Анатолий Санжаровский - Подкарпатская Русь (сборник)
Под тугим, навалистым дождём, по грязи непролазной бегом несли Льва на брезенте в ближайшее селенье, в больничку.
Наконец вот и больничка.
Навстречу вышел на крыльцо хирург. Помог внести в приёмный покой. Открыл Льву глаза.
– В морг.
Сказано это было так спокойно-убийственно, что ребята чуть не попадали в обморок от немого возмущения.
– Да, да, – трудно сдерживая гнев, продолжал хирург. – Мгновенная смерть. Удивляться нечему. Шесть тысяч вольт, миряне, это не укус комарика, чёрт его батьку бей! И не смотрите на меня волками. Лично все вы виноваты, что он мёртв… Эх, молодёжь, с золотом кончаете школы-институты! Неужели никому и в голову не пришло на месте оказать первую помощь?!
– Каку-ую? – вырвалось у всех разом.
– Искусственное дыхание, наружный массаж сердца…
Все понуро уставились в пол. Все вроде что-то такое и слышали, но как оно делается, никто и понятия не имел.
– Прошло всего полчаса, – буркнула Маричка. – Разве уже поздно?
Медик укоризненно покачал головой.
– Да это надо делать в первые четыре-пять минут. На шестой минуте хлопоты бессмысленны… Вы хоть представляете, что происходит с человеком, окажись он под напряжением? Под высоким, – как ваш товарищ, – и в десятые доли секунды наступает паралич двигательных мышц и остановка сердца. На ногах в отдельных местах, – врач приподнял штанины у Льва, потыкал в черные пятна у щиколотки, у колена, – кожа обугливается…Сами видите… Если бы вы знали… Надо было к нему подойти… Умеючи! Вокруг же провода опасная зона метров на восемь-десять во все стороны. Если вы войдёте в эту зону обычной походкой или вбежите, вы попадёте под действие шагового напряжения. Что за зверь это шаговое напряжение? Это очень страшный зверь! Сидит он…
Доктор обрезался, замолчал, подбирая нужное слово.
– Нет, точней нашего электрика не скажешь. Как «Отче наш» строгает. Без запинки. «Шаговое напряжение – это напряжение, обусловленное током, протекающим в земле, и равное разности потенциалов между двумя точками поверхности земли, находящимися на расстоянии одного шага человека… Шаговое напряжение зависит от тока и удельного сопротивления грунта». Так слово в слово записано в энциклопедии. Сверял… Знал бы это, как молитву, как дважды два и ваш брат турист… Пояснее бы… Ну вот вам грубый пример. В двух метрах от лежащего на земле провода потенциал земли равен, скажем, двум киловольтам. В трёх метрах – уже одному киловольту. Шаг у вас с полметра. Вы идёте. Одна нога от провода в двух метрах, другая – в двух с половиной. На одной ноге сидит у вас два киловольта, на другой полтора. Разность – полтыщи вольт. Следовательно, вы под действием напряжения в полтыщи вольт. А по госту человеку опасны уже сорок два вольта. Мало человеку надо… Один не выдерживает сотню, другому и двух сотен мало… Тут гора всяких нюансов. Здоров ты или болен. Трезв или пьян. Обут в резину или в сырую кожу… Вернёмся к вашему случаю. Нужно вынести пострадавшего из опасной зоны и не пострадать самому. Как войти в эту зону? Можно прыжками на одной ноге. Можно прыгать и на двух одновременно. Только при этом тесно прижми ногу к ноге. Дальше. С человеком на руках не очень-то запрыгаешь… Тут лучше идти медленными короткими шажками, не отрывая обеих подошв от земли и не отрывая одну стопу от другой…
А на дворе споро хлопотал дождь. Невидимыми молоточками вперебой густо остукивал жесть больничной кровли, будто проверял её на прочность, и тесными ясными струями, напоминающими живую, колышущуюся бахрому, валился с крыши и пухлыми ручьишками сердито скакал по косогору к ближнему оврагу.
На крыльце, в коридоре мокрые до нитки парни, девчата с рюкзаками у ног. В оцепенелом молчании прислушиваются к приёмному покою. Ждут не дождутся, как распахнётся дверь и лечильщик объявит, что с Лёвой полный порядок, отбой, можно не переживать. Что именно это скажет, они почти не сомневаются. Будь плохо, он бы наверняка уже сообщил.
Однако, что же так долго? Оказывает первую помощь? Оперирует?.. Ой ли… Хотя бы выщелкнулся кто из толпы, что ввалилась в покой, когда вносили Льва, да шукнул, что там, как там…
А в приемном покое…
Оглушённые, раздавленные смертью друга, ребята сиротливым табунком жались к стенке и, виновато поглядывая то на Льва, – лежал на кушетке; под ним заляпанный брезент, на котором несли, так и забыли вытащить – поглядывая то на Льва, то на хирурга, покаянно отводили хмурые лица в сторону.
Сознание собственной вины тиранило, жгло душу. В полном молчании побыть бы возле мёртвого друга, вымаливая как бы тем самым прощение, если только вымолишь, да этот скрипучий голос этого коновала… Эта вечная-бесконечная лекция о вреде прочности верёвки в доме повесившегося – всё это распаляло, допекало ребят. Кто его уймёт? Кто заставит замолчать? Всему же место и время. Неужели он думает дурацкой лекцией поднять Льва?
Всем шею переела выходка врача, всех дергала, коробила, но сказать ему поперёк хоть слово никто не решался.
В глубине души и сам врач чувствовал нелепость своей затеи, что, однако, не помешало ему рассудить так:
«За окном лупит дождяра. Неужели я кого выпущу под такой ад? Пускай сперва хоть пообсохнут да послушают заодно. Может, не всё выпадет из уха. А то… Уже при мне гибнет под током третий. И всё туристы, туристы, туристы…»
Едва кончил он говорить о том, как выходить из опасной полосы, – Маричка нетерпеливо огляделась, напряглась.
Все уставились на неё с надеждой.
«Ну хоть ты шугани этого балаболистого лекторишку!» – молили убитые горем глаза.
– А по мне… А по мне… Вы что-то не то… – ершисто и глухо кольнула Маричка врача. – Безо всякого… Безо всяких ваших рецептов подбегала, – перевела взгляд на Льва, – и, как видите, цела. Правда, когда я взялась его тащить, меня будто отшвырнуло назад… Прогнало, что ли… Только и всего…
Доктор прощающе, скупо улыбнулся:
– Благодарите его величество случай. Только и всего. В опасной зоне прикасались к пострадалику… У вас были с ним равные шансы на смерть.
– Так почему я разговариваю с вами, а он?..
Доктор обвёл её неспешным цепким взором.
– Насчёт лично ваших шансов я, пожалуй, хватил лишку… Во-первых. Вы с товарищем были на разном расстоянии от провода. Лично вы были дальше. Понятно, потенциал земли под вами был меньше. Он, – врач указал на Льва, – был ближе. Через него прошёл ток большей силы. Во-вторых. Он попал под шаговое напряжение. Ток по телу его растекался самым опасным путём: со ступни с большим потенциалом к сердцу и к другой ступне. По вас же ток шёл другим путём… Кстати, какой вы прикоснулись рукой к пострадавшему?
– Правой. Она у меня вроде как занемела…
– Ток прошёл. Мышцы внутри обожжены… Эту беду от вас я отведу… Так вот, ваше счастье, что именно правой. Помимо того, что по вас прошёл ток слабей, шёл он ещё и не так опасно: через правую руку, в обход сердца и в ноги. По пути наименьшего сопротивления… Схватись левой… Говорили бы сейчас?.. Не знаю… Да и обувь… На нём кожаные туфли с сырой подошвой, на вас резиновые боты. Есть разница?
Вот теперь и через три года жалеет Маричка на кладбище, что не схватилась тогда левой рукой.
«Лёвушка… Золотко… Милый мой соколик… Не ток, не трусость моя отогнали меня тогда от тебя. Ты сам… И только после я поняла, почему ты оттолкнул, отбросил меня от себя в ту последнюю минуту. Я и тебе скажу, не потаюсь… Ты обиделся, что подала я тогда правую руку. Правая для всех, левая для единственного друга. Ты и в такой кусочек времени, может, в сотую долю секунды, разобрал, какую именно руку протягивала я тебе… И отбросил. Иди ко всем, будь со всеми!.. А мне никто не нужен, мне нужен ты один… Когда ты упал, все бежавшие за тобой остолбенели. Никто не знал, что же делать, чем же тебе помочь. Глазами шалыми спрашивали друг у друга совета, не двигаясь с места. И только мне некогда было теряться. Не остановилась как все, не стала играть в переглядки. Поскорей поднять! Отвести от тебя беду! Взять твою беду!.. Это потом я узнала, что ты под током мог продержаться всего-то что-то около половины секунды. Что я могла в полсекунды сделать? Полсекунды мне не хватило на добро. Полсекунды мне хватило только на глупость. Сунула правую… Это какой-то демон толкнул именно правую. И в этом моё преступление перед тобой, перед нашей любовью. Но посуди. Было ли в тот момент когда разбирать, где левая, где правая? Случай мог кинуть и левую, тебе одному принадлежащую. Тогда бы ты не отбросил, не отшвырнул меня от себя… Тогда б навсегда мы слились