Александр Самойленко - Долгий путь домой
– Я бегло говорю, – в некотором смущении сказала Мария Владимировна.
– Бегло – это хорошо, – кивнул Лядов, – но надо, как из пулемета. Там у меня есть трехкомнатная квартира, располагайся. Вот банковская карточка, на ней двадцать тысяч евро. Месяцев на шесть хватит. На себя много не трать, в пределах двух тысяч в месяц, остальное – представительские. Чемодан вещей с собой не тащи, купи там всё, что носят в Париже, только смотри, чтобы скромненько, но со вкусом. Документы изучишь на месте. Освоишься там – я подлечу. Вопросы?
– Я хочу взять с собой Бегемота.
– Кого?!
– Это кот мой, Бегемот зовут.
– Ладно, – рассмеялся Лядов. – Я скажу сделать на него выездные справки. Собирайся. Вылет на днях. Секретарша тебе позвонит и проводит до Шереметьево.
– Вот моя деревня, вот мой дом родной! – продекламировал Баро. Грим протёр глаза, огляделся. Поодаль справа была конечная железнодорожная станция, слева поселок райцентра.
– Ну, господин спонсор, показывай, где дорога на деревню?
– А хрен её знает, – озирась, буркнул сонный Грим.
– Я по ней не ездил…
– Я знаю, я покажу! – маленький отец Павел встал на цыпочки на ступеньке джипа, даже шею вытянул.
– Во-он туда надо!
– Понял! – Баро потянулся, разминая тело после гонки по трассе. – Сейчас бак и канистру под горло зальем и… броня крепка, и танки наши быстры!
Вездеход танком пёр через лес, оставляя после себя чёткую колею. Дважды путь преграждали мощные стволы упавших деревьев. Баро шинковал их бензопилой, растаскивал лебедкой, сдвигал с пути бампером. Грим и отец Павел суетились на подмоге, обрубали ветки, оттаскивали их на обочину.
– Это необязательно, – одобрительно и одновременно снисходительно говорил Баро, орудуя пилой. – Это нам не препятствие.
– Ну как аппарат? – спросил он у дома Грима.
– Зверь! – сказал Грим. – Какой хозяин, такая и машина.
– Нормально! – рассмеялся Баро.
Деревенские вышли на проселок, стояли кто где с разинутыми ртами. Подошли только Гордик и Цезарь. Пёс сел рядом с Гримом, прижался боком и головой к его ноге. Гордик поздоровался несмело, опасливо оглядел Баро и на всякий случай руку ему не подал. Сказал робко:
– Здрастьте… товарищ. – Помолчал, оглядывая с видом знатока вездеход, и спросил в надежде на начало разговора. – Это ваша машина?
Баро насмешливо хмыкнул.
– Нет, это танк отца Павла!
Гордик обиделся. Сказал важно:
– А у меня, между прочим, железнодорожный транспорт. Мотодрезина!
– Очень хорошо, – неожиданно заинтересовался Баро. – Будешь на подхвате, когда что-то по мелочи надо привезти.
– У меня такса, – солидно сообщил Гордик.
– Мотор заберу, – пригрозил Грим. – Принеси ведро картошки, яиц, сальца отрежь. Мигом!
Грим покормил Цезаря, затопил баньку, сбегал на речку за водой. Отец Павел сел чистить картошку, Баро перенес в дом документы, кое-какой инструмент. Крикнул Гриму:
– Давай-ка с устатку примем по сто пятьдесят после дороги, а то в голове гудит. А потом уже как положено, в баньку и за стол.
Грим выставил из шкапчика на стол три старомодных стограммовых стаканчика. Спросил отца Павла:
– Батюшка, у вас в голове не гудит?
– За богоугодное дело не грех! – с неожиданным энтузиазмом воскликнул батюшка и проворно подсел к столу. – А также от сырости!
Баро и Грим рассмеялись, с любопытством поглядев на отца Павла.
– Сейчас я печку затоплю, – сказал Грим. – От сырости!
Парились – душа вон. Баро красный, заросший черным волосом, ревел, требовал:
– А ну навались в четыре руки!
Отец Павел повизгивал по-бабьи, тоненько ухал: «У-у-х, ах-х!», пучил голубые глазёнки и охаживал веником куда попадя ревущего цыгана.
– Батюшка, вы давайте без суеты! – Грим примеривался к волосатой спине Баро. – Вы его вот так вот, опаньки! Опаньки!
Из бани шли босые, завернувшись в чистые простыни, как ангелы во плоти. Впереди блаженно охающий отец Павел, за ним Баро и распаренный, тоже в блаженстве, Грим.
В доме сели за стол. Грим разлил по стаканчикам. Отец Павел изрек пышный и таинственный тост:
– Возблагодарим Всевышнего за наущение премудрое в нашем деле святом!
