Евгений Чепкасов - Триада
После уроков дети ринулись к учительнице, чтобы обняться на прощание, и она подумала, что так было и так будет всегда, если только она не станет мымрой и грымзой, и ради этого стоит работать, хотя и платят копейки. Последним к ней подошел Женя Солев и, серьезно глянув в глаза, задал настолько неожиданный вопрос, что она озадаченно переспросила:
– Как ты сказал?
– Почему вы ничего не говорили о Боге? – послушно повторил мальчик. – Показали небо, солнце, облака, птиц… Всем очень понравилось, честное слово! Но ведь нужно было и о Боге сказать, ведь Он всё это создал…
– Как бы тебе объяснить… – пробормотала учительница, задумчиво глядя на малолетнего теолога и пытаясь подобрать соответствующие его возрасту слова. – Это хорошо, что ты верующий, я рада за тебя. Наверное, ты ходишь с мамой в церковь, и там все говорят о Боге и говорят с Богом – молятся. Это тоже хорошо, в церкви так и должно быть. Но здесь школа, а не церковь. Здесь изучают природу, ее законы, а о том, что Бог создал этот мир и установил его законы, здесь не говорят. Ты меня понимаешь?
– Понимаю. Но ведь так нечестно!
– Пойми, Женя, ведь не все верят в Бога…
– Но вы же верите! Значит, должны рассказывать о Нем!
– Верю. Странно, что ты догадался… Но рассказывать о Нем я не имею права – это называется «светское образование». Я могу лишь показывать на небо и надеяться, что кто-нибудь увидит там Ангела.
– Но я же могу говорить им о Боге, мне это не запрещено?
– Ты – можешь. Даже знаешь что… – Лидия Михайловна улыбнулась. – Давай заключим с тобой тайное соглашение. Никому об этом не рассказывай! Так вот, я буду давать тебе секретные домашние задания, а ты станешь их выполнять. Завтра у нас будет пересказ любой истории – а ты перескажи что-нибудь из Евангелия, например про изгнание легиона бесов. Сможешь?
– Вот здорово! – воскликнул мальчик. – Конечно, расскажу. И про то, как они даже в свиней не могли без разрешения…
– Значит, договорились. Давай руку. Вот так. Скрепили рукопожатием. А теперь беги к маме, она ждет.
Женя порывисто обнял учительницу и выбежал из класса.
– О чем это вы говорили? – спросила его Софья Петровна.
– Секрет, – честно ответил заговорщик.
А практикантки, дождавшись, когда Лидия Михайловна отпустит последнего ученика, покинули заднюю парту и нерешительно подошли.
– Понимаю, Лидия Михайловна, что это звучит глупо, – пробормотала Света, чуть не краснея, – но мы должны провести в вашем классе антинаркотическую профилактику.
– Как вы сказали?.. – ошеломленно переспросила учительница.
– Антинаркотическую профилактику, – послушно повторила Света. – Нет, вы не подумайте, что мы будем им про героин рассказывать! Слова «наркотики» вообще не будет, просто есть такая игровая методика – «Таинственные незнакомцы», она направлена на то, чтобы дети не совали в рот всякую неизвестную бяку.
– Активная практика у вас начнется со следующей недели, время еще есть, – произнесла Лидия Михайловна усталым голосом. – Завтра принесите подробный конспект урока, я посмотрю.
– Хорошо прошло, – заметила Света, когда практикантки вышли из класса. – Валю училка чуть ли не обматерила, когда услышала про антинаркотическую профилактику.
– Что, серьезно?! – изумилась одногруппница.
– Серьезно. Так что Лидка у нас молодец. Сколько ей лет, интересно?
– Лет на пять нас постарше… Но без кольца.
– Может, просто не носит… А как тебе мальчик с Ангелом?
– Прикольный… Сейчас, наверное, сразу за стипухой, а то провороним…
– Поехали. Это, оказывается, родной брат моего Мишки.
– Мальчишка, что ли? Серьезно?!
– Нет, шучу. Заманала своим «серьезно».
* * *
– Юлька-староста за стипухой пошла, – сообщил Артурка, и Гена с удовольствием посмотрел, как Юлька и две старосты других групп тихой сапой покидают лекционную аудиторию.
– На перемене получим, – отозвался Гена, подумал, улыбнулся, вписал очередную букву в игровой квадрат и поставил напротив своих инициалов семерку.
– Что за слово? – недовольно вопросил приятель.
– «Зерцало».
– «Зерцало премудрости», типа того? Ты бы еще «снурок» какой-нибудь написал или «галстух»!
– Это элемент рыцарских доспехов.
– Точно, есть такое. Вот зараза!
– Эй, галерка! – возвысил голос лектор. – Я вам не слишком мешаю?
