Елизавета Дворецкая - Источник судьбы
После призвания богов на это место и принесения в жертву белого барашка, Рерик отступил, а вперед вышла королева Рагнхильд. Фру Торгерд принесла за ней особое «сидение тула» – трехногую скамеечку, отделанную золотом, сидя на которой изрекают порочества во время гадания. Скамеечку она поставила напротив жертвенника, на котором еще блестела огромным красным пятном свежая кровь. Сама бабка Рагнхильд принесла белую гадательную ткань и, кряхтя, расстелила ее на траве между жертвенником и сидением тула. После этого она взяла у Рерика священный молот, еще влажный и липкий от крови, и заново благословила место гадания. Повернувшись лицом к северу, она подняла обе руки вверх – Рерик вспомнил, как несколько дней назад Сванхейд у него на глазах стояла вот так же возле Змеиного камня – и стала призывать силу норн.
Из домов, все-сокрытых,
Из путей все-широких,
Должна я назвать норн
И призвать дис встать рядом,
– произнесла она нараспев, а потом, немного выждав, позвала:
– Урд-Верданди-Скульд!
И все затаили дыхание, с дрожью и мурашками на коже чувствуя, как из неведомых вершин сходят сюда духи – родовые покровители-фюльгьи и сами Великие Норны, творительницы судеб мира.
Рерик невольно положил руку на Золотого Дракона. Она тоже должна сейчас невидимо явиться сюда – белая женщина, покровительница рода.
Королева Рагнхильд тем временем приняла от дочери небольшую золотую чашу, в которой лежали ее собственные ставы – шестнадцать небольших костяных палочек.
– Пусть первым будет вынут жребий Анунда сына Эйрика, – вполголоса подсказал Рерик. – Ведь мы идем в этот поход ради возвращения его родовых владений.
Бабка Рагнхильд сосредоточенно кивнула, стараясь, чтобы сами мысли ее, отлившись в ясные вопросы, по руке перетекли в золотую чашу, рассеялись по костяным палочкам ставов и настроили их на правильные ответы.
– Руны, шепчите верный совет! – пробормотала она так тихо, что ее услышали только сами ставы, а потом, подняв лицо к небу, выбросила все ставы из чаши на расстеленное белое полотно.
И знатные люди под ясенем, и народ на склонах холмов затаил дыхание, когда костяные палочки упали на белое полотно, хотя расположения их издалека увидеть не удавалось. Анунд конунг покраснел от волнения и тайком утирал вспотевший лоб.
Фригг, открой мне глаза,
Чтобы я могла увидеть знаки
И прочесть руны верно!
– произнесла королева Рагнхильд, а потом призвала:
– Один-Вили-Ве!
С трудом опустившись на колени, она вслепую выбрала из брошенных ставов три, подошла к сидению тула и с облегчением уселась на него. Выбранные ставы она разложила перед собой треугольником: два напротив друг друга, а третий – под ними посередине.
Пора мне с престола
Туда поведать
У источника Урд,
– заговорила она, и теперь голос ее звучал по-иному, не как всегда, и казался более глубоким и значительным. Через нее говорила сама Урд, старшая из норн, хозяйка и хранительница того, что уже свершилось и тем определило настоящее и грядущее.
Смотрел я в молчанье,
Смотрел я в раздумье,
Слушал Высокого слово.
Говорили мне руны,
Давали советы
В доме Высокого.
Так я их слышал,
Так прочитал их.
После этого королева Рагнхильд наконец опустила глаза к вынутым жребиям. Зрители, казалось, перестали дышать.
– Сперва прочитаю я корень Урд, – провозгласила королева Рагнхильд, глядя на жребии. – Корень Урд тянется из минувшего и показывает нам, что привело к тому, что есть сейчас. И в корне Урд вижу я руну Мад – руну Человека. Человек – это радость для человека, и нагромождение праха, и украшение кораблей. Человек – потомок богов, и потомок богов – сын моей дочери, Хрёрек сын Хальвдана. Повстречав его, Анунд сын Эйрика нашел прочную основу для осуществления своих устремлений. И в дружеской своей связи найдут они оба основу для успеха. Не следует пренебрегать этим даром богов, – она метнула на Анунда строгий взгляд, – ибо вместе с дружбой своего потомка боги отнимут и удачу.
– Вторым читаю я корень Верданди, – продолжала королева Рагнхильд, глянув на второй став. – Корень Верданди говорит нам, что происходит с нами сейчас. И вижу я руну Ар – руну Доброго Года и Урожая. Тот, кто следует назначенным ему путем, вовремя соберет урожай добра и богатства, ибо прибыток приносит людям урожай. И если поле твое созрело, не робея выходи на него с серпом, пока не перестояли колосья и не осыпалось зерно.
– Теперь возьму я корень Скульд – он уводит нас в будущее, куда путь проложило прошлое и решения настоящего. И в корне Скульд вижу я руну Урр – руну Зубра или Дождя. Это поистине добрая руна, ибо соединена в ней сила Огня, Наследия и Радости. Полон ты жизненным огнем, Анунд сын Эйрика, и суждено тебе не только утвердиться в наследственных владениях, но и передать их своим потомкам. Не ко многим так щедры боги, и великой благодарности достойны твои норны за столь добрую судьбу.