Гудела печь. На столе уже лежали припасы от Данияра – вареная курица, куски жареной баранины, нарезка сыра, колбасы. На плите, под присмотром Грима, шкворчала картошка на сале. Баро, сидя на табурете в простыне, как патриций, поблескивая золотым перстнем-печаткой, говорил с кем-то по телефону о бульдозере, трейлерах, комплектации проекта номер шесть. Отец Павел, подперев под скулы голову кулачками, слушал распоряжения Баро, как волшебную музыку…
Утром они обнаружили на крыльце бабу Лизу. Она была в праздничном, в белой кофточке и белом платке и оттого слегка стеснялась, но вела себя деловито. Перекрестила их, пожелала «В добрый час!» и сказала Гриму.
– Мы тут с бабами похозяйнуем у тебя, на обед общий борщ будет. Давай деньги на мясо.
Грим дал денег. Баро вручил ему рейку, лопату, колья, сам взял теодолит.
– Ну, пошли место выбирать.
– С воды начните! – сказала баба Лиза. – А то поставите церкву на мокром месте. Или, наоборот, далеко от воды.
– Умно! – подивился на старуху Баро. – А есть кому воду искать?
– Есть, – сказала баба Лиза. – Щас вот баб к варке приставлю и приду. Вы пока в биноклю свою поглядите.
В деревне закрутилась великая кутерьма. Гордик со своей Веркой по приказу бабы Лизы помчались на дрезине в райцентр на рынок, за говядиной и свежим прикладом на борщ. Отец Павел поехал с ними к священнику-соседу поговорить о добрососедстве и местной пастве. Вернулись быстро, уже вчетвером. Священник из райцентра примчался убедиться лично в скором появлении конкурента в деревне Славяново. Гордик и Верка бегом понесли к усадьбе Грима мешки с мясом и свежей капустой. Здесь бабы уже развели огонь под чугуном, принесли в него с речки два ведра воды.
…От райцентра медленно накатывался мощный утробный рёв, он достигал натужной высоты, затихал до слабого рокота и опять ревел.
– Что это? – спросил Грим, прислушавшись.
– Бульдозер, – сказал Баро. – По нашей колее идет, дорогу сюда бьет. Через пару-тройку часов будет здесь.
– Лихо у тебя дело поставлено! – удивился Грим.
Баро глядел в окуляр теодолита, показывал руками – вправо-влево, Грим послушно двигался с рейкой по склону. Баба Лиза принесла с собой завернутые в полотенце палочки. Разулась, взяла палочки в ладони и пошла, босая, большими кругами вокруг Грима, слушать воду. Они следили за ней молча, с явным любопытством. Иногда старуха останавливалась, замирала, прислушиваясь к чему-то, вдруг поворачивала круто в одну сторону, в другую, делала несколько шагов, но тотчас возвращалась. Баро и Грим были заворожены этим таинством. Внезапно баба Лиза как бы очнулась, завернула палочки в полотенце.
– Здесь вода. Там вон тоже есть, но не шибкая, а здесь хорошая вода. Прямо слыхать, как идет! Ну-ка, айдате ко мне, – она протянули им руки. – Опустите меня на землю, надо проверить. Для верности!
Они усадили бабу Лизу на землю. Она оправила вокруг себя юбку, посидела маленько, не двигаясь, и, видимо закончив какое-то дело, обулась, протянула им руки.
– Всё, подымайте! Да не шибко тяните, а то руки повыдергаете!
– Ну что? – нетерпеливо спросил Баро.
– Точно. Здесь вода! – баба Лиза топнула каблуком. – Вот те крест! Да хорошая!
– Как узнали?! – Баро был задет уверенностью старухи.
– Да очень просто. Жопу холодит.
Грим от хохота оскользнулся, повалился на землю. Следом за ним осел и Баро. Мужики ржали до слез, так, что слышно было в деревне. Баба Лиза снисходительно посмотрела на них, как на малых детей.
– Вот теперь столбите место под церкву. Чтобы колодец был поодаль, но и рядом.
У деревенских во дворах всё валилось из рук. Им надо было и прислушиваться к таинственному рёву, наползающему из леса, и глазеть на чёрного человека, который время от времени целился через окуляр в Грима, и принюхиваться к ветерку от его усадьбы, где на треноге в ведерном чугуне булькали на живом огне куски говядины.
– Ну, давай теперь привязку объекта к колодцу сделаем, сюда становись! – велел Баро Гриму, вскинул теодолит на плечо и пошел «стрелять» точку.
Периметр церкви определили быстро, забили колья, натянули шнур.
– Здесь будет стоять! – твердо сказал Баро, как о решенном деле. Отец Павел, его сосед по приходу, баба Лиза, взволнованные моментом, перекрестились трижды. Глядя на них, перекрестился и Грим. Баба Лиза взяла его под локоток, отвела в сторонку.
– Где графиня-то?
– Приболела, – промямлил Грим.
– Ой ли! – старуха быстро глянула ему в глаза. – Ты, милок, мне не ври! Трудно тебе с ней?
Прозорливость старухи поразила Грима.
– А что, видно?!
– Конечно, видать. Самодура она у тебя, – сказала баба Лиза.
