Лара Продан - Тонкая нить судьбы
Во время рассказа Александра ни на кого не смотрела. Ее глаза были устремлены на противоположную от дивана стену. Казалось, там, на этой стене только для нее одной мелькали картины жизни подруги, в которой Александра принимала активное участие. Когда ее рассказ дошел до описания прибытия в детдом супружеской пары из Америки, Алекс и Мелинда разом вскочили, чем вызвали удивление остальных.
– Может вы отдохнете, Александра? – обратился к ней Алекс. Она посмотрела на него долгим взглядом, потом закрыла глаза, открыв их через секунд тридцать.
– Нет, я должна все рассказать. Сейчас рассказать. Дети должны все знать. Это в ваших интересах тоже. Я представляю, как вы последние двадцать лет жили в постоянной тревоге… – Александра чеканила каждое слово.
Супруги Томи, постояв немного, сели на свои стулья.
– Хорошо. Продолжайте, Александра – слегка взволнованно, тихо прошептала Мелинда и взяла мужа за руку.– Нет, не может быть! – выкрикнула Дарья со слезами на глазах, когда Александра закончила рассказывать. – Мамочка, папочка, вы же мои родные! Ведь правда!
– Да, доченька, ты для нас самая родная, самая желанная, самая любимая девочка. – утвердительно произнесла Мелинда. – Ведь не важно, кто родил, важно, кто воспитал, кто сидел у твоей кроватки, когда ты болела, кто помогал сделать тебе первые шаги на этой земле, кто всегда был рядом с тобой. – Обнимала и целовала Мелинда свою Дарьюшку в мокрые от слез глаза и щёки.
– Выходит, я дочь Анастасии и по крови я тоже Ухтомская, настоящая Ухтомская – встрепенулась Дарья.
Алекс подошел к дочери, взял ее голову в свои руки, и сильно прижал ее к себе.
– Я чувствовал, я всегда чувствовал, что ты, Дарьюшка, послана нам Богом. Еще тогда, двадцать лет назад, когда мы с мамой увидели тебя, лежащей в маленькой кроватке и улыбающейся нам, я сразу понял, что ты наша, наша родная девочка, наша дочурка.
Невольные слезы медленно покатились из глаз Алекса, а он даже не делал усилия их промокнуть. Они стояли втроем крепко обнявшись, казавшиеся одним монолитным целым.
– Выходит, я свою будущую невесту качал еще в детстве в колясочке!? – в восхищенном удивлении произнес Владимир. – При первой же встречи я ощутил невидимую связь между нами. Я помню тот момент, когда Майкл нас познакомил… Я еще тогда подумал, что где-то я видел этот вздернутый носик, яркие голубые глаза… У меня нет слов… Даже не знаю, что сказать…
Владимир подошел к Дарье и нежно обнял ее. Потом он решительно повернулся к Алексу и Мелинде и в порыве благодарности стал жать им руки. Надежда сидела в стороне и нервничала. Она чувствовала, что Владимир вновь отдалился от нее. Девушка медленно, нехотя встала со стула, подошла к Владимиру, стоящему рядом с Дарьей, и дрожащим голосом тихо проговорила:
– Так вы уже жених и невеста!? Я поздравляю вас обоих.
Потом она также медленно пошла к выходу. Внутри, где-то далеко, в глубине закоулков ее души еле слышимый голос нашептывал:
– Не уходи. Еще не все потеряно. Он еще будет твой. Не спеши…
Надежда повернулась, чтобы еще раз увидеть Владимира, и вдруг ее взгляд упал на Александру.
Александра лежала на высоких подушках с закрытыми глазами. Но все выражение ее лица свидетельствовало о страдании. Уголки красных губ были опущены, веки поддергивались, руки в напряжении теребили носовой платок, с которым женщина никогда не расставалась. Это был старый, но абсолютно чистый, когда-то принадлежавший ее мужу платок. Вдруг она побледнела, открыла глаза, в которых застыло выражение горечи, и властно сказала:
– Не бывать этому! Не бывать!
– Мамочка, чему не бывать?» – удивленно спросил ее сын.
– Ты не женишься на Дарье…. Она не может стать твоей женой! – почти крикнула Александра.
– Но, почему? Какая причина? Она тебе не нравится? Она же твоя потерянная Светочка, о которой ты всегда горюешь. Ты не хочешь, чтобы мы были счастливы?
Александра посмотрела горящими глазами на сына, потом на Дарью. Вдруг из ее глаз полились слезы, но женщина не стала их вытирать. Она начала что-то быстро говорить, хватая за руки обоих. Потом в измождении откинулась на подушку и закрыла глаза.
– Маме надо отдохнуть. Она очень устала» – услышала Александра встревоженный голос сына.
Александра открыла глаза.
– Нет, сынок. Не уходите. Я в норме. Сейчас только отдохну немножко. А вы попейте чай. Надя, подогрей его, он уже давно остыл. – уставшим голосом молвила женщина.Александра лежала на своем диване и наблюдала за своими гостями. Она испытывала странное чувство. С одной стороны, женщина была счастлива. Наконец-то она освободилась от груза тайны, которую носила столько лет, и Светочка, которая сейчас носит имя Дарья, здесь, рядом. Как она похожа на свою мать. Те же глаза, нос, улыбка. Александра невольно улыбнулась, глядя на Дарью. Но надо же было, чтобы ее сын влюбился в Светочку, встретив ее за тридевять земель, в далекой Америке. С другой стороны, Александра испытывала тревогу. Она боялась того, что ей предстоит еще рассказать. Наблюдая за Владимиром, который с любовью и нежностью смотрел на Дарью, она опасалась, что сын может не понять ее, отстраниться от нее. Минут через сорок, когда все напились чаю с конфетами, печеньем и тортом «Сказка», принесенным Надеждой, Александра попросила всех сесть вокруг нее и выслушать еще одну историю, касающуюся семьи Ухтомских.
Глава 28
– У меня был брат. Звали его Евгений. – начала свой рассказ Александра.
– Мама, подожди, а почему я ничего не знаю про своего дядю? – ошеломленно спросил ее Владимир.
– Сынок, ты опять меня перебиваешь. – укоризненно бросила ему Александра.
А потом вновь медленно, с расстановками заговорила.
Он умер давно, еще до рождения Володюшки. Женя работал вторым секретарем Калининского райкома партии. К сожалению, мой брат был по натуре своей нарциссом, он любил только себя, только свои желания. Людей рассматривал с позиции пригодности для себя. Поэтому у него практически не было друзей. А вот к женскому полу относился весьма благосклонно, не пропускал ни одной «юбки». Чтобы не иметь неприятностей, он ухаживал, как правило, за одинокими женщинами. А они, бедняжки, думая, что нашли желаемого мужчину, способного защитить их от жизненных невзгод, отдавались ему полностью – и физически, и духовно. Много женских судеб сломал мой брат. Ему в спину брошенные женщины посылали проклятья. От того, видимо, он стал болеть и так рано умер.
Последние два года у него секретарем работала женщина, возрастом около сорока. Звали ее Анна Томина. Это была спокойная, весьма образованная женщина, не красавица. Однако мужчины, приходившие на прием к брату, всегда обращали на нее внимание. Она вызывала у них смешанные чувства. Они видели в ней не женщину-самку, а женщину с большой буквы, перед которой поклоняются, которой посвящают стихи, которой восхищаются. Несмотря на все это Анна была одинока. О ее личной жизни никто ничего не знал. Одевалась женщина всегда по моде, но строго. Волосы заплетала в две большие русые косы, которые чудным образом укладывала в прическу. На лице – минимум косметики, только ресницы, оттененные черной тушью и губы, подправленные светлорозовой помадой. Когда я ее увидела в первый раз, придя к брату на работу, меня поразило в ней благородство манер. Анна говорила на красивом литературном русском языке без примесей сленговых оборотов. Мне она очень понравилась. Я тогда подумала: «вот бы Жене такую жену. А то все налево-направо гуляет. Пора остановиться.»
Как-то в мае Женя позвонил по телефону. Был воскресный день. Мы с Валерой, мужем моим, окна мыли. Тепло было. Помню, мы все смеялись, шутили, Аленка с Танюшкой нам воду подносили, да газеты мяли. Телефонный звонок еле услышали, благо Алена рядом с телефоном находилась. Голос брата я не узнала. Всегда бравый, четкий, волевой голос вдруг превратился в осипший, бесцветный, страдальческий. Тогда-то я узнала, что Женя болен той страшной болезнью, которую боятся все на земле. У него обнаружили рак гортани неоперабельной стадии. «Сашенька, я пожил в свое удовольствие. Много сделал плохого, но много и хорошего. Прости, меня грешного.» – еле произнес брат, и в трубке раздались короткие гудки. Я помчалась к нему домой. Но было поздно. Он решил, видимо, не доставлять никому хлопот и выстрелил себе в висок. На похоронах Жени было много народу. Когда все разошлись, и я тоже собралась уходить, увидела как Анна, одетая в черный костюм и шляпку с вуалью, подошла к могиле, положила на неё огромный букет красных роз, потом опустилась на колени прямо на свежую землю и тихо заплакала. Сначала я хотела подойти к ней, поговорить, успокоить. Но что-то не дало мне это сделать. Я решила, что позвоню Анне через неделю. Однако, сделать мне это не удалось. С работы она уволилась, с квартиры, которую снимала, съехала. Как в воду канула.
А в конце февраля Анна вдруг позвонила сама и спросила разрешения приехать. Я быстренько накрыла стол по-нашему русскому обычаю, сижу, жду ее. Около девяти часов вечера раздался дверной звонок. Это была Анна. Боже мой, как она изменилась. Анна была на девятом месяце беременности. Но не это главное. Лицо. Её лицо было все изборождено мелкими морщинками. По-прежнему на нем выделялись яркие голубые глаза. Но выражение глаз было уставшим и безразличным. Одета Анна была как всегда со вкусом – в красивое широкое пальто в черно-белою клеточку, на голове вязаная шапочка, еле вмещающая ее шикарные волосы, убранные в незатейливую прическу. На ногах черные кожаные сапожки. В руках женщина держала большую сумку, в которой виднелись папки для документов.
