Сергей Каратов - Тайны тринадцатой жизни
Так нечего и баловать его. Незачем потрафлять его безудержным запросам, его безмерным объятьям, его беспардонной всеядности и всепоглощаемости. «Где справедливость?» – спросит тот, кому и одну даму не удалось увлечь так, чтобы он с полной уверенностью мог сказать: она моя! А кому-то они даются с лёгкостью невероятной. И не просто какие-то там, а истинные красавицы, каких поискать! Ну, где, спрашивается, справедливость, если одному – столько, а стольким – лишь то, что осталось от одного!?
После того, как девушки со смехом и взвизгиваниями разобрались, где их лифчики, колготки и прочее, обильно разбросанное по всей смычкинской квартире, они принялись прихорашиваться, готовить завтрак и будить своих новоявленных кавалеров. Теперь небольшая, но уютная квартира Владлена стала филиалом кафе «На золотом крыльце», из местечка Лозанна. Девушки со вкусом сервировали стол всем тем, что нашлось у запасливого Смычкина. К тому же, ещё с вечера купленные ветчина, балык и копчёные бараньи рёбрышки не были съедены. Так что пир нашёл своё продолжение и утром. Хотя день был будничный, и кое-кому надо было спешить на работу.
Парни стали прослушивать старую магнитофонную плёнку. Классические образцы джаза сменялись мелодичными ариями из опер. В конце зазвучала незнакомая песня: – А это пою я, – сказал Смычкин.
– Слышу, что не Карузо, – усмехнулся гость.
– Гарик, что думаешь про семь чудес света?
– Думаю, что это культурологический анахронизм. Сам посуди, что для нас, людей, живущих в 21 веке, какие-то колоссы на глиняных ногах? Да и где они теперь Сады Семирамиды? Кто их видел?
– Э-э, нет, Сады Семирамиды прошу не обижать, я их видел!..
– Во сне что ли?
– Да нет же, наяву!
– Ты знаешь, Владлен, у нас в Чите был один врун, равного которому на всём белом свете не сыскать…
– Клянусь тебе, эти Сады я сам видел! Правда, гулять по ним нам, бедным простолюдинам, не полагалось. В Древнем Вавилоне порядки были строгие. Чуть что провинился, секли на площади только так!..
– Слушай, а с Фараоном Рамзесом ты случайно не встречался?
– С Рамзесом не встречался, а вот с Александром Македонским состоял в дружбе. Однажды, когда мы приехали в Синоп, он меня позвал с собой показать местное чудо.
– Какое чудо? Синопскую бухту?
– Да нет, он привёл меня к большой бочке из-под вина и сказал:
«сейчас из неё забавный тип вылезет, только не удивляйся его странным манерам» и постучал кулаком о стенку бочки. И действительно, из бочки высунулся обросший волосами старец и что-то пробубнил с недовольным видом. Это был Диоген.
– Да ладно врать-то! Не солидно для человека такого уровня прикалываться…
– Не хочешь верить, не надо! Мне-то что? Убеждать кого-то в своей правоте – дело безнадёжное. Гераклит мне говорил:
«Если бы люди получили всё, что они хотят, они от этого не стали бы счастливее».
Перейдя из комнаты на кухню и заварив кофе, Владлен и Гарик засели за шахматы.
– Сударь, меня поражает глобальность твоего мышления. Ты уже искал золото Емельяна Пугачёва, которое он утопил в каком-то озере, потом ты стал приглядываться к кладу своего предка, впрочем, как и я. Ты собираешься проникнуть в затонувший крейсер, в котором русские отправили золото в уплату за американское оружие. Я что-то стал путаться, на каком из вариантов ты хочешь задержать своё внимание? – Смычкин затянулся своей первой утренней сигаретой.
– Я ещё не принял окончательного решения, мне нужны инвестиции… – закурил и Гарик.
– Всем нужны инвестиции. Но с них ли надо начинать важное дело? Вот в чём загвоздка! Однако, твой ход, сударь.
– Держитесь левой стороны. Это где-то в метро прочитал, – перевёл разговор Гарик.
– Да и в жизни это надо иметь ввиду. Ведь куда как хорошо, когда человек придерживается именно левой стороны. – Владлен затянулся и пустил колечко дыма.
– Да, он, конечно, может придерживаться и левой стороны на словах, а на деле быть до мозга костей правым.
– И всё с этого иметь. На людях делает вид, что он весь из себя этакий либерал, правдоискатель, а где-то за кулисами заигрывает с власть имущими.
– И доносы строчит, – хохотнул Гарик.
– Это уж как водится. А мы, бедные и наивные, верим таким мерзопакостным людишкам. Открываемся перед ними нараспашку.
– Бедные, да ещё и наивные. Нет ничего гнуснее в жизни, чем бедность. Мало того, что человек бедный, да он ещё и наивный.
