Владислав Картавцев - Хризантемы. Отвязанные приключения в духе Кастанеды
Ничто так не пробуждает ото сна, как присутствие непознаваемого! Голос громко приказывал мне бороться и ощутить себя частью бесконечной и безбрежной жизни. Я впитывал его вибрации, я оседлал его и немного проехался верхом, я получил от него силу и понимание, как окрепнуть и победить.
Я вспомнил, что совсем недавно что-то подобное со мной уже было – и в аналогичных обстоятельствах. Я увидел колдовскую сущность, которая сейчас взяла меня в оборот и тянула в трясину агрессивной опустошающей энергии, чреватую полным физическим забвением.
Я ударил сущность кулаком наотмашь, потом еще раз. Она липла ко мне, но я отрывал ее от себя, подобно мифическому Самсону, который с легкостью рвет пасти домашним животным. Я чувствовал, что каждая моя атака лишает сущность силы, в то время как я, напротив, приобретаю все большую жесткость и жажду свободы.
Я скрипел зубами, мои жилы вздулись, а глаза стали выкатываться из орбит, я оторвал ее (она была словно призрачный огромный осьминог – с присосками и какими-то мерзкими отростками, цепляющимися за все, к чему могут дотянуться) и отшвырнул прочь. Я хотел догнать ее, но внезапно она шмыгнула в темноту, через которую не мог пробиться мой взгляд.
Одновременно я почувствовал, как пробуждаюсь к жизни и, услышав внятное: «Молодец!», пробкой вылетел обратно в наш мир, открыв глаза и уставившись на Ирину. Она сидела напротив меня, бледная, как промокательная бумага, пот катился с ее лица, мышцы подергивались, а лицо форменно исказила судорога.
– Хватит! – я дернул ее за руку, заваливая на кровать и одновременно сметая с доски пресловутые шахматные фигуры, – хватит!
Я навалился на Ирину всем телом, стараясь покрепче прижать её и сковать ей руки (и по возможности ноги). Она совсем не сопротивлялась – она казалась полумертвой, она надрывно дышала, и я внезапно решил защитить её от самой себя. Я знал, как это сделать – безмолвное знание накатило на меня внезапно, как ударная волна от разрыва тяжелой авиационной бомбы в огороде.
Я почувствовал себя большим, как планета. Мои физические оболочки перестали существовать, я смотрел на Землю со стороны, потом взял ее в руку, как теннисный мячик, и приказал бесконечности остановиться. И остановить любого, кто покушается сейчас на жизнь этой девушки, потому что она не знает, что творит, и она еще не готова уйти в другой мир. Все это было мне знакомо – я был тверд, я был неподражаем!
Я пребывал в совершенной уверенности, что мой приказ будет исполнен – точно так же, как и то, что я имею право отдавать приказы. Одновременно мне захотелось оглянуться вокруг, чтобы подробно рассмотреть окружающее меня пространство. Оно кипело жизнью, и очень многие в нем обратили внимание на появление исполина, который смеет говорить от имени бесконечности.
Мне было все равно. Я не чувствовал никаких сомнений и угрызений совести, мне просто нужно было воспользоваться своими знаниями и силой, и я так сделал. Наверное, мне не следовало вмешиваться в естественный ход событий и позволить Ирине принять свою судьбу, но что-то человеческое внутри меня запротестовало и отклонило призыв остаться холодным и отстраненным.
Ирина судорожно вздохнула, дернулась и стала извиваться, так что мне пришлось ее отпустить. Она открыла глаза и теперь непонимающе смотрела на меня, я же сел на кровати и, напротив, сомкнул веки. «Поднимите мне ресницы!», – видоизмененный призыв гоголевского чудища вызвал у меня приступ неконтролируемого хохота, и я начал кататься по кровати – вернее, по ее небольшой части, стараясь не сильно беспокоить Ирину.
– Что это было? – Ирина вяло попыталась привлечь мое внимание, – что со мной произошло?
– А что ты меня-то спрашиваешь? – я перестал смеяться, – вероятно, тебе лучше знать, кого ты на меня натравила!
– Я совершенно ничего не помню! – вид у Ирины был такой беспомощный, что мне даже стало ее жалко. И куда только подевалась ее уверенность и непримиримость! Сейчас она мне напоминала маленького загнанного в капкан зверька, и я не нашел ничего лучше, чем попытаться ее успокоить.
Но нужных слов не нашлось, и я просто обнял ее и стал ласково гладить по волосам, пытаясь передать ей мою теплоту и спокойствие. – Ничего, это ничего! Я уверен, самое страшное уже произошло, и я чуть попозже расскажу тебе все, что видел! А пока нам лучше выпить кофе!
