Майя Белобров-Попов - Русские дети (сборник)
На чём спасибо.
Но так поучать пожилого монарха, уважаемого человека!
С какой стати? Мало ли с кем к тому же спят правители? А тут этот торчит.
«Хватит!» – сказал себе новый король.
И обратился к отцу:
– Папа! Оставьте меня в покое!
И он издал новый закон, по которому умершие родители лишались права навещать своих детей, в том числе и укладывать их спать.
Кому-то это пришлось по вкусу – тем разбойникам, например, которые прикокнули маму с папой в пылу спора, или тем деточкам, которые спокойно отравили своих престарелых родителей, чтобы не возиться с ними (аптеки, стакан воды и т. д.) и чтобы наконец получить наследство.
К ним предки, разумеется, приходили что ни вечер и скандалили, а вместо поцелуя на ночь такой потомок мог свободно получить по уху – и так ежевечерне!
Так что для таких подлых сирот жизнь получшала с новым законом.
Но вот маленькие дети очень плакали без своих родителей. Их крики и слёзы по вечерам сильно мешали остальным жителям королевства. Вечером-то люди любят отдохнуть! Всем нужен позитив и развлекуха! А не чернуха.
Инициативники пошли хлопотать к начальству.
И вот после консультаций и заседаний всё-таки решено было всех таких сирот поселить в одно место, причём подальше от городов, чтобы никто не слышал этот плач.
Другое дело, что малышам жить в городе сирот приходилось несладко, несмотря на благотворительные концерты, игрушки и кипы стираных штанишек, рубашек и курточек, которые привозились бедненьким детям.
Игрушки воспитательницы запирали в шкафы, одёжку распределяли по родне, – дети-то всё испачкают и порвут!
Кормили их тоже плоховато, потому что повара, воспитатели и няньки каждый вечер уносили домой тугие сумки, а что там содержалось, тут уже секретные данные.
И учителя попадались отчаянные, особенно по труду и физкультуре, а уж директоров можно было спокойно оформлять охранниками, бодигардами и в тюрьму кем хочешь.
Но это не только в том королевстве происходило, а и во многих других, не таких сказочных.
Ну да ладно.
А вот в описываемом нами волшебном государстве умершие родители всё предыдущее знали и являлись по ночам королю и министрам в жутких кошмарах, и там бедные родители обещали государственным деятелям тёплую встречу и хорошенькое разбирательство на том свете, типа страшного суда и горького загробного будущего.
– Знаете, где горшки обжигают? – спрашивали они ядовито.
Тогда государственный совет по правам человека (а что, министры не люди?) призвал всех самых сильных колдунов и экстрасенсов, и им было велено раз и навсегда прекратить эти сны.
Дали объявление, подключили к поискам внутренние органы, и такие деятели на удивление быстро нашлись.
Колдуны взялись за дело, да настолько ловко, что они умудрились быстренько сляпать очень простое заклинание из шести слов, нетрудное, специально для руководства, которое в том сказочном государстве умом не отличалось и говорило отрывисто, хотя всё равно неграмотно.
И король выучил заклинание и собрался произнести эту фразу в полночь.
Он так и сделал.
Но только он закончил произносить шестое слово, как его кто-то крепко хватил по шее, прямо под короной.
Король встал с четверенек, подобрал корону, оглянулся и увидел своего мёртвого папашу, который пребывал в живом и злобном виде.
А за ним стояла толпа, состоящая из таких же бабушек и дедушек и вообще неизвестно из кого.
Они все имели очень боевой вид и галдели, что почему такое ничтожество сидит на троне, а они стоят здесь вообще как чужие. И кричали, читайте «Пикник на обочине» братьев Стругацких! Этого захотели?
И весь город мгновенно заполнился предками жителей, которые входили в чужие помещения как к себе домой, ругались, копались в шкафах с претензией, что пропали их вещи, ладно штаны и польта, но где запонки и ордена, где кольца и броши? Требовали всё назад и поселялись, где им помнилось.
Началась ужасная неразбериха.
Только в городе сирот всё обошлось, обоз педагогов, врачей и поварих с нянечками тронулся на станцию, таща узлы и пакеты и потирая лбы и зады.
Но дети с ожившими родителями немедленно вернулись в свои дома, и взрослые погнали оттуда заселившихся по расширению активистов и зажили с малышами счастливо.
То есть произошла настоящая перестройка.
Правда, тут же, как всегда, начались ответные мероприятия, случился небольшой голод по причине инфляции, исчезли спички, ну и так далее.
Но дети всё равно жили весело.
Колдуны же легко растаяли в ночном эфире (и не факт, что это не была агентура со стороны умерших родителей).
Править страной сел, разумеется, выходец с того света, другой король, однако он всё сделал, чтобы выглядеть поновее, и жители даже не вспоминали, что он оттуда.
Всё это, повторяем, сказка.
А правда тут в том, что умершие предки действительно думают о нас и как могут заботятся насчёт лучших условий для нашего существования. Не всё у них получается.
Но как же они радуются, когда мы ведём себя умно и весело, когда мы умудряемся остаться в живых!
Они считают, что это их заслуга. Им ведь пришлось нелегко в жизни. Аресты, допросы, расстрелы, лагеря…
Им хочется, чтобы мы жили по-другому.
Павел Пепперштейн
Азов
Зоя Синельникова родилась в Синельниково, и вскоре после того, как ей исполнилось четырнадцать лет, она прибыла на берег Азовского моря с большой спортивной сумкой через плечо.
