Эдуард Тополь - Московский полет
– Знает ли об этом Горбачев?
– Горбачев окружен людьми, которые сортируют поступающую к нему информацию и очень часто искажают реальную картину или вообще блокируют многие ценные сведения. Именно поэтому я пошла на такую телевизионную диверсию.
– И как он реагировал на ваше заявление?
– Если говорить о прямой реакции, то ее нет. И вообще, сегодня понять Горбачева очень непросто. Если в начале экономической реформы были видны его прорыночные намерения, то теперь он все больше отодвигается от радикальных реформаторов. Например, он не признает частную собственность, а без этого рыночная экономика работать не может. Недавно наше правительство обложило частные кооперативные предприятия непосильными налогами. Это значит, что Горбачев и премьер-министр Рыжков вообще уходят «вправо», к консерваторам.
– Какие же у вас перспективы? Не у вас лично, а у страны?
– Мы подсчитали, что если раздать крестьянам землю, то 15 процентов нашего сельского населения может прокормить всю страну. Однако из 14 миллионов крестьян 4 миллиона – управляющий аппарат, то есть колхозное и совхозное начальство. И они блокируют раздачу земли, ведь иначе они перестанут быть руководителями. И так – во всем обществе. Поэтому мой прогноз таков: мы стоим на пороге колоссальной инфляции. Именно колоссальной – вспомните это интервью хотя бы через год. Инфляция у нас должна быть по многим причинам, но именно саботаж перестройки подстегнет волну массовых забастовок рабочих, и результатом будет стремительное падение уровня жизни. То есть те отрицательные явления, которые были в Югославии и Польше, будут у нас удесятерены. И этим немедленно воспользуются те, кому нужно, чтобы народ окончательно возненавидел и правительство, и Горбачева, – с тем чтобы совершить правый путч.
– А что потом?
– Потом – коллапс. Потому что наш народ уже невозможно заставить работать в системе плановой социалистической экономики. Нужны будут массовые расстрелы людей, нужны будут новые лагеря, и только под страхом смерти люди будут работать в этой системе, влача полуголодное существование. А на фоне всеобщего развала усилится национальная вражда…
– Есть ли шанс избежать такого ужасного развития событий? Есть ли шанс, что к власти придут не консерваторы, а радикальные реформаторы?
– Сейчас все будет зависеть от Горбачева. Если он не с консерваторами, то должен открыто объяснить народу, почему он с ними блокировался. Сегодня повести за собой страну на коренные реформы может только человек с кредитом общенационального доверия.
– Может ли Ельцин оказаться таким человеком?
– Посмотрим. Понимаете, народу можно все объяснить не боясь, но при этом нужно все время двигаться вперед. Потому что шоковая терапия хороша только при наличии очевидных и регулярных позитивных сдвигов. Иначе будет очень страшно. Не только магазины будут пусты, но стрелять будут на улицах, как стреляют в Карабахе. Ведь у нас уже идет гражданская война. Но об этом никто не говорит…
В 11.40 мы получили у администрации гостиницы свои паспорта, а гостиничные грузчики повезли наши чемоданы в интуристовский автобус. При этом Барри Вудстон и Оля Зеленина так многозначительно твердили нам «Watch your baggage!», что каждый сопровождал свой чемодан через весь вестибюль до автобуса. Почему-то это очень не понравилось грузчикам, они оставили тележку, полную наших чемоданов, возле автобуса и ушли. И нам пришлось самим снимать чемоданы и загружать их в багажные люки автобуса.
– Хотите, я отвезу вас в аэропорт на машине? – сказала мне Колягина. – И по дороге поболтаем.
– С удовольствием! – ответил я и сел рядом с ней на переднее сиденье ее «жигуленка». – В Америке у нас сто сенаторов, но мне пока не довелось с ними встретиться. Так что вы будете первым в моей жизни сенатором-шофером.
И как раз в этот момент возле нас с визгом затормозили три такси, и из них выскочили золотозубая директриса школы номер 32, учительницы Шура и Мария, а также дюжина детей в белых рубашках, пионерских галстуках и с цветами в руках. Они подбежали к автобусу, окружили Роберта Макгроу, вручили ему цветы, стали шумно прощаться, а золотозубая директриса снова расцеловала его в обе щеки и сказала многообещающе:
– До встречи в Америке!
Наши зааплодировали, а я подумал, что Толстяк был прав: Роберту уже не уйти от этой золотозубой судьбы.
Тут Колягина завела мотор и тронула свою машину. Конечно, я мог остановить ее и попрощаться с Марией. Но как бы выглядело такое прощание в глазах ее партийной директрисы?