Подождав, пока плечи Ирины перестанут вздрагивать, я бережно выпустил ее из своих объятий и отправился шуршать на кухню. А заодно соображал, где бы найти место для перекура. На балкон выходить не хотелось, поэтому я сходу переменил направление движения и ринулся в подъезд – хорошенько затянуться никотином и смолами, которые придают особую пикантность и нежный аромат табаку.
На лестнице было темно – тусклый плафон на потолке освещал не более одного кубического метра пространства, и зачем его вообще включать, было не очень понятно.
– Это, наверное, мистический свет для массового привлечения привидений! Поскольку всё вокруг меня в последнее время совершенно мистическое, то и лампа накаливания должна быть такой же!
У меня тряслись руки, пока я раскуривал сигарету. Жажда никотина накатила внезапно и сильно. Впрочем, я убил ее первой же длинной затяжкой – точным снайперским выстрелом – и перешел к своему любимому занятию: думать. А что – не хуже всего остального!
У меня уже вошло в привычку отсчитывать дни со времени моего первого знакомства с Майей. И поражаться, с какой скоростью разворачиваются события. Меня несло словно щепку на край великого океана, который обрушивается вниз где-то там за горизонтом и пропадает в туманной неизвестности. Однако я не унывал – напротив, мне становилось все интересней и интересней и весело до чертиков!
Сигаретный дым быстро привел меня в чувство. Вообще – универсальное средство, жаль только, что вредное! А так бы цены ему не было! Я с грустью подумал о разухабистых петровских временах – сам царь поощрял табакокурение! А супротив высшего волеизъявления разве попрешь? «Приказываю курить всем, а трубку мастерить из дуба с вереском!»
– Ты как предпочитаешь? – я не удержался и, вспомнив о многочисленных сопутствующих заболеваниях от смол и продуктов горения, сам себе задал вопрос, – жить весело, но недолго, или долго, но невесело? Предпочитаю долго и весело! – а что еще я мог ответить? Ведь это чистая правда: «Лучше быть богатым, но здоровым, и лучше водку пить, чем воевать!»
Ободренный нехитрым мотивчиком, я вернулся в квартиру. Ирина плескалась в ванной. Кровать была расправлена (т. е. до белья), а само белье было новым. Шахмат нигде не было видно.
– Однако оперативно девушка работает! – я был на лестнице минут семь, не больше, а здесь уже разительные перемены! Впрочем, такое положение вещей меня полностью устраивало, и я ощутил прилив воодушевления, мгновенно переросший в физическую крепость внизу живота.
У мужчин все просто и незатейливо. Мужчины – как примитивные прямоходящие организмы, помани на живца – клюнут! По крайней мере, в моем случае – главное, чтоб живец был под рукой, а не как за бронированной витриной: смотришь и исходишь слюной!
Я достал из холодильника «Пепси». Холодная она ничего – пить можно, но только в небольших количествах. Если выпиваешь граммов сто пятьдесят (как водку), то она отлично утоляет жажду и придает бодрости. Но если больше – то непременно начинается химическое отравление организма, которое следует нейтрализовать водой в больших количествах. Одно слово – лекарство, коим «Пепси» изначально и считалась.
– Ну, что, курилка? Как настроение? – Ирина вышла из душа, завернутая в огромное банное полотенце и с мокрыми волосами, – и не надоело еще коптить себе легкие?
Она была очень привлекательна, лицо после душа раскраснелось, глазки горели. Щечки – «ланиты», а грудь, как колесо (Пушкином и его рифмой здесь и не пахло – каюсь: мыслю все больше приземлено, зато по делу!)
И куда только подевалась ее недавняя меланхолия и потеря сил почти до полной остановки жизнедеятельности? Я поразился, как быстро она пришла в себя. «Вечный двигатель!», – я дал свое определение произошедшей с ней метаморфозе, но вида не показал.
– Уже надоедает! – для себя я решил, что лучше с ней особо не спорить. Я буду, как вода – продавливаться, если на меня давят, но не сдавливаться, а занимать альтернативный объем. Как известно, вода – почти несжимаемая жидкость, и одолеть ее не представляется возможным. Что б ты не предпринимал – самое большое, что можно с ней сделать, так это заставить перейти в другое агрегатное состояние!
– Уже надоедает! И поверь мне, я твердо, – я произнес это слово очень эмоционально и даже немного озверело, – намереваюсь бросить курить. В ближайшие недели и дни обязательно куплю себе пластырь и пастилки против табачной зависимости! И проявлю силу воли!
– То-то же! Наконец-то ты не перечишь умной женщине, а слушаешь без возражений! – мне показалось, или Ирина и впрямь испытывает радость от моего соглашательства? Может быть, изначально в отношениях с ней стоило изображать из себя простоватого податливого теленочка? И тогда бы живец созрел еще вчера (или неделю назад)?
