Татьяна Соломатина - Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37
Татьяна Георгиевна с глубоким сочувствием смотрела на подругу. Пёс Маргариты Андреевны был огромной частью её жизни, она приобрела его, когда Светка была совсем ещё крохой, и для Маргоши эта старая собака была не просто собакой, а членом семьи, близким существом. Мальцева подошла к старшей акушерке и крепко обняла её.
– Да, родная. Он просто уснёт, – прошептала она.
– Всё! – Марго шумно вдохнула воздух носом. – Раз, два, три, Маргарита Андреевна – не дури! Ремонт, наконец, сделаю! И вообще, забодалась уже поносные лужи подтирать, падая с ног после суточных марафонов, – она решительно освободилась из объятий подруги. – Да и мужик этот, из Колорадо, собирается прилететь. Раз мне не… А в хате псиной так прёт, что с ног сшибает.
– Ну да, цинизм – единственно оружие беззащитных, – мягко улыбнулась Мальцева.
– Кто бы говорил! – усмехнулась Маргарита Андреевна.
– Довлатов говорил. Я его не очень люблю, но…
– Так! – решительно перебила её старая подруга. – А теперь главный вопрос: кто отец?
– Интерн. Сёма меня последний раз в Питере любил, когда мы с ним на конференцию ездили. С Волковым – и того раньше было, да и с Волковым я предохранялась.
– А с Паниным не предохранялась?
– С Паниным иногда было «как получится».
– Акушеры-гинекологи, блять! – саркастично прокомментировала Маргарита Андреевна.
– Ну, он ко мне с чемоданами явился, очередное предложение со стопроцентной гарантией делал – кстати, так до сих пор и не забрал. Ни чемодан, ни предложение. Смешно…
– Ну, тряпок у Сёмы много, наверное, не меньше, чем у тебя.
– Ага. И чемоданов. И пиздеть – не мешки ворочать.
– Господи, да ты же сама всю жизнь отказывалась!
Мальцева немного помолчала.
– Знаю. Всё равно как-то обидно, что он меня вот так… прокинул! И вообще, я беременная, могу сама себе противоречить!
– Собака на сене! – предупредительно подняла указательный палец вверх Маргарита Андреевна.
– Ладно, ладно… – улыбнулась Татьяна Георгиевна. – У меня от Сёмы три штуки «обручальных» колец осталось, а также цацок и мехов немерено, и в основном добрые воспоминания. Пусть идёт с миром. Надо ему как-то чемоданы вернуть. Ему или Варе?
– Да бог с ней, с блаженной Варварой Андреевной! Её остаётся только пожалеть. Останется одна на старости лет, попомни моё слово! «Молодухе нашей» на Сёминых детей и внуков посрать будет, в отличие от тебя. Она его быстро на себе женит. У неё муж, как выясняется, такой, «галочный», она от него избавиться – спит и видит.
– Да мне, в общем-то, тоже было – цитируя тебя – посрать на его детей и внучку, всё-таки «внуками» он ещё не обзавёлся.
– Тебе было не… Ну, ты поняла! Не посрать, что они есть в его жизни. А терапевтической начмешде…
– Да-да, рефлексий у неё куда меньше моих.
– И единственной на всю жизнь любви к надгробию и портретам нет, в отличие от тебя! – Не дав Мальцевой слова вставить или времени на разозлиться, Маргарита Андреевна продолжила без паузы и скороговоркой: – Короче, учитывая график вашего с интерном посещения конюшни, другого кандидата в папеньки не предвидится.
– Ну и слава богу, что это так! А то два таких пенсионера, как Панин или Волков, помноженные на мои тоже уже достоверно седеющие хромосомы – то ещё создание могло получиться. Несмотря на все эти модные веяния и прочую толерантность, я не горю желанием воспитывать «солнечного ребёнка». Одно дело умирать в одиночестве – это, вполне вероятно, не только очень трудно, но и страшно скучно, но совсем другое – умирать в том же самом, фактически, одиночестве, зная, что ты оставил неприспособленное к жизни существо на произвол судьбы. А у Денисова гены молодые, крепкие, здоровые и всё такое.
– А ты ему…
– Даже не говори об этом вслух! Нигде! Никогда! Вот здесь – и всё, тема умерла!
– Слушай, но всё равно же все твои мужики заколотятся.
– Да всем всё равно!
– Я не знала, что энцефалопатия беременных начинается так рано, – Маргарита Андреевна так посмотрела на подругу, что никаких сомнений быть не могло: она искренне считает ту идиоткой. – Они же у тебя не вокзальные бомжи, не алкаши-наркоманы и прочий антисоциальный элемент. Все дядьки как на подбор. Так что, уж поверь, как только твоё состояние станет заметным – все трое засуетятся.
– У Волкова не будет возможности заметить.
– Ха! Если бы он считал, что ты всерьёз и навсегда с ним горшки побила, он бы забрал кольцо и подарки. А он – не забрал! И что он тебе сказал, напомни? – ядовито приказала Марго.
