Борис Горзев - Два романа о любви (сборник)
– Да, так, ну и что? – после некоторой паузы, осмыслив услышанное и пытаясь быть спокойным, усмехнулся Петр.
– Что? – продублировала Биче взволнованно. – Слушай дальше, сейчас поймешь. Потому что дальше пошел такой разговор, когда… да, когда произносят слово «разведка», то волей-неволей до тебя доходит, что надо не отмахиваться, а быть внимательной.
Я напряглась, однако старалась этого не показать. Более того, попыталась прикинуться глупенькой:
– Ну, ты меня умиляешь, Лукино! Мой русский друг и наша разведка? Мой русский друг – и СИД? (СИД, Петя, если ты не знаешь, это «Сервицо информациони дифеза», разведка Италии.)
Он покачал головой и, склонившись над столиком, приблизил ко мне лицо:
– Беатриче, девочка, слушай меня внимательно и не играй со мной. Повторяю: твой русский друг оказывает услуги нашей триестской компании «Пантиери», а она – государственная компания, а не частная лавочка! Да, оказывает, и это точно, потому что сейчас, после моего внутреннего запроса, люди в РЕИ выяснили, что это так.
– РЕИ – это что и кто?
– Это одно из подразделений СИДа – служба промышленно-экономической разведки Италии. А я с этой службой в хорошем контакте по роду моей деятельности. Что, понятно, нигде не афишируется. Но это – норма в политике: экономическую разведку, равно как и политическую, никто не отменял и никогда не отменит. Поняла, девочка? Но! – Он вальяжно откинулся на стуле, привычно заулыбался и повторил после актерской паузы: – Но! Это не отменяет выгодной честности! Твой русский друг не работает на нашу разведку и, может быть, понятия о ней не имеет, но он, говорю тебе еще раз, оказывает негласные услуги итальянской судостроительной компании. С чего бы это? И в России об этом никто не знает. С чего бы это? Ты понимаешь, как всё это можно квалифицировать? Ну, если у кого-то возникнет такое желание, конечно. Ты поняла?
Я поняла. И – разрази меня гром! – вот что я поняла за секунду: когда-то семь лет назад, он, Лукино, наверно, боялся, что я могу его шантажировать (теми фотографиями, помнишь?), а теперь… теперь он шантажирует меня! Но я-то его не шантажировала (и в голову не приходило!), а он…
– О, вот оно что! – протянула я, похоже, ледяным тоном. – Вот оно что после твоих намеков, после твоих слов о чувствах ко мне! Как это ты сказал в прошлый раз? Что небезразличен ко мне, так? Отлично! Была любовь, а теперь, значит, небезразличие? Но выясняется, что по сути это обыкновенный шантаж. Да и была ли любовь, синьор Лукино? Тогда – похоть женатого, сорокалетнего мужчины, а теперь, когда ему отказали, – наглый шантаж? Причем двойной шантаж – и по отношению ко мне, и к моему русскому другу.
Бедненький, он горестно сморщился. Да, вместо привычной улыбки – горестная гримаса:
– Беатриче, нет, нет! Ну, пойми меня, дорогая! Это не шантаж, это политика, но дело в том, что я…
Он говорил, наверное, с минуту: как любит меня, как он одинок, как мечтал обо мне и мечтает, как у него не сложилось с женой, что теперь, когда у него нет личной жизни и надежд на возобновление наших отношений, теперь у него только одно – его политическая жизнь, а в ней – ну вот так, бывает и так, потому что главное – это наша Италия… Короче говоря, он даже не оправдывался, а утверждал, что иначе в жизни не бывает, таковы реалии, и я не настолько глупа, чтобы этого не понимать.
Что ж, я поняла, но по-своему. Вскинула руку, глянула на часики:
– Вene! Наше время истекло, у тебя самолет, а у меня дорога домой. На чем мы финишируем и вообще зачем ты позвал меня?
Нет, он деловой человек, деловой прежде всего. Какая там любовь – дело, дело!
– Что до тебя, Беатриче, то я все-таки буду надеяться. Вот мой личный телефон. – И протянул визитную карточку. – А что до твоего русского друга, то передай ему, что мы заинтересованы…
– Кто это «мы»? – перебила я.
– Ты поняла, – ответил он. – А в широком и главном смысле – мы, Италия.
– О, красиво говоришь!
Он не среагировал на иронию и продолжил:
– Передай ему, что мы заинтересованы в продолжении сотрудничества. Естественно, негласного. Но на новом уровне. И естественно, это будет оценено.
Я поднялась.
– Расплатишься? И газету свою не забудь. Где про полезные для Италии слабости Москвы. Успехов тебе, Лукино.
