тут вот. Вот сюда, вместо тебя, посажу их. Как раз вылезут одуванчики, там… мать-и-мачеха, череда, вот это всё. Будем сидеть хоть месяц.
– Месяца не хватит, – покачал головой Иван. – Надо год, а то и два.
– Согласен, – кивнул Фолькер. – Год, два… А вообще, это всё ерунда. Не починится ни хрена. У меня же есть башка на плечах – что, я не знаю жизни? Я знаю жизнь, я знаю себя, пожил вдоволь, попинал землю. Пора и честь знать.
– Посидишь на пристани – всё пройдёт, – повторил Иван.
– Ага. Думаешь – Шон прямо скрипку под мышку, и на два года со мной тут на пристани околачиваться? Шон, он, знаешь! У Шона дело жизни – магазинчик дисков. Так он и поехал! Нету выхода. Жалко, что совесть грязная.
– Да надоел ты со своей совестью. Пожалуйста – вот есть я. Я на скрипке не играю, но на гитаре немножко играю. Давай, хочешь, буду тебе вместо Шона. Иван, Шон, гитара, скрипка – какая тебе разница? Конечно, с утра до ночи я тебя пасти не могу. Во-первых, работать как-то надо, согласен? Потом, у меня родственники. У тебя психоз, а у них – старость. Психоз и старость. Есть разница? Но, скажем, ежедневную часовую репетицию я могу тебе обещать, – заключил Иван, передразнивая нечаянно синтаксис Фолькера.
– И что я тебе за это буду должен?
– Что должен? Ничего не должен. Должен будешь не отлынивать.
– Ага. Понял. Ты меня, то есть, будешь лечить. Слушай, брат, а хочешь я тебе подарю моё имя? Будешь Фолькер – классно!
– Вот уж спасибо, обойдусь! – сказал Иван и, встав с мостков, зашагал к дороге.
– Ну что, завтра во сколько? – крикнул Фолькер.
