Мариам Петросян - Дом, в котором… Том 3. Пустые гнезда
Пока я осмысливал эту информацию, Р Первый подошел к стремянке и спросил Черного, знает ли он, что для того, чтобы куда-то на чем-то уехать в Наружности, нужно как минимум иметь водительские права. А автобус, набитый молокососами без единого удостоверения личности, будет очень скоро остановлен.
Черный сказал, что ему все это известно.
А известно ли Черному, спросил Р Первый, что угнанное транспортное средство, несомненно, находится в розыске, и даже если его перекрасить, кто-нибудь может это транспортное средство опознать.
Черный сказал, что ему и это известно.
– Так какого черта ты все это затеял! – заорал Р Первый. – Хочешь начать знакомство с Наружностью с колонии?
Спица, обняв Русалку, начала тихо всхлипывать. В темноте не было видно обступивших Ральфа, но, судя по возгласам, его уговаривали сесть. Черный сказал, что он просто рассказывает сказку.
Р Первый крикнул, что нечего утюжить ему мозги.
Табаки попросил Ральфа сесть и вести себя, как полагается.
Я так и не понял, сел Ральф или остался торчать у стремянки.
– Ну вот… – Черный выдержал паузу, как будто боялся, что его опять перебьют – … в сказках иногда встречаются добрые феи, и все такое. У меня не бог весть какая интересная сказка, но фея тоже имеется. И не одна. Кажется, их две, и еще два, как бы поточнее выразиться… фея, что ли? В общем, у них имеются водительские права, и они предложили мне свою помощь…
Все зааплодировали, а я стал думать, кто такие эти четверо фей, откуда они взялись и зачем им помогать Черному, и чем дольше я обо всем этом думал, тем меньше мне это нравилось. Им неоткуда было взяться, кроме как из Наружности, а я точно знал, что в Наружности бескорыстные феи давно перевелись.
Захотелось срочно обсудить этот вопрос с Черным, но для этого надо было дождаться перерыва. Пока что Табаки влез на стремянку для объявления.
– Не все наши правила известны гостям, – заорал он. – Поэтому я, на всякий случай, их перечислю. Любой из присутствующих имеет право задать рассказчику один вопрос. Только один! Желательно, в конце, не прерывая рассказа. Реплики допустимы, но не приветствуются. Выкрики с мест запрещены! Перемещения тоже! Для них предусмотрены перерывы. Любой, нарушивший эти правила в дальнейшем, будет выставлен за дверь, невзирая на законы гостеприимства! Всем все понятно?
Произнося эту речь, Табаки вопил все громче и все сильнее раскачивал стремянку, так что под конец чуть не слетел с нее. Шуму от него было куда больше, чем от Ральфа, но никто не счел это нарушением правил.
Я не переставая думал об автобусе, о том, чем на самом деле обернулись шуточки о нем, и о том, как разъярился Р Первый – теперь он, чего доброго, решит, что я знал правду, но специально писал в дневнике всякую чепуху, чтобы запутать его. Я так погрузился в эти мысли, что пропустил начало сказки Лорда.
Она, вообще-то, тоже не была похожа на сказку. Лорд рассказывал о том, как жил в каком-то маленьком городке, чем там занимался и как зарабатывал себе на жизнь. Ясно было, что все в этой истории выдумано, но вместе с тем ощущение, что говорит он о чем-то, что происходило на самом деле, не оставляло. Только конец этой сказки оказался сказочным, и то как-то сразу и чересчур, как будто Лорду надоело напрягаться, придумывая, что там будет дальше, и выпутывать своего героя из неприятностей. Там даже Слепой объявился в конце, на мой взгляд, совершенно не к месту.
Дальше рассказывал Валет. Больше играл, чем рассказывал, и его сказка была совершенно в духе сказки Лорда. Тоже какой-то город и поиски заработка, только у него все выходило веселее, может, оттого, что он попутно переиграл весь свой репертуар. Вплел его в повествование.
После сказки Валета Табаки, наконец, объявил перерыв. Я думал, что на время перерыва зажгут настенные лампы, но ошибся. Мы остались сидеть в потемках, и я не рискнул слезть с кровати. Черный куда-то пересел, с моего места его больше не было видно. Табаки включил магнитофон. Вокруг гудели и шептались, обсуждая услышанное. Снизу нам передали тарелку с бутербродами, я взял себе один и передал тарелку Лэри.
– Отпад, полный отпад! – бормотал Лэри. – Нет, ну вы слыхали их, а? Это ж надо, вот так, напрямую…
Я сказал, что не знаю, как насчет напрямую, а мне лично истории прошлых Ночей Сказок нравились больше. Они были более сказочные.
– Вот именно, – пробубнил Лэри, вгрызаясь в бутерброд. – И я о том же толкую.
– Тогда почему сегодня отпад? – спросил я.
– Вот именно поэтому. По этой самой причине.
Я решил, что напрасно трачу с ним время, и спросил у Русалки со Спицей, что они обо всем этом думают.