Как ни в чем не бывало, он проводил меня до машины и галантно помог усесться. Я проехала квартал и, найдя свободное место, припарковалась. У меня тряслись пальцы. У меня!.. Но через несколько минут успокоилась и поехала к дому… Теперь ты понял, Петя, почему я так внезапно примчалась в Москву? Спасибо, визу быстро получила. Мне надо было всё обсудить с тобой! Всё – и про твое отношение к Джино, и вот про это, про это! Ну с Джино мне ясно, спасибо, дорогой мой, а вот это? Погоди, не отвечай, я еще кое-что скажу! Скажу вот что. У тебя есть своя жизнь, внутренняя, личная, и я не собираюсь вторгаться в нее, если ты сам не пожелаешь открыть что-то. Я люблю тебя, но я не деспот и не собираюсь подчинять тебя себе или мешать советами. В общем-то, ты свободен как личность. А я так же. Поэтому скажи, что можешь сказать, а не хочешь… ну, не будем обсуждать эту тему, и мое отношение к тебе никак не изменится. Я тебя полюбила – вот мой расклад на сегодня и будущее, и это всё.
Петр покивал, потом, склонившись поцеловал эту, лежащую на его диване женщину, его женщину, которую, как выяснилось, он любит. Поцеловал, затем выпрямился и сказал:
– Как в кино или театре, тут по драматургии нужна некоторая пауза. Надо же главному герою прийти в себя! Поэтому пойду сварю кофе, это займет минут пять. Лежи, я скоро.
Ну, Биче есть Биче – у нее всё по-своему!
– Нет, я с тобой в кухню. Но буду молчать, чтоб не мешать. Молчи, вари кофе, думай.
Он не возражал. Набросил махровый халат, прошел в кухню, стал готовить кофе. Биче уселась сзади за столик. Ночь, тихо, уютно, хорошо. За спиной молча сидит женщина, покуривает. Любимая женщина, вот что важно. Итальянка, мулатка, мать чумазого чертенка Джино, бывшая любовница видного политика, возможно – будущего премьера Италии. Кто она еще? Музыкант, флейтистка, концертмейстер Миланской консерватории. Кто еще? А, вот главное: внучка синьора Антонио. Да, это главное, понял.
Он разлил кофе по чашкам, уселся напротив. Оглядел ее тело. Биче чуть поёжилась:
– Это ничего, что я голая?
– Ты живописно красива! – покачал он головой. – Где ваш Микеланджело или Боттичелли?
Она улыбнулась:
– Грациа! Но мне больше подошел бы француз Амори-Дюваль. У него есть картина «Рождение Венеры». Вот это я! Я на берегу моря. Только не белая Венера, а темнокожая. Вот это я. И ведь никто не написал такую, il diavolo! Я не слишком высокого о себе мнения? – И сама же ответила: – Нет, в самый раз.
– Ты права, в самый раз. А теперь вот что. Теперь я расскажу кое-что. Кое-что – потому, что сам не разобрался в себе. Это нечто иррациональное. Мои прабабкины гены, моя неизбывная любовь к Италии почти с детства, погружение в язык Италии, в ее искусство. Потом – мой университет, где совершенствовался в итальянском, потом поездки туда… И вот, будучи переводчиком, присутствую на переговорах с этой вашей «Пантиери». Да, это самая крупная компания Италии по части судостроения, ее штаб-квартира в Триесте. Большой заказ, который курирует наше правительство. Но в то же время, если для меня, ничего особенного: очередные переговоры, перевод документов, перевод договора и прочее. Это было лет восемь назад. Но с тех пор я стал отслеживать, кто может составить конкуренцию «Пантиери» на нашем рынке. То есть какая еще иностранная компания может опередить ее в борьбе за наш заказ. Меня никто не понуждал, не просил, не намекал, да и кто я такой – всего лишь штатный переводчик. Однако переводчик кое-что может. Скажем, просто поставить в известность фирму «А» что мы начинаем переговоры с фирмой «В». Дескать, будьте внимательны и, если вам надо, опередите, сделайте более выгодное предложение. И всё! Именно это я и делал: просто ставил в известность. Как – это технические детали. Например, встречался в одном людном кафе с представителем «Пантиери», тем самым молодым синьором, и говорил ему, что вот, такая-то компания из такой-то страны вышла на переговоры с нашей компанией, готовится договор на таких-то условиях – в общем, имейте это в виду.
– Петя, но это же…
– Нет, это не предательство родины, а почему, скажу потом… Так вот, изредка мы встречались в кафе, и никаких бумаг, только устная информация – или о факте намечающихся переговоров, или, в самых общих чертах, об их содержании, если уже прошли предварительные консультации, поскольку я всегда в курсе, участвуя как переводчик. Но это я, а они, то есть компания «Пантиери»? После второго такого случая мне сказали, что в благодарность за ценные услуги на мое имя открыт счет в одном из известных банков Италии. Сказали, в каком, где он находится, где его филиалы. Как у нас говорят, у меня появился счет в иностранном банке. О котором в России никто не знает. Будучи в Италии, я удостоверился: меня хорошо отблагодарили. И благодарят всякий раз, после моего очередного подарка Италии. Италии в лице компании «Пантиери». Так что вскоре я стал никак не бедным человеком. Вот эту квартиру купил пять лет назад, недавно – новую дорогую машину, праздно путешествую в периоды отпусков, родителям немало подкидываю. И самое интересное – живу со спокойной совестью. Сказать почему?