Путь её лежал в один не вполне действующий санаторий – строительство этого большого санатория затеяли в самый последний советский год и сразу же бросили, так что огромное бетонное здание осталось громоздиться на берегу моря незавершённым: в окнах отсутствовали стёкла, да и вообще всё здесь отсутствовало, за исключением анфилад из серого бетона. Тем не менее в этом недостроенном здании кто-то жил: на бетонных балконах сушились яркие полотенца и купальники, а в просторном вестибюле хоть и не встретились ей человеческие существа, но бормотал телевизор перед пустым израненным креслом, а на полу спали белый пёс и двое серых котов.
Зоя Синельникова была красивой девочкой, но в этом пустынном вестибюле некому было восхититься её красотой: люди отсутствовали, животные надменно спали, а телевизор, хоть и показывал картинки для зрячих, сам оставался слеп.
Летнее море головокружительно синело между бетонных колонн, напоминающих белую пастилу. Синева, соль и йодистая свежесть звали Зою искупаться, но она приехала сюда по краткому и чужому делу. Мать Зои работала уборщицей в полуиндустриальном южном городе, отец умер, отравившись палёным алкоголем. Нуждаясь в деньгах, Зоя согласилась за небольшое вознаграждение явиться сюда, на Азов, чтобы выполнить поручение одних своих знакомых: здесь ей надлежало передать спортивную сумку некоему человеку, которого она не знала, но её предупредили, что он встретит её в этом вестибюле, причём опознать его следовало по самодельной треуголке, сделанной из газеты. Но никто не появлялся – ни с газетой на голове, ни без.
Зоя бросила сумку на пол, села в кресло перед телевизором, достала сигареты и закурила, стряхивая пепел в банку из-под пива, – небольшой отряд пустых жестяных банок толпился у кресла. Сигаретный дым слоился в потоках солнца, оно медленно клонилось к закату, купаться хотелось всё сильнее, ядовито-цветной экран о чём-то толковал, излагая привычные ужасы свежих новостей, но до неё не доносилось ни слова: она слушала музыку в наушниках.
Внезапно знакомое всем землянам гипсовое личико с упав шей на лоб кудрявой прядью, личико в чёрных очках, мертвенное, озарённое девичьей улыбкой, увенчанное гранёным носиком из китайского фарфора – это личико явилось во весь экран, а под личиком развернулась алая лента с текстом: BREAKING NEWS: MICHAEL JACKSON IS DEAD.
Зоя выдернула наушники из ушей. Экран сообщил ей, что король поп-музыки найден мёртвым в номере отеля. Причины смерти выясняются. По предварительным данным, смерть певца наступила вследствие передозировки демеролом.
Зоя резко встала и вышла из пустого вестибюля, оставив спортивную сумку возле телевизионного кресла. Стройные ноги быстро шагали в сторону моря – так быстро, что у Зои временами пресекалось дыхание. И вот она уже стояла у полосы прибоя, вглядываясь в мутноватое сияние горизонта.
– Азов, – произнесла она имя этого моря.
Непрозрачные тёплые волны, несущие в себе песчаную взвесь, омыли её ступни. Она никогда не причисляла себя к фанатам Майкла Джексона, любила рэп и хип-хоп, впрочем, слушала иногда «Thriller» и «Beat it», порою в танце удачно изображала «лунную походку», но в целом никаких особых эмоций по отношению к королю поп-музыки не испытывала. Но в тот миг, когда она сидела перед телевизором в пустом вестибюле недостроенного санатория, нечто не вполне понятное произошло с ней. Как будто в цельном горном хребте её души вдруг образовалась скальная расщелина, уходящая в тёмную и холодную глубину. Почти нестерпимая жалость пронзила её – жалость к замученному Питеру Пэну, которого родная страна подвергла немыслимым унижениям за наивную попытку создать детское царство. Этот бывший курчавый негритёнок не понимал, что вовсе не ебля детишек (вряд ли Майкл ебал детишек), а сама попытка создать детское царство, оазис, автономную территорию частных мечтаний – именно это явилось нарушением серьёзных и молчаливых запретов, которые управляют современным миром. Белый негр является в Африке (где в племенах встречаются белоснежные мучнистые негры-альбиносы) символической фигурой наподобие живого мертвеца, а тут этот танцующий и поющий живой мертвец задел самую чувствительную и больную струну – он возбудил древний страх перед духом, крадущим детей и уводящим их в страну счастья и сказок (а страна эта у Майкла вышла столь же убогой, сколь убога американская мечта). Это самый тяжёлый и токсичный из всех страхов, которые только могут испытать взрослые: страх за детей, зарождающийся у взрослых в самой глубине их жоп и сердец. В этом страхе, пробирающем взрослых насквозь, смешались явная любовь к детям и неявная к ним зависть – тайная зависть, отравляющая собой гранёный кубок родительской любви. Взрослые желают, чтобы дети взвалили на себя и понесли в пучины будущего их бремя, их рок, их проклятье, их заплесневелые страхи. Эта драгоценная и мерзостная ноша, сокровищный груз, способствующий выживанию человеческого вида, обязан рано или поздно возлечь на детские плечи и души. О зяб кий кошмар, являющийся взрослым в самые слабые их минуты! Кошмарное видение точёного детского плеча, отражающего солнечный свет, – плеча, которое вдруг одним движением, брезгливо передёрнувшись, сбрасывает с себя родовой ужас, ужас жизни, слитый в единое целое с жаждой выживания.
![Юлиана Еременко - Один шаг, навстречу жизни [СИ]](/uploads/posts/books/4888/4888.jpg)