Анунд, наконец осознав, что все предзнаменования весьма благоприятны, перевел дух и даже заулыбался.
Оглашены
Виденья Высокого
В доме Высокого!
– провозгласила королева Рагнхильд и встала с сиденья тула.
Все несколько расслабились и загомонили: стоявшие ближе – более сдержанно, народ на холме – оживленнее и громче.
– Теперь мы попросим тебя бросить жребии для моего родича Хрёрека сына Хальвдана, – сказал Гудлейв. Он тоже несколько расслабился, видя, что все идет хорошо и разоблачать его недостойные замыслы боги, похоже, пока не собираются. А может, они даже на его стороне? – Но поскольку судьба его гораздо сложнее и нам важно знать ее как можно более полно, мы попросим тебя сделать не простой «бросок норн», а «бросок в девять миров».
– Хорошо, – буркнула бабка Рагнхильд, собирая ставы обратно в золотую чашу.
Рерик знал, что такое «бросок в девять миров». Это был гораздо более сложный вид гадания, требующий гораздо больших знаний и умения читать тончайшие оттенки в значении рун, улавливать малейшие пересечения их сил. Это могли делать только самые способные и опытные повелители рун. При этом пространство гадательной ткани мысленно делилось на девять полей, по числу миров, и высчитывалось, какие руны на какое упали и что это означает. Бабка Рагнхильд за многие года набралась такого опыта, а ума ей всегда было не занимать.
Она снова проделала обряд призывания норн, бросила ставы на гадательное полотно и уселась на сиденье тула, чтобы как следует рассмотреть, на какое из полей упали какие ставы, открыла глаза… и вытаращила их в изумлении и ужасе.
Между стоявшими вокруг пробежал возглас, Рерик невольно шагнул ближе. Все шестнадцать ставов легли на ткань знаками вниз. Упавшие таким образом руны при толковани не учитывались. А теперь вышло, что толковать просто нечего!
– Попробуй бросить еще раз! – изменившись в лице, попросил Гудлейв. Рерик молчал: он уже понял, что это значит.
Королева Рагнхильд, с несколько растерянным видом, снова собрала ставы в чашу и снова призвала норн. Бросок – и все ахнули уже в голос от потрясения: все шестнадцать ставов вылетели за пределы полей, ни один из них не попал на ткань.
– Еще раз попробуй, ну же! – побуждал побледневший Гудлейв.
– Не стану я больше пробовать! – сварливо воскликнула королева Рагнхильд, дрожащими руками собирая костяные палочки. – Ты, верно, хочешь, чтобы в третий раз мои ставы все сломались пополам? Или воткнулись мне в глаза? Боги не желают нам открыть судьбу Рери! Она, видать, еще не выросла. А слишком любопытным боги отрывают нос! Иной раз вместе с головой! Если ты такой умный, конунг, пробуй сам!
На том и завершилось гадание под священным ясенем. Дрожащим от негодования голосом поблагодарив норн, бабка Рагнхильд собрала ткань, фру Торгерд унесла сидение тула. В душе старуха винила Гудлейва в неудавшемся гадании не смотрела на внука весь остаток дня. Гудлейв, напротив, всем давал понять, что очень доволен благоприятными предсказаниями для Анунда и устроил вечером пир для всех, кто только смог поместиться в гридницу.
Рерик тоже сидел на пиру и держался невозмутимо. Больше всего на свете ему хотелось оказаться рядом с Сванхейд, но ни в коем случае он не мог допустить, чтобы хоть кто-то, кроме Сигвары, заподозрил о тайном сговоре между ними. Это погубило бы все. А между тем Сванхейд сейчас казалась ему его единственной опорой в мире. Ни одна руна – ни одна! – не упала в поле хотя бы одного из девяти миров, и от этого у него было чувство, будто он ничего не весит, прозрачен, как туман, и что для него вообще нет места ни в одном их миров. И в то же время он присутствует во всех.
А никто не замечал, что с ним делается: к нему то и дело обращались по поводу предстощего похода, Хродар Ветер произносил громкие речи, призывая смалёндцев к битвам за славу и добычу – у него это очень хорошо получалось. Сигвара все заигрывала с Рериком и полвечера просидела у него на коленях. Она и не догадывалась, что он в это время бродит где-то вдоль таинственных нитей, соединяющих миры, и ищет место для себя. Она даже несколько раз поцеловалась с ним, не смущаясь присутствием Гудлейва конунга. Конунг, впрочем, посматривал на них не без удовлетворения. Он понимал, что его намерения насчет Сванхейд для Сигвары тайны не составляют, и опасался со стороны любовницы плача, ревности и уговоров. К его облегчению, она была спокойна и весела. Его даже задевало ее веселость: можно подумать, что утрата конунговой благосклонности для нее пустяк! Но и он был слишком горд, чтобы показать, будто неверность какой-то рабыни для него что-то значит.
