Ольга Погодина-Кузмина - Адамово Яблоко
Тот побледнел еще сильнее, но ответил почти спокойно:
– Кто и когда вас так сильно обидел, что вы до сих пор мстите всем окружающим? Неужели вы не понимаете, что, никого не уважая, вы теряете и уважение к себе?
Максим ощущал, как в нем разгорается злость. Он мог бы уложить Гришу одним ударом в челюсть, но не хотел выглядеть смешно. Он встал и кивнул Тане.
– Поехали отсюда. Эксперимент по сведению разных пород животных закончен.
Гриша вдруг вскочил, сжав кулаки.
– Эй, ты! Татьяна тебе не крепостная девка, чтоб ей приказывать!
Максим взял Татьяну за руку выше локтя и повел к двери, но режиссер догнал, преградил ему дорогу.
– Отпусти ее, ты!.. Видишь, она не хочет ехать!..
Максим отпихнул его плечом. Актеры вскочили с мест, окружили своего пророка. Чувствуя поддержку, тот закричал, обращаясь уже к Тане:
– Посмотри, кого ты выбрала! Отними у него его папашу с ворованными деньгами, что останется? Избалованный барчонок, самодовольное ничтожество. Олово для пуговиц!
Гриша вдруг схватил со стола стакан и выплеснул в лицо Максиму какую-то жидкость. Тогда Максим скрутил свитер на его груди и поволок его на улицу.
Тот не оказывал сопротивления, и, чувствуя физическое превосходство, Максим несколько раз шлепнул его по щекам ладонью, как нашкодившего пса, а затем плюнул ему в лицо.
– Теперь ясно, кто здесь ничтожество, ты, Мейерхольд? А если узнаю, что ты с ней спишь, получишь по всей программе!
Гриша стоял перед ним бледный, напуганный, но с мученическим выражением на лице. Актеры наблюдали эту сцену с ужасом.
Таня наконец опомнилась и закричала:
– Тебе лечиться нужно, Максим! Ты совсем озверел от наркоты!.. Что ты творишь?
– Поехали отсюда, – он снова крепко взял ее за руку.
– Я никуда с тобой не поеду!..
– Я сказал, поехали! – крикнул он и выругался.
Они сели в машину и отъехали от ресторана. Максим гнал, глядя прямо на дорогу. Таня молчала. Он включил музыку.
– Ладно, извини. Не знаю, что на меня нашло. Этот ублюдок меня вывел. Строит из себя пророка, а сам обыкновенный неудачник. Ноль, помноженный на ноль.
Она продолжала молчать, и он убавил звук приемника.
– Что такое олово для пуговиц? – спросил он примирительно.
– Это Ибсен. Пер Гюнт, – ответила она.
– И что это значит? Я не читал.
– К Пер Гюнту приходит пуговичник, чтобы переплавить его в ложке… с другими пустыми и мелкими душами, которые не заслужили ни ада, ни рая. Выключи эту музыку, пожалуйста.
– И ты согласна с этим?
– С чем?
– Что у меня пустая мелкая душа, которая не заслуживает ни ада, ни рая?
Он не видел ее лица – только часть щеки, которую закрывали волосы, – но почему-то ясно представлял себе его выражение, упрямое и сосредоточенное.
– Нельзя так относиться к людям. Как будто все, кроме тебя, – грязь под ногтями. Как будто деньги действительно значат все.
Максим выключил радио.
– Не все, но очень многое. И знаешь, что я тебе скажу? Если ты хочешь, чтобы мы и дальше были вместе, не надо раздеваться на публике. Мне это не нравится. Можешь считать меня самодуром. Я понимаю, что ты актриса, но этот Гриша не Стенли Кубрик и не Михалков. И я не хочу, чтобы он лапал мою девушку – даже на сцене.
Несколько минут они мчались по безлюдной улице в молчании и в тишине. Потом Таня спросила:
– То есть я твоя девушка? С каких пор? Ты же так дорожишь своей свободой.
– Я думал, это не обсуждалось с самого начала.
– Ты, может, еще предложишь выйти за тебя замуж?
– Не исключено. Если будешь выполнять условия, которые я ставлю.
– А, так условия наконец-то начались?
Они уже подъезжали к ее дому. Когда Максим притормозил у светофора, она повернула к нему разгоряченное лицо.
– Знаешь что, мальчик, гуляй-ка ты по холодку! Он мне будет ставить условия! Что ты о себе возомнил? Если хочешь знать, мне не нужен ни ты, ни твои деньги! Мы просто приятно проводили время, вот и все. И ты мне ничего не можешь запрещать или разрешать, я живу сама как хочу! А если что-то не нравится – до свидания, никто не будет плакать!
Максим остановил машину перед ее подъездом. Он понимал, что она говорит это не всерьез, а из пьяного азарта, но все равно чувствовал кипящую злость.
– Что ж, тогда до свидания, – проговорил он жестко.
Она взялась за ручку двери.
– Пока.
– Ты хорошо подумала? Я ведь уеду и больше не появлюсь.
– Ой как страшно! – ответила она, заливаясь пьяным хохотом, заставившим Максима скрипнуть зубами от ярости.
Когда она захлопнула дверь машины, Максим сразу рванул с места, но тут же сдал назад, подъехал к ней, еще не успевшей войти в дом, и крикнул:
– Это твой Гриша и все твои приятели – олово для пуговиц! Нищие ничтожества с раздутым самолюбием. Лузеры, которые всю жизнь барахтаются в собственном дерьме и корчатся от зависти к тем, кто преуспевает! Сиди вместе с ними в нищете, обслуживай их забесплатно, как эта твоя Магдалина. Но не надейся, что кто-то явится вас вознаградить, а нас покарать!.. Потому что нету никакого пуговичника! Ясно тебе? Нету и никогда не было!..
В ответ она снова засмеялась, а он с силой вдавил педаль газа в пол.
Глава девятая. Холодное сердце
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе…
Бытие 22:2Компаньоны заняли отдельный кабинет с окнами на Неву.
– Чем кормят? – спросил Георгий после приветствий.
– Национальное русское блюдо – напицца, – хмыкнул Марков.
– Хорошие тигровые креветочки, леберкес, карпаччо из лосося, – застрочил как из пулемета молодой официант.
– А все остальное – нехорошее? – уточнил лукавый Эрнест.
– Так за все хорошее, Эрик, надо платить. А за нехорошее – переплачивать втрое, – заметил Георгий.
Юноша заулыбался в ответ, стрельнув глазами.
Когда сделали заказ, Марков вынул из кармана узкую коробку полированного дерева, открыл, с гордым видом представляя публике охотничий нож с резной костяной рукояткой в виде головы грифона.
– Эрик, ты у нас глубокий эстет. Как тебе?
– Саша, я – мелкий, – отозвался Карпцов. – Это Георгий Максимович у нас арбитр изящества.
Тот передал нож Георгию. Казимир тоже придвинулся, с любопытством разглядывая вещицу.
– Эскимос поймал маржу и воткнул в нее ножу… Где взял?
– Да вот нашли мне ребята резчика, – похвастался Марков. – Это тестю к юбилею презент. Я еще хочу в глаза по рубину всадить и у черенка золотую вставку.
– А вроде ножи – плохая примета, – вспомнил Эрик.
– Да ерунда, всегда дарили ножи. Он охотник, любит всю эту символику.
– Надо просто денег попросить, как бы за выкуп. Десятку или сотню, символически, – посоветовал Казимир. – Я верю в приметы. Например, кошка дорогу перебежит, обязательно будет какая-нибудь неприятность. Поставки завязнут или техника сломается. Или на благотворительность придут просить так, что не отвяжешься.
– Как это – не отвяжешься? – возмутился Марков. – Да им только начни давать! У нас есть социальный бюджет – и всё, закрыли тему!
Казимир покачал головой.
– Ну, ребенок больной. Как тут пошлешь?
– Слушай, а вот почему все эти умирающие младенцы хотят лечиться только в Германии или в Швейцарии? Здесь-то им чем плохо? – взвился Саша. – И у нас врачи все эти операции делают, вполне за скромные суммы. Может, если ты такой добренький, и меня в Цюрихе подлечишь – у меня суставы, позвоночник, нервы пошаливают…
– Ну-ну, ребята, – Эрнест примирительно приобнял обоих. – У меня, кстати, новости для вас. Одна хорошая, одна плохая.
– Начнем с плохой, – решил Георгий.
– Похоже, сформировано решение, что в комитет сядет Шверник. Там хотят совсем нейтрального человека. Филиппов слетит, против него корнеевские и Москва. А Шверник – андроид, но показал себя на «Морском фасаде». Так что скоро у нас будет лицо, действительно принимающее решения.
– Это уже факт или гипотеза? – уточнил Марков. – Откуда информашка?
– Поступает в режиме онлайн, – уклончиво ответил Эрик.
– А хорошая? – спросил Георгий.
– Есть выход на этого деятеля. Вменяемые люди. Знают про него больше, чем он сам. Одним словом, смотрите и решайте, что делать. Я готов делиться идеями.
Георгий заметил, что Казимир уже продолжительное время смотрит на его грудь.
– Слушай, почему у тебя галстук никогда не заворачивается? – спросил тот неожиданно.
– Показываю, – Эрнест дал ему пощупать свой. – Надо туда бросить железный рубль.
– У меня галстуки дорогие, – пояснил Георгий. – Этот я купил в Париже.
– Спасибо. А я что, по-твоему, у цыганки на рынке беру?
– Ребята, давайте к нашим баранам, меня жена беременная ждет, – просительно взглянув на Георгия, напомнил Эрнест. – Хотелось бы бонусы расписать по закрытым проектам. И я тут предлагаю обновить договор совместного доверительного по «Альмагесту», там много дырок. Хорошо бы зафиксировать нужные опции сейчас, а не когда непонятно что начнется.