– Ничего, потерпим… – пробормотал Гена, и Артурка очень серьезно уставился в тетрадку, но не выдержал и всхрюкнул, скинул на пол ручку и поспешно полез за ней, пытаясь успокоиться.
– Мерзавец! – шипел он из-под парты. – Сколько можно?!
– По фигу… – сдавленно проговорил Валерьев, борясь со смеховыми спазмами. – Он привык. Вылезай доигрывать.
– А чем это вы там занимаетесь? – полюбопытствовал парень-кавээнщик, сидевший по соседству, и Гена, трясясь от беззвучного хохота, уронил голову на тетрадку, как на плаху, а Артурка еще долго не появлялся из-под парты, лишь кулаком грозил.
Следующая перемена была большая, и Юлька-староста, ставшая на некоторое время эпицентром всеобщего внимания, сварливо покрикивала на одногруппников:
– Не толкайтесь! В очередь! Всем хватит!
Студенты расписывались в ведомости, получали деньги и, осчастливленные, отходили в сторонку. Денег было много: стипендия за июль, август и сентябрь.
– Сегодня бухнем, я надеюсь? – осведомился Артурка, обращаясь, разумеется, к Гене: иных парней в их группе не было, а девчонкам он бы высказал это предложение в более изысканной форме.
– Вдвоем?
– Конечно. На фига нам еще кто-то? Поговорим на вечные темы…
– Как «русские мальчики» у Достоевского, – усмехнулся Гена. – Разговоры о Боге за пивом да винцом…
– Большая редкость по нынешним временам, – заметил Артурка. – Обычно о бабах и «бабках» говорят.
– Да уж… Какие-то мы с тобой анахроничные.
– Несовременные.
– Нетипичные.
– Нестандартные.
– Ненормальные, и хватит об этом, – оборвал Валерьев, ибо знал, что такие словесные поединки могли длиться и длиться, а большая перемена уже подходила к концу.
– Ну так что – бухнем?
– Бухнем, конечно. Только не сразу после пар. Мне сначала надо кое-куда заехать по делу, потом пообедаю, а то у тебя сроду есть нечего, а после уже к тебе. Скажем, часам к шести или к семи.
– А мне что делать всё это время? – возмутился Артурка.
– Поешь. Кино посмотри. В игрушку поиграй. Или домашку по русскому сделай.
– Мерзкая перспектива… Говорю сразу: если я до шести захлебнусь слюной, моя смерть будет на твоей совести.
– Лучше не захлебывайся, а то придется тебе искусственное дыхание рот в рот делать. Тоже, знаешь ли, мерзкая перспектива…
– Козел! – воскликнул Артурка и расхохотался.
– От козла слышу, – стандартно парировал Гена.
После пар Валерьев повел себя достаточно странно: попрощался с приятелем на крыльце корпуса и отправился в сторону, далекую от автобусной остановки, туда, где даже шум транспорта почти не был слышен. В той тихой малолюдной стороне на слепой торцовой стене какого-то здания висел таксофон, давненько запримеченный Геной. Юноша остановился, достал листочек, ручку, новехонькую таксофонную карточку, еще не освобожденную от целлофановой упаковки, и тревожно глянул по сторонам. Набирая длинный номер, он после каждой цифры сверялся с листочком. Разговор был коротким, но результативным: на листочке появились новые торопливые записи.
– Ничего себе! – пробормотал Гена, увидев на табло таксофона количество оставшихся на карточке единиц.
До вокзала он ехал на маршрутке, очередь в кассу была короткой, так что довольно скоро после загадочного телефонного разговора он уже покупал билет до Москвы и обратно, тщательно сверившись с листочком и календариком.
– Да, плацкарт… Нет, страховку не надо…
Дома Гена пообедал, потом пришла мать, и он имел с ней крупный разговор. На все ее тяжкие обвинения, язвительные доводы и ругательные восклицания Валерьев терпеливо и твердо отвечал:
– Он мой отец.
Когда юноше наскучила материнская ругань, он обулся, накинул ветровку и ушел к Артурке, чтобы пить пиво и беседовать о вечном.
Глава тринадцатая
– Вроде бы не слажали, – возбужденно проговорил Миша, поспешно переодеваясь за кулисами. – А, Степ?
– Нормально, – прорычал тот, безуспешно пытаясь стянуть с себя сарафан. – Слушай, может, мне так и остаться? Как я выгляжу?
– Как гомик.
– Тогда лучше снять.
– Скоро вы там? – поторопил подошедший Дрюня Курин. – Видели, какой стол накрыли?
– Еще бы, – ответил Миша. Я чуть слюной не захлебнулся, пока работал.
– Есть, кстати, такой способ сделать подлянку духовому оркестру, – заметил Степа, освободившись-таки от принадлежности женского гардероба. – Разрезаешь на глазах у оркестра лимон, и музыканты реально захлебываются слюной. Оркестр, естественно, замолкает.
