Эдуард Юрченко - Сказка для взрослых
Вот таким нехитрым способом порядок в лесу был восстановлен, хотя, если говорить откровенно – в лесу был узаконен беспредел. Но так в лесных угодьях было всегда, и не только в описываемых нами. Чем больше кричат науськиваемые шакалами вороны о равенстве и правах травоядных – тем больше пропасть между ними и хищниками. Тем меньше прав у этих самых травоядных. А стало быть, одни имеют право жрать кого попало и при этом выходить сухими из воды, а у других есть только право не попасться на зуб. Старое зверье, особенно совы и черепахи, еще помнили времена, когда лесом правил тигр. Его никто никогда не выбирал на должность правителя, ибо весь этот лес и так принадлежал ему, зато жилось при нем зверью неплохо. Хотя исключения тоже были, и это были шакалы. Тигры, понимая деструктивную сущность шакалов, не допускали их ни к управлению, ни к службе. Более того – им даже запрещалось появляться в центре леса и жить среди остальных зверей. Шакалы, в свою очередь, ненавидели тигров, и как только представилась такая возможность, устроили бунт и разорвали большую часть тигриного прайда, а уцелевшим пришлось бежать в соседние леса. С этого времени на описываемых территориях хорошо жилось только шакалам, контролируемым ими правителям да их прислужникам, которых использовали все те же шакалы. Остальным же все это время рассказывали, что жизнь в лесу становится все лучше и лучше…
ІІ
Коль скоро повествование наше есть не что иное, как сказка, то, по закону жанра, в сказочном лесу должны присутствовать хоть какие-то волшебные существа: коньки-горбунки, ведьмы или соловьи-разбойники… Но сказка-то у нас не совсем обычная, посему и персонажи эти оказались ничуть не вымышленными, а вполне реальными. Коньки-горбунки, навьюченные всяческим добром и негласно прикрываемые шакалами, сновали туда-сюда через границу в соседние леса, таская контрабандные съестные припасы. Ведьмы и колдуны втюхивали лесным жителям чудодейственные снадобья, сделанные «по старинным рецептам» и, согласно легендам, избавляющие зверье от всяких хворей с недомоганиями; что с того, что снадобья эти никогда никому не помогали – постоянное карканье, слухи и сплетни качественно убеждали зверей в обратном. Ну а соловьи-разбойники, разбойничая в лесу и явно попирая законы, издаваемые правителем, задирали живность почем зря и держали в страхе пол-леса; волки же и собаки, призванные следить за порядком, до поры до времени как-то и не замечали правонарушений данных субъектов, ибо контролировались разбойнички именно этими грозными стражами порядка и управлялись ими же.
Но в нашем лесу все же была и одна волшебная субстанция – небольшое болотце. На вид эта лужа не производила впечатления мистической, однако раз в году зеркальная гладь воды отражала истинную сущность того, кто в нее смотрелся. Небольшая часть хищников, находящихся на самой вершине лесного политикума, никогда не ходили к болотцу – наверное, потому, что знали, чье отражение там увидят, или, по крайней мере, догадывались – каков будет результат.
Старый шакал только однажды бывал там… И об увиденном никому не рассказывал.
Медведь долгое время не решался взглянуть в волшебное зеркало, боясь увидеть там не страшного и могучего правителя, а маленького серого мышонка, страшащегося всех и вся. Но шакал сумел уговорить косолапого сделать это, дабы убедиться в собственных выводах. Итог порадовал медведя и повеселил шакала: из воды на правителя смотрела огромная тупая морда бегемота.
– Бегемот лучше мышонка, – подумал с облегчением медведь, – он хоть большой и выглядит грозно.
– Точно бегемот, – улыбнулся шакал, – стопроцентный бегемот, такой же большой и глупый.
Козел в зеркальном отражении был все тем же козлом – такая уж видно была его козлиная доля.
Шакал-историк, отвечающий за просвещение и культурное развитие леса, в отражении больше походил на козла, нежели на шакала. Смотрящий за образованием был хитрым, подлым и двуличным, хотя до хитрости старого шакала ему было еще расти и расти.
К болотцу, было дело, приходил даже медведь соседнего леса. Честно говоря, на медведя он был мало похож. И хоть звали его медведем и говорили о нем как о медведе, но из воды смотрела все та же шакалья морда. Конечно, вороны и сороки делали свое дело, убеждая всех и вся в его медвежьих кровях, говоря, что он, мол – панда. Ну, на худой конец – коала. Впрочем, большинство зверей соседнего леса, видя этот профиль без волшебного болотца и не имея возможности повлиять на ситуацию, делали вид, будто верят, что ими правит настоящий медведь.