Не зная, как поступить, я промедлил секунду, а Колягина уже перевела рычаг на вторую скорость и дала газ. И в этот миг Мария наткнулась взглядом на желтый «жигуленок» Колягиной, увидела, что я уезжаю с какой-то женщиной, и наградила меня таким взглядом…
А я, уже как полный идиот, прощальным жестом помахал ей рукой.
По дороге в аэропорт мы расспрашивали друг друга. Колягину интересовало, как еще при жизни Брежнева я смог вычислить левые доходы брежневской семейки и объем советской нелегальной экономики. А меня интересовали ее научные данные в этой же области.
– По моим оценкам, объем нашей нелегальной экономики сегодня составляет порядка ста миллиардов рублей…
– Таня, вы знаете, что Москву накачивают войсками? Смотрите, опять колонна армейских грузовиков! У меня ощущение, будто я нахожусь на арабских территориях в Израиле – такие же разбитые дороги, такая же пыль на деревьях и такие же армейские грузовики почти на каждом углу. А главное – ощущение, что вот-вот начнут стрелять. Просто как прифронтовая полоса.
– А вы были в Израиле?
– Да, шесть лет назад. Тогда моя литературная звезда была в зените, мы с женой три месяца провели в Европе и еще месяц – в Израиле. Прекрасная страна, но стоит отъехать от Иерусалима, например в Хеврон, как сразу возникает ощущение прифронтовой полосы. Точно как здесь…
– Да, у нашего народа на руках жуткое количество оружия. Особенно у криминальных банд и рэкетиров. Ходят слухи, что на днях московские мафиози будут делить территории. И, значит, будут уличные бои. Под этим предлогом в город стягивают войска – якобы для пресечения кровопролитий. Но я думаю, что основная причина – появление легальной оппозиции в нашем парламенте. В Кремле испугались: ведь если завтра в нашу межрегиональную группу запишутся не четыреста человек, а половина депутатов Верховного Совета, – вы представляете? Мы смогли бы сразу взять власть в свои руки!
– И кого бы вы сделали главой государства?
– Ну-у… – усмехнулась она. – Об этом рано говорить.
– И все-таки?
– Многие считают, что нам нужен такой расклад, как в Израиле: президент – это совесть страны, верховный жрец, а премьер-министр – для ежедневной работы. И при таком раскладе академик Сахаров был бы прекрасным президентом. Вы знаете, я недавно вступила в партию.
– В какую?
– В коммунистическую.
– Что-о??? – Я подпрыгнул на сиденье от изумления. – Да ведь эту партию ждет Нюрнбергский процесс! Даже «Правда» пишет, что сейчас коммунисты тысячами бегут из партии…
– Репрессивный аппарат в этой стране принадлежит коммунистической партии. Если оставить его в руках брежневской партократии, она очень скоро повернет его против демократии. Мы должны успеть перехватить штурвал, чтобы не было нового Тбилиси и гражданской войны.
– Кто – мы?
– Честные русские люди…
Тут шоссе вдруг сузилось – точнее, его перегородили для какого-то ремонта. А очередной встречный грузовик, крытый зеленым пыльным брезентом, не долго думая свернул со своей стороны на нашу и, дымя соляркой, с оглушительным ревом помчался нам навстречу. Но маленькая русская женщина, доктор экономических наук и народный депутат Татьяна Колягина, не пожелала уступать дорогу армейскому грузовику. Подавшись всем телом вперед и держа своими женскими ручками баранку, она вела свой крохотный «жигуленок» прямо в лоб этому МАЗу.
– Таня, что вы делаете?!
– Это моя дорога! – сказала она сквозь зубы, и на ее круглом лице вдруг обозначились упрямые скулы, обнаруживая некоторое сходство с Раисой Максимовной Горбачевой.
Только теперь, при приближении летящего на нас МАЗа, я разглядел то, что, может быть, Колягина своими острыми глазами увидела раньше, – портрет Сталина под лобовым стеклом кабины водителя. Эта мода на портреты Сталина сейчас довольно сильна в СССР, особенно у среднего класса, напуганного ростом преступности и анархии. «При Сталине был порядок! А теперь хозяина нет!» – вот мнение русского обывателя, привыкшего веками жить «под хозяином». Теперь, вознесенный под стекло высокой кабины МАЗа, портрет этого «хозяина» – в реве грузовиков и в копоти солярки – со смертоносной скоростью летел по Ленинградскому шоссе прямо на нас.
– Таня!!!
– Отстаньте!.. – процедила она.