– Сказал: «Билет с открытой датой», – вздохнула Мальцева. – И, увы, – он регулярно названивает.
– И что?
– И я регулярно не отвечаю. В любом случае, если он узнает, что я беременна – я ему скажу, что не от него – и все проблемы будут сняты. Панин сейчас по уши влюблён, «О, как на склоне наших дней…», и всё такое. Он, разумеется, заметит. И, конечно же, будет допрашивать с пристрастием, но ему я скажу, что это…
– Непорочное зачатие! – ехидно вставила Марго.
– …что это вообще от… Скажу, что ЭКО. От донорской спермы. И он перекрестится и трижды сплюнет через левое плечо. – Мальцева обрадовалась, как девчонка, которой подарили желанную, дорогую, прежде доступную лишь в мечтах игрушку. – Вот! Прекрасная идея! Я сбрендила от одиночества и воспользовалась услугами репродуктивных технологий. Всем так и буду говорить. Всем, кто осмелится спросить.
– Да-да… Так все, кто осмелится, – и поверят! – саркастически резюмировала Марго.
– Херня это всё. Далеко не самый важный вопрос. Вот что действительно важно: что я буду делать, когда ребёнок…
– О, ребёнок?! – хохотнула Марго.
– Малыш, блядь! – прошипела Мальцева. – Когда он родится – будет ребёнок. Не буду же я говорить хотя бы с подругой: «Когда плод родится». Это попахивает поздняком. А я, знаешь ли, намереваюсь, тьфу-тьфу-тьфу, безоблачно доносить и пристойно родить здорового…
– Ре! – вставила Марго и заржала.
Мальцева не удержалась – уж слишком заразительным был хохот подруги. Минуты через две, когда они, наконец, смогли остановиться, Татьяна Георгиевна, вытирая выступившие от смеха слёзы и всё ещё улыбаясь во всю пасть, сказала:
– Ре, ага! И что делать с до и ми, а также прочими фа-соль-ля-си?! С «пописами», «покаками», «сисями» и прочей суетой?! Я же заведующая отделением! И, мало того, – тебе одной и по большому секрету…
– Да ну! Ещё какие-то секреты есть?! – ноздри Марго хищно затрепетали.
Несмотря на чрезмерное любопытство, Маргарита Андреевна Шрамко отлично умела хранить тайны. Татьяне Георгиевне это было известно – стаж их дружбы шёл уже не на годы, а на десятилетия.
– Маргарита Андреевна, Панин в следующем году уйдёт в министерство. Замом по материнству и детству.
Старшая акушерка обсервации аж присвистнула от неожиданности.
– Ёксель-моксель!
– Не свисти! Деньги мне нужны, как никогда.
– Ни фига себе! Панин станет важной птицей!
– Марго, он никогда и не был неважной птицей. Но, догадайся, кто станет начмедом по акушерству и гинекологии в нашей больничке?
– Неужто…
– Да. Я. Таковы выставленные Паниным условия. Никого со стороны. Только Мальцеву Татьяну Георгиевну, которая тут знает каждую мелочь и будет продолжать холить и лелеять его любимое детище. И моё, между прочим, Марго. И твоё тоже, разумеется. Наше. И я не смогу отказать. Я люблю этот долбанный родильный дом, как любит старый пёс своё место. Но и этого…
– Малыша. Ре. Пузожителя! – снова не удержалась Марго, усилием воли подавив рвущийся наружу очередной приступ хохота.
– Да. Тоже – хочу! Дилемма. Как быть мамочкой, став начмедом здоровенной акушерско-гинекологической службы, входящей в состав огромной многопрофильной больницы?
– Нанимаешь детскую медсестру поприличней, и…
– Да. И няню. И ещё чёрт знает кого. И своё дитя я буду видеть исключительно посредством веб-камеры. Какая замечательная перспектива!
Подруги недолго помолчали.
– А может быть, ещё не поздно сделать…
– Даже не вздумай! Прокляну! Панину скажу, что ты беременна от него – и у него крышак поедет, несмотря на новый роман.
– Ладно, ладно… – улыбнулась Мальцева. – Я и сама не хочу. Только, Марго…
– Что?
– Дай мне слово…
– Да никому я не скажу!
– Я знаю, Маргоша, знаю. Я не об этом. Дай мне слово, что не будешь мне заботливой нянюшкой и мамушкой все оставшиеся лунные месяцы.
– Нашла дулу! – хмыкнула Марго. – Делать мне больше нечего. Ты – девочка взрослая, половозрелая. Про беременность и роды кое-чего знаешь, так что – не ссы, нахрен мне забота о тебе не упала!
– Спасибо, Маргарита Андреевна.
– Да на здоровье!.. У меня в холодильнике свежий творог стоит. Псу покупаю и Светке, корове! Я тебе в обед миску на стол поставлю – только попробуй не сожрать!
– Ну, началось!.. – Татьяна Георгиевна обессилено откинулась в кресле.