Ежик, несколько раз пытавшийся заглянуть в зеркало болотца, так и не смог этого сделать по причине падения в него, будучи сбитым толпой зевак-травоядных, примчавшихся на болотце поразвлечься.
Тигры, чьи предки владели лесом, со временем внешне оставались тиграми, но желание жить на широкую лапу, умноженное на подсознательный страх перед шакалами, превратило отражения грозных хищников в кротких растолстевших кроликов. Роль, которую играли эти, с позволения сказать, плотоядные, сводилась к глашатайству, то есть – озвучиванию мыслей правителя, а вернее – мыслей шакалов, так как своих мыслей у правителя не было по определению.
А вот остальная лесная знать наведывалась к болотцу в основном инкогнито, прячась, так сказать, от глаз звериных, дабы, с одной стороны, не допускать поводов для сплетен, а с другой – хоть как-то выделяться из стада.С к а з о ч н и к: Зверье даже не подозревало, какое количество шакалов скрывалось под личинами простых обитателей леса. Это как в театре, когда артисты одного вида играют и хищников, и травоядных.
Время, когда болотце начинало отражать истинную суть смотревшихся в него, знали только шакалы, но от остального зверья это знание скрывали. В лесу даже была такая примета: как только шакалье втихаря начинает прогуливаться в сторону болотца – значит, чудеса уже близко. Был в лесу еще и такой зверек – не то пес, не то кошка… Такой себе хамелеоныш. Умение в разных ситуациях косить под ту либо иную зверушку помогло ему приблизиться и к медведю, и к шакалам. Он публично ругался с теми, кто уже был приговорен, и был толерантен с теми, кто хоть и раздражал, но был сильнее. И даже Баба Яга с нерпой, скандалистки по природе своей, не особо пружинили хвосты в его сторону.
Следует отметить, что зверюга эта шибко нравилась представителям плебса, а особенно сукам, даже несмотря на его природную тупость – эдакий красавец-кобель, всегда вылизанный, с похожим на улыбку оскалом и стеснительно-преданно смотрящий в глаза. Шакалы его лапами часто претворяли в жизнь собственные выдумки. Вот, например, надо, чтобы зверье голосовало за «то», а не за «это». Хамелеоныш возьмет да и забудет озвучить «это», ввиду чего представители политикума за «то» и проголосуют… Старый советник правителя умышленно не пускал его на волшебное болотце, дабы не расстраивать прислужника, но однажды этот кадр все же втихаря пробрался к водоему – из воды на хамелеоныша смотрела мерзкая зеленая болотная жаба, вся в слизи и бородавках.
– Все пропало, – застонал зверюга, – я обычная жаба. Да что там, я не обычная жаба, я – мерзкая, вонючая, склизкая тварь… Хотя, может, оно и к лучшему… О том, что я красавец – весь лес знает, а шакалы, если узнают, что я – жаба, так и есть меня не захотят…
Хамелеоныш, достаточно скудно наделенный умственными способностями, мнил себя не по годам хитрым зверем, хотя вся его сущность была написана на наглой разноцветной роже большими буквами. Вот и сейчас, увидев в отражении жабу, наш герой решил не распространяться об этом, а продолжать играть роль несведущей зверюги – и не так обидно, и для здоровья полезнее.На должности главного в лесу волчары служил достаточно молодой шакаленок, ни по повадкам, ни по внешности на волка не похожий даже приблизительно. Я бы сказал больше – он и на кобеля-то особо не был похож. Так, сука… Старый шакал держал его рядом, и, казалось, не замечал описанных отклонений от грозного образа. Более того, он даже помог подопечному получить контроль над воронами и сороками, являвшимися главными лесными сплетницами, влагающими в уши зверью все гадости, шакаленком же и придуманные. Советник, как в случае с хамелеонышем, старался и главного волчару не подпускать к волшебному болотцу. Но должностной статус позволил шакаленку продраться сквозь собачью охрану, и таки взглянуть на свое отражение. Увиденное ничуть не удивило, а, напротив, порадовало его – из болотца на шакаленка смотрела стройная лиса с огромным пушистым хвостом:
– Ой, какое правильное болотце, – проскулило животное. – Выходит, я лисичка. Конечно, я – нежная, хрупкая, стройная лисичка, а не мерзкий, грязный и грубый волчара. Есть все-таки справедливость в лесу. Надо поинтересоваться у советника, нет ли еще какого волшебного озерца, где, окунувшись, можно превратиться в то, что я только что видел… то есть видела…