в объятии и никогда-никогда не разлучались больше… Тогда б я сейчас не плакала… Как ты горько наказал меня… И я на тебя не в обиде. Я в обиде на саму себя… Ведь ты же загодя говорил о беде… Предупреждал… Я не поверила… Помнишь, дня за два до похода мы встретились. Последние обговорили мелочи походные, я под интерес и напомни: «На той неделе у тебя день рождения. Не забыл? Двадцать четыре… Скоро гульнём на ять!» А ты скорбно так улыбнулся и ещё скорбней проговорил: «Ты погуляешь, моя Ками-сама[96]. А я нет». – «Да брось ты эту хандру! Всё так прекрасно кругом! Расшибец!» – «У меня какая-то давящая пустота в груди… Сердце что-то ноет… Умру, наверное, скоро…» Я и взвейся: «Знаешь что, друг! Ты сына не воспитал, дерево не посадил. А умирать собираешься?..» Какая я до тошноты правильная была. Почему я не положила веры твоим чёрным предчувствиям? Не знаю, не знаю… Я не верила тогда… Я не верю и сейчас, что ты ушёл… Кажется, отлучился в район по делам и вот-вот вернёшься… Ребята по-прежнему тебя любят. Чтят. Из живых, из коллектива, не вычёркивают… Аккуратно платят профвзносы… Работают за тебя… В ведомости только против твоей фамилии всегда белеет чистая полоска. Не мажут её. Никто не расписывается, а зарплату твою пересылают в детдом, возле которого случилась с тобой беда… А так… Что ещё?.. Да. Наконец-то женился Жорж Савенков. Взял из Долгого Ларису Криворотову. О своём браке Жорж сказал как-то: «Покончил жизнь самоубийством!» – и при этом хорошо засмеялся… Наша Оля Дудченко среди доярок района выскочила на первое место… Ваню Пилипа переводом сосватали в Иршаву. Люба Потешина кончила торговое училище, теперь в продмаге наводит глянец… Давно там не было порядка… Отслужил Витюк Черкас. В бескозырке королевствует. Очаровал, захлестнул до сердца. Девки вьются хороводом. Да… Налаживается Витюк в Москву. К своей Танечке Венецевой… На днях у нас в Чистом пела Жанна Бичевская. Ты так её любил… Пела… «Милый мой, возьми меня с собой. Там, в краю далёком, была б… тебе… женой…» По телевизору прошёл «Подросток». В фильме твои любимые Наталья Гундарева, Олег Борисов… Что ещё?.. Бабушка моя долго хворала. Еле оттерлась от болезни. В воскресенье первый раз встала. Я плела. Она шатко подскреблась – там вся сияет! – села к коклюшкам и вальнулась вбок. Едва удержала я её на стуле. Смеётся: «Чуть бабука не кубыркнулась… Совсем сгасла… Шутка в деле… А пораскинуть… Який спрос сымешь с моих с девяноста? Яку пенку смахнёшь с моих старючих годов? Ось шо, внука… Шоб не качалась я былинкою в поле, привяжи меня к стулке». – «Бабуня, да вы что! Кто чужой войдёт, что подумает?» – «Вяжи!! Я тебе заздря вчила кружева плести? Ты выполнительная… Вяжи, отрабатывай должок… Как же это не в деле сидеть?..» Ну, привязала… Плести она уже не может. И без коклюшек не может. Со счастьем ребёнка грохочет коклюшками, слушает их гром не наслушается. Ей кажется, она снова плетёт… Смотрела-смотрела я на бабушку да и заплакала… Знаешь, мой сладкий, я перед тобой виновата и сейчас, виновата тем, что наобещала всё тебе рассказывать, что происходит в Истоке, а сама кой да что стаиваю. Как-то не хочется тебя тревожить, всё молчала про преподобного папу… Ты не забыл, папой ты называл Иосифа Абрамовича, голову колхоза Якубовича? Так вот этот прыткий папа, аршин с кепкой, первый прокрякал твоей маме о беде, сам толком не зная ничего. Мы, походчики, ещё не втащились в Чистый, а папа уже эахлёбисто звонил на всех углах. На похоронах он чувствительно бил себя в грудь воробьиную, клялся-чирикал, что колхоз всенепременно поставит хороший памятник. Постучал и забыл. Только с месяц тряс его овечий кашель, больно уж усердно подсаживал на похоронах себя в грудки. Парубки и пусти шапку по кругу. Кинь кто сколько может. Провели ещё субботник. На молодых рублях и возрос памятник… Вот такие они, милый, дела… А оградку не стали ставить. Ты как-то ненароком в шутке уронил, что если умрёшь, то б не хотел, чтоб была на могиле ограда. «Я агроном. Не отделяйте меня от поля». Это я запомнила…»