– Ну, это уж вообще ни в какие ворота, чтоб такой социальный порок как бедность нашёл столь неразрывное сочетание с другим, не менее гадким и мерзким рудиментом феодализма, как наивность. – Владлен был в ударе. Ему нравилось оказаться на своём коньке и порассуждать от всей души. Благо, нашёлся собеседник, понимающий его. Не зря он искал его аж с фонарём…
– У меня есть одна знакомая в Чите, которую зовут Марина Море.
– Море – это фамилия или партийная кличка?
– Это её фамилия.
– Странно… А что бы ты предпочёл, Гарик: одну Марину Море или море Марин?
– В юности меня влекло к одной девушке, потом ко многим, а теперь я снова предпочёл бы одну и надолго, и чтобы оставаться с ней на одном месте.
– Твои предпочтения мне понятны, тебя потянуло на местечковость…
– А кстати, как ты понимаешь слово «наместник»? – Гарик, сидя в пол-оборота, хитро косит глаза в сторону Владлена.
– Наместник – это тот, кто постоянно указывает собаке на её место, усмехается Владлен и добавляет спонтанно придуманную фразу: «Каждому, кто любит попсу, советуем завести по псу».
– А как бы ты назвал историю про человека, который щиплется в общем душе?
– Думаю, получается вполне душещипательная история…
– У меня один приятель Сысоев, химик по образованию, всегда ругается фразами, похожими на формулы, – говорит Гарик. – Скажем так: «Ангидрит твою перекись марганца!» А то иногда ещё хлеще выдаст фигуру речи.
– Как бы там ни ругался твой химик Сысоев, а его влияние на мировой порядок остаётся нулевым.
Смычкин поднял коня. Подержал его в воздухе и поставил на место. – Тут, брат, надо говорить так, чтоб горы рушились, и государства содрогались. Только тогда можно быть услышанным.
– Звучит масштабно, но будет ли этот грохот соответствовать нашим запросам и не ударит ли это землетрясение по нашим интересам? – Гарик всегда старался мыслить масштабно.
– Откуда нам знать о наших интересах, если все они определились таким мизером, который и интересом-то грешно назвать.
– Собственно, какая разница тому или иному господину, вставшему над нами, кому скинуть кроху со своего барского стола.
– Циник ты, однако, Смычкин.
– Не спорю, только я циник бывалый, а ты ещё молодой. Можно сказать, стажировку проходишь. Но уже довольно успешно.
– В чём ты усматриваешь мой цинизм?
– Ты ищешь девушку по фотографии, не будем в данном случае уточнять по какой именно фотографии, хотя, думается, это тоже имеет значение – кому бы пришло в голову искать девицу сомнительного поведения, заснявшуюся нагишом? Согласитесь, довольно странно, сударь. Кроме того, этот искатель ничтоже сумняшеся в первый же вечер затаскивает в постель удачно подвернувшуюся смазливую девицу, а наутро делает удивлённые глаза, когда увидел свою фамилию в списке претендентов на циника наших дней. Хорош гусь, нечего сказать.
– А главное, нечего возразить.
– Вот видишь, пара лёгких поведенческих штришков, и справедливость восторжествовала, ибо противник признал поражение.
– Но не в шахматах! – Гарик покачал головой, в некотором замешательстве держа ладью над шахматной доской.
Гороховая улица
В Старой Качели одна из центральных улиц была названа в честь князя Ханурика, от которого пошла династия старокачельских царей. История эта основана на том, что якобы старокачельские жители собрали сход под фонарём и решили просить на царствование чужестранного князя Ханурика. Кстати, Ханские пруды тоже были названы в честь Ханурика. На родине его называли Хан Урик, а старокачельцам больше пришлось по душе своё имя, созданное из сложенных двух слов. Князь принял послов, прибывших к нему с челобитной и, с большими оговорками, согласился править в Старой Качели. «В чём заключались оговорки?» – вправе спросить наш читатель. Во-первых, князь вытребовал для себя возможность выбора жены, по принципу: одну из ста. Для этого устраивались смотрины, на которые свозили самых красивых невест из всех волостей Старокачелья. Во-вторых, князь Ханурик пожелал приблизить к себе людей из своего княжества, в основном, людей из числа родственников. В-третьих, во всех землях Старокачелья он также решил насадить в качестве воевод своих приближённых. На эти условия старокачельцы отозвались своим требованием. Оно заключалось в том, чтобы те земли, которые принадлежали князю у себя на родине были присовокуплены к Старой Качели. Князь подумал сутки и дал согласие. Так без всяких войн, с каждым приходом во власть стороннего владыки, из десятилетия в десятилетие стали прирастать земли Старокачелья. Но самое интересное, что ханурики быстро ассимилировались и становились старокачельцами, а их исконные земли раз за разом прирастали к Старокачелью, постепенно превращая его в огромное государство. Этот способ захвата чужих территорий тихой сапой разработал не кто иной, как царь Горох. Он знал, что надо давить на самое слабое место в характере человека – на его тщеславие.