– Я – ничего, – пискнула Спица. И повторила несколько раз, на случай, если я не понял: – Ничего, ничего, ничего…
– А мне понравилась сказка Лорда, – сказала Русалка мечтательно. – Очень красивая.
Я не видел выражения ее лица, но отчетливо представил.
– О Чернолесе…
– О чем? – переспросил я.
– Чернолес. Тот город так назывался. Ты забыл?
Может, Лорд об этом и упомянул. В самом начале, когда я слушал невнимательно. В любом случае, кроме названия, в том месте ничего красивого не было.
– Лос-Анджелес звучит еще круче! – вмешался Лэри.
– А как вам понравилась сказка Черного?
Я специально назвал сказкой то, что вовсе не было сказкой. Мне хотелось, чтобы кто-то из них сам об этом сказал.
Но Русалка только вздохнула, Спица пробормотала, что это было мило, а Лэри зачавкал еще энергичнее.
– Мило? Ты считаешь, это было мило?
Спица прильнула к Лэри, и вместо ответа они начали целоваться, хотя Лэри вряд ли успел дожевать свой бутерброд.
– Не переживай, – шепнула мне Русалка. – На самом деле все не так страшно.
Я попробовал объяснить ей, что мне не нравится в этой истории с автобусом. Русалка кивала и слушала очень внимательно, но мне показалось, только для того, чтобы меня успокоить.
Табаки объявил, что перерыв окончен, и я тут же думать забыл об автобусе, потому что следующим рассказчиком оказалась женщина из кемпинга.
Она, должно быть, стеснялась. Говорила очень тихо и не стала влезать на стремянку. Сказкой ее рассказ не назвал бы даже человек, не слыхавший в детстве ни одной сказки.
Она рассказала о себе – пятьдесят семь лет, незамужняя, бездетная, без вредных привычек. О своей профессии – ветеринар, специализирующийся по крупному рогатому скоту. И о своих многочисленных болезнях, названий которых я не запомнил. Выглядела она крепкой, и я немного удивился, что у нее оказалось столько разных хворей. Потом она рассказала, как стала членом какой-то секты, группировавшейся вокруг Ангела, как ей там было хорошо, как она поняла, что нашла наконец свое место в жизни, и как Ангел, имевший вид нежного отрока, исцелил ее от всех болячек – «единым прикосновением своей ангельской длани».
Потом она начала рассказывать об общих воскресных молениях и прочих прелестях их жизни, и меня эта история начала понемногу доставать, потому что с этого места она заговорила певуче и как-то не по-человечески, как будто проповедуя, а меня от таких вещей воротит, если честно.
Ангела опекал Святой Старец, он же, как я понял, драл с «приобщившихся благодати» деньги. А потом вдруг помер, и на этом их радости закончились. Ангела тут же забрали недобрые люди, выдававшие себя за его родителей, и община распалась. Правда, не совсем, потому что многие до того жаждали приобщения, что решили отыскать и освободить своего Ангела. Им пришлось нелегко. Их преследовали, называли фанатиками, арестовывали и подвергали принудительному лечению.
Голос рассказчицы в этом месте задрожал и даже немножко сорвался, и я отчетливо представил, как мужик в камуфляже стискивает ей плечо, а она накрывает его руку своей и успокаивающе похлопывает, мол, «все в порядке, я с собой справлюсь». Иногда я совершенно не контролирую свое воображение, но в их случае мне даже стыдно не стало, уж очень они были ненастоящие. Как будто сами себя придумали.
В общем, они своего Ангела отыскали. Эти – самые фанатичные. Наградой за их мужество и стойкость стало явленное двоим из них откровение. Они своими глазами видели, как Ангел вознесся.
– Свидетельствую! – гулко вклинился в рассказ мужчина, и Русалка рядом со мной вздрогнула от неожиданности.
– Объятый светом и пламенем, меч Господень пронзил небеса и вернулся обратно падающей звездой! – сообщила нам женщина. – Не означает ли это, что его послали к нам, к тем, кто привык следовать за ним, с тем, чтобы он нас возглавил?
Она замолчала.
Все вокруг тоже помалкивали.
– Страх какой! – шепнула Спица.
Я ничего не ответил. Мне тоже было страшно. Я наконец сложил два и два и получил четыре. Понял, о каком ангеле шла речь. Понял, почему они встали лагерем вплотную к Дому и почему сидят сейчас на кровати Македонского.
«Он работал Ангелом, и это его достало», – прозвучал у меня в ушах голос Сфинкса.
Я спохватился, что весь дрожу. Я ведь был там, совсем рядом, когда он «вознесся, объятый светом и пламенем», знать бы еще тогда, что это «меч Господень пронзает небеса», может, я тоже побрился бы наголо и стал Приобщившимся. Я был довольно близок к чему-то такому. Странно, как все легко и быстро забылось, то есть не забылось, конечно, а куда-то запряталось. Куда-то, куда, наверное, все нормальные люди прячут необъяснимое, чтобы не спятить.
