Сергей Носов - Страница номер шесть (сборник)
– Принято.
Оператор выключил камеру. Косолапов тронулся с места. Только сейчас он отпустил свое ухо. Дядя Тепа увидел: ухо красное.
На место Косолапова заступил философ Александр Куприянович Секацкий, на которого только что ссылался Косолапов. Секацкий – автор множества экстравагантных идей и выразительных формул. Косолапов не интересен Секацкому, ему не слишком приятно, что его имя упоминают всуе. Выставку он находит знаменательным явлением. При всем своем радикализме, Секацкий как мыслитