Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер
Иван Иванович отставил в сторонку чашечку с кофе и максимально подобрался. Коль скоро он предстал перед Машей в гриме и играл роль совершенно незнакомого ей человека, то ему следовало забыть о своих супружеских и эмоциональных претензиях по отношению к ней и действовать отстраненно и очень осторожно – как и положено при первой встрече двух серьезных бизнесменов. Он встал с кресла и вышел из-за стола, остановившись, широко улыбаясь и приветствуя хозяйку особняка и ее сопровождающих. Рабочев тенью следовал за ним, выбрав для себя позицию сзади и слева. Тут же под ногами вертелся и переводчик, на которого была возложена обязанность устранения проблем коммуникации между гостями и хозяевами.
Мери Робертс подошла к Ивану Ивановичу, и они обменялись рукопожатиями. Своим изменившимся до неузнаваемости голосом Иван Иванович выдал дежурную фразу о том, что он польщен высокой честью быть принятым на столь солидном уровне и рад, что ему предоставлена возможность обсудить с такими серьезными людьми перспективы сотрудничества по организации бизнеса в России. Ручку Мэри он, конечно же, целовать не стал – во-первых, пролетарий никогда не должен снисходить до такого по отношению к буржуину, а во-вторых, в среде бизнес-элиты (тем более англосакской) такое не принято.
В ответ на его напыщенную речь Мэри выдала что-то наподобие: «You’re welcome!», и как-то рассеянно пошла и села в кресло, негромко приказав подскочившему к ней дворецкому налить ей минеральной воды. Иван Иванович проследил за ней долгим взглядом и только после этого перевел свое внимание на двух мужчин, неуверенно переминающихся рядом с ним и как будто не понимающих, что, собственно, произошло с обычно такой выдержанной Мэри. И где, спрашивается, ее красноречие и обходительность? Сейчас она вся – словно кусок антарктического льда, нет – скорее, статуя, причем бессловесная.
Молчаливая пауза затягивалась, и даже Рабочев с переводчиком стали недоуменно переглядываться между собой. Встреча имела все шансы закончиться, еще не начавшись, но, судя по всему, один из австралийских товарищей решил не доводить дело до такого фиаско и попытался разрядить возникшее напряжение. Он вымученно улыбнулся и взял на себя роль хозяйки, предлагая гостям занять свои места и бурча что-то такое на своем австралийском, обозначающее: «А ведь скоро рождество и пора переходить к делу!»
Высокие договаривающиеся стороны расположились в креслах по разные стороны, и аудиенция началась. Иван Иванович передал право голоса Рабочеву, который тут же принялся бодро разворачивать перед австралийскими подданными Британской короны радужные перспективы проникновения капитала в Россию с последующим завоеванием рынков и достижением монопольного положения. Он говорил уверенно и очень напористо, на пальцах и с использованием математической логики доказывая, что местный бизнес ничем не рискует и, если что, всегда сможет вернуть первоначальный капитал – чему порукой и является незапятнанная репутация и честное имя русского сенатора.
Иван Иванович тем временем пристально, но стараясь поменьше обращать на себя внимание, наблюдал за Мэри, которая почти не принимала участие в разговоре, лишь только иногда задавала уточняющие вопросы – да и то, судя по всему, достаточно формально. Теперь она уже не казалась Ивану Ивановичу акулой капитализма, но как-то слегка осунулась и притихла, и было видно, что ее спутники очень удивлены таким ее поведением. Без деятельного участия хозяйки в разговоре встреча проходила как-то скомкано, а под конец вообще почти стухла.
Иван Иванович, однако, не унывал. Главное, что он здесь – в Машином особняке, а следовательно, ему просто нужно дождаться удобного момента, чтобы сбросить с себя рыжую личину и предстать перед Машей в своем настоящем виде. Вот только проблема с конгрессменами – как они-то воспримут такой маскарад с преображением? От них будет только вред и никакой пользы! Так что, нужно дождаться конца встречи, когда все друг с другом распрощаются и начнут расходиться. Наверняка, конгрессмены покинут особняк Мэри первыми, и вот тогда Иван Иванович и выскочит из парика и усов – и будь, что будет!
План был хорошо, но ему не суждено было сбыться. Внезапно Мэри резко поднялась с кресла, ее расслабленное лицо прибрело твердость, и она негромко попросила всех присутствующих оставить ее с сенатором наедине – чтобы обсудить определенные детали их совместного сотрудничества. И что она очень извиняется, но без уточнения некоторых формальностей нет смысла продолжать эту встречу, и она настаивает на подобном разговоре.
Услышав такое необычное пожелание, Иван Иванович напрягся, как перед броском. Он ждал реакции мужчин, сопровождающих Мэри, но те не выказали никакого удивления, но только спокойно и как-то даже слаженно кивнули головами в знак согласия. По всему было видно, что такое развитие событий и такой стиль ведения бизнеса им не впервой, и они совершенно не возражают, чтобы Мэри переговорила с русским сенатором один на один. Но когда Мэри потребовала убрать и переводчика, они по-настоящему удивились. Но, однако, и здесь особого вида не подали – была видна наработанная годами дисциплина и привычка не выдавать своих эмоций в любой ситуации. Тем более – ну, не война же начинается, а так – обычный деловой разговор, коих было, и будут еще сотни.
Через минуту они остались в зале одни. Иван Иванович сидел напротив Мэри с прямой напряженной спиной и, с трудом сдерживая нетерпение, ждал продолжения. Но Мэри как будто не торопилась. Она спокойно вышла из-за стола, нарочито медленно откупорила бутылку минералки и налила в стакан воды, жестом предложив его Ивану Ивановичу. Он машинально взял и от неожиданности чуть не уронил на пол, услышав вопрос Мэри, заданный ему по-русски:
– Ну, так что, сенатор, теперь-то Вы мне расскажите, кто Вы есть на самом деле?
Эффект был силен – чего-чего, а подобного вопроса Иван Иванович не ожидал. Кроме всего прочего, он поперхнулся слюной и стал кашлять, как рудничный кандальник в царских застенках на Сахалине до революции 1905 года. Мэри терпеливо ждала, пока, наконец, кашель не отпустит его, и лицо Ивана Ивановича не примет более-менее нормальный человеческий оттенок.
– Вы, я надеюсь, расслышали мой вопрос? – Маша была неумолима и вовсе не собиралась давать возможность супругу отмолчаться.
Иван Иванович рывком поднялся с кресла и заметался по зале, как тигр в клетке за полчаса до начала вечерней кормежки, напряженно вслушиваясь в грохот молоточков в голове и гулкие удары сердца в груди. Еще немного, и с ним мог приключиться какой-нибудь гипертонический криз, но, впрочем, пустое. Да – пустое! И вскоре он сел, несколько раз глубоко вздохнул, и почти спокойно ответил:
– Уважаемая миссис Робертс! Если я Вас правильно понял, то Вы имеете веские основания в чем-то меня подозревать, хотя, признаться честно, я не понимаю в чем. И мне бы хотелось, чтобы Вы разъяснили для меня свою позицию! – странно, но его решимость внезапно открыться Мэри куда-то вдруг испарилась, и сейчас Иван Иванович ощущал себя маленьким мальчиком, которого застукали взрослые на краже конфет, припасенных для детского утренника. Поэтому он всеми силами старался хоть как-то потянуть время, надеясь, что это поможет ему собраться с мыслями и найти правильный выход из сложившейся абсурдной ситуации.
Иван Иванович расстегнул верхнюю пуговицу сорочки за две с половиной тысячи долларов США и ослабил узел галстука за семьсот. Потом подумал и расстегнул еще одну пуговицу и вообще снял галстук. По идее, это должно было помочь, да только не сегодня! Мэри была неумолима и не проявила к его видимому замешательству никакого снисхождения:
– Сенатор – или как Вас там! Дело в том, что я отлично знаю человека, под чьей личиной Вы проникли в мой дом. И я согласилась на встречу с ним только из-за того, что это должен был быть именно он, и никто другой. И кого я вижу – я вижу человека, одетого в шикарный костюм, в сопровождении серьезной свиты и с серьезными предложениями, но только скрывающегося под чужой внешностью и чужим именем! Что сильно наводит меня на мысль, что Вы – просто мошенник, и лучше Вам прямо сейчас мне все рассказать, и тогда, может быть, я разрешу Вам спокойно покинуть мой дом! В противном случае я обещаю, что через полчаса Вы и вся Ваша банда окажетесь в полиции – и очень надолго!
Теперь уже Маша не могла сдержать рвущиеся наружу эмоции – она почти кричала, и Иван Иванович по-настоящему испугался, что вот прямо сейчас на него налетят неведомые и очень злобные коммандос, скрутят ему руки стальной колючей проволокой и кинут в зиндан на веки вечные влачить жалкое существование среди скелетов замученных безымянных узников. Но наваждение, вызванное напором Маши, быстро прошло, и он выпрямился, сложил руки на животе, величественно вздернул кверху подбородок и нацепил на себя вид неприступный и даже в чем-то надменный:
