Наталия Баринова - Гость из прошлого
– Как оригинально: устала, голова болит, критические дни…
Саша не была настроена шутить, отбиваться от критики, оправдываться, излагать свою точку зрения. Она мечтала, чтобы ее оставили в покое, но поняла, что Никольский так просто не успокоится.
– Зато у тебя очень оригинальный способ подготовки женщины к сексу: нахамить, обвинить, поставить условие и ждать, пока я начну изнемогать от желания! – остатки чашки с грохотом полетели в мусорное ведро.
– Наверное, не стоило тебя будить, – вздохнул Никольский и вышел из кухни. Вскоре за ним захлопнулась входная дверь. Саша опустилась на стул. Вдруг, словно откуда-то набралась сил, подскочила, бросилась к телефону.
– Алло! Симона? Привет, ты что делаешь?
– Проводила Валерку в очередную командировку, теперь дергаюсь. Ты же знаешь, зачем он в Москву ездит. Так что предстоит бессонная ночь.
– Можно я ее с тобой разделю? Или у тебя были другие планы?
– Какие планы, Олеговна? – насторожилась Скуратова. – Что-то я не пойму.
– Значит, гостей с ночевкой не принимаешь?
– Принимаю, приезжай. Евгения Павловна забросает тебя вопросами – она сейчас у меня в гостях.
– Я потерплю. Это даже приятно. Твоя свекровь – милая женщина, – заметила Саша.
– Знаю, знаю. Приезжай.
Через час Александра, уделив должное внимание Евгении Павловне, смогла уединиться с подругой.
– Ну, девочки, я понимаю, что вам не терпится посекретничать, а мне давно пора домой, – деликатная Евгения Павловна схватывала все на лету. Поэтому она вызвала такси и вскоре уехала домой.
– Моя свекровь – чудо, – Симона убрала в кухне после чаепития. Саша молча кивнула, закуривая. – Когда мы с Валеркой умудряемся поссориться, она всегда на моей стороне, представляешь?
– С трудом! – Саша подавилась дымом.
– Ну, что, подруга, пойдем? С посудой полный порядок, теперь пора заняться твоими проблемами. По выражению твоего лица, которое я наблюдала все это время, очевидно, что произошло нечто.
– Ты права.
– Пойдем, выпьем по чуть-чуть для меткости в высказываниях.
Включив бра, забравшись на диван под мягкий плед, они потягивали из бокалов через соломинку коктейль «Огненный шар» – с некоторых пор любимый напиток Симоны. Телевизор работал на минимальную громкость. Быстро захмелев, Саша поняла, что вот-вот расплачется. Скуратова пододвинулась ближе, обняла ее.
– Сань, ну, давай спокойно и понятно. Выкладывай, что у вас там стряслось?
Когда Саша закончила говорить, Симона какое-то время сидела молча. Ей было нелегко переварить услышанное. К тому же к удивлению и сожалению подмешивалось чувство обиды: Саша не позвонила, не посоветовалась. Да что там говорить – просто не поставила в известность, прежде чем сделать такой серьезный шаг. Но также было очевидно и другое: брак Саши и Владимира обречен. Вопрос времени.
– Саша, ты поступила опрометчиво, – не глядя на Лескову, начала Симона.
– Ты о Никольском?
– Не прикидывайся дурочкой. Я о ребенке.
– Оставить его было бы нечестно по отношению к Володе.
– Убить ребенка, по-твоему, честнее, – прошептала Симона. Она смотрела на подруг с укором.
– Я знала, что ты меня осудишь. Знала, но все равно приехала, потому что мне некуда больше идти. Поехать к дежурному врачу? Сегодня как раз Фомина дежурит, наш дерматолог. Хорошая баба, но языкатая. Приехать – показать, что у меня проблемы. О них на следующий день будет вся клиника гудеть, косточки перемывать. К маме – это как наказание, самый последний вариант. Мы никогда с ней не разговаривали на одном языке.
– Что ты оправдываешься, – вздохнула Симона. – Я всегда тебе рада. Только новости ты принесла нехорошие.
– Уйду я от него, – прижимаясь к подруге, сказала Саша. – Не люблю я его. Никогда не любила. Так, показалось, что вот оно, настоящее чувство. Серьезный, упрямый, умный – с таким будешь чувствовать себя, как за каменной стеной. Все мы, бабы, этого хотим. А что оказалось? Поет под мамину дуду, добиться толком ничего не может, другим в карманы заглядывает, завидует, а на словах говорит, что чужих денег никогда не считает… Противно.
– Значит, дело в деньгах, в благах, которых тебе не хватает? Может, ты и с ребенком из-за этого? – Симона отстранилась, чтобы видеть глаза Александры.
– Не только, скажем так… Вот он мне сережки подарил, смотри, – Саша повернулась, бриллианты сверкнули под неярким светом бра.
– Нашла время хвастать. – Симона равнодушно взглянула на серьги. – Красивые, тебе идут.
– Не знаю, зачем я их сегодня надела. С тех пор как он мне их купил, из коробочки не вынимала. Поносила в первый день и спрятала.
– Зачем надела, спрашиваешь? Чтоб приключений больше было на задницу. Как раз самое время. Тебе ведь их не хватает.
Саша обидчиво поджала губы. Долго она в таком духе не выдержит. Нечего сказать, приехала расслабиться. Симона перегибала, но не дать ей высказаться означало встать и уйти. Уже поздно, да и идти некуда.
– Сим, перестань меня добивать. Я и без тебя себя последней сукой чувствую, – сквозь слезы выдавила Лескова. Сдавила голову руками. – Я ведь сама все испортила! Был бы у меня другой муж, другая жизнь. Он по-настоящему любил меня. Не смотри с такой иронией. Я – его последняя любовь. Можешь поверить, после того, что я с ним сделала, он больше ни одной женщине не доверяет. Жениться может, но ни счастья, ни тепла не почувствует. Я его заморозила. Сама виновата, дура набитая.
– Ты уверена, что была бы счастлива с ним? – Симона догадалась, о ком идет речь.
– Не знаю. Но все было бы иначе… чище, проще, человечнее.
– Женился давно твой «другой». Сама ведь рассказывала.
– Это бегство от меня, от воспоминаний о нас. Если бы я твердо решила, я могла бы все наладить. Нужно было хорошенько постараться, но ты же меня знаешь: напрягаться – не для меня.
– Ты переоцениваешь свое влияние на оскорбленного мужчину, – неожиданно резко заявила Скуратова.
– Хочешь – верь, не хочешь – не верь. И была бы я сейчас Александрой Олеговной Прохоровой. Родила бы, как минимум, двух сыновей.
– Почему сыновей?
– У таких мужчин, как Дмитрий, рождаются только сыновья. Это же очевидно, – улыбнулась Саша. – Кстати, у него уже есть сын. Мне мама доложила. Видела бы ты ее лицо, когда она мне это говорила. Я, конечно, сделала вид, что мне фиолетово.
– Слушай, ты так страдаешь по нему, а когда встречались, ни в грош не ставила. Глупо как-то.
– Глупо. Молодая была, недоделанная.
– А не получится так же и с Никольским? Морочишь ему голову, изменяешь, а потом вдруг поймешь, что жить без него не можешь?
– Не получится. Мне уже не двадцать, чтобы настолько не разбираться в мужчинах, жизни.
– Странная ты, Сашка, – вздохнула Скуратова. Взбила свою подушку. – Ложись и ты. Говори что хочешь, я больше не буду спорить, обвинять. В конце концов, какое я имею право на это?
– Говорить больше нечего. Я все сказала. Пожалуй, кроме одного: завтра я подам заявление на развод. И еще… – Лескова легла набок, подпирая голову рукой. – Осточертело мне торчать в этой больнице. Никакого роста.
– Ты и работу бросать думаешь?
– Нет, один коллега открывает частную контору, что-то вроде психологической помощи. То, что у буржуев называется «мой психоаналитик». Меня приглашают на работу.
– Как ты можешь сейчас об этом думать? – искренне удивилась Симона. – Твоя жизнь рушится, а ты собираешься промывать кому-то мозги. У тебя самой они в порядке?
– Не беспокойся. Помогая другим, я свои проблемы отключу. Это называется самоконтроль.
– Хреновый контроль, дорогуша.
– Слушай, а мне ведь придется снова у матери жить… Вот это проблема так проблема.
Симона повернулась, чтобы в этот момент увидеть глаза Саши. Грустные темные омуты, в которых сейчас тонула ее подруга. Скуратова почувствовала в горле колючий комок, всхлипнула.
– Симона, ты что? Не смей жалеть меня. Все нормально. Я вот с тобой поделилась и как будто легче стало. Ничего, все пройдет.
– Я где-то читала: «Чтобы стать на новую дорогу, нужно сойти со старой».
– Точно. Действовать нужно. Я завтра же подам на развод.
Хмель разобрал Лескову, прибавив ей смелости, решительности. Сейчас она представляла, как Владимир возвращается домой и не находит своей жены. Его мама, конечно, скажет, что порядочные супруги в такое время спят в своей кровати. Никольский обязательно позвонит Симоне. Именно поэтому Саша попросила подругу отключить телефон. Пусть поволнуется муженек, если он вообще способен переживать о ком-то, кроме себя. Симона не одобряла действий подруги, но Лескова была непреклонна. Совсем скоро, максимум месяца через два, она снова обретет свободу. Ту, когда ей так легко дышать, так легко осознавать и идти на поводу своей женской сути.
Однако все сложилось не так просто и не так гладко, как хотела. Узнав о намерениях Саши, Владимир сделал все, чтобы максимально затянуть бракоразводный процесс. Устраивал Саше сцены. К нему с удовольствием подключалась Галина Михайловна. Она была оскорблена: какая-то никчемная девица пренебрегает ее сыном!
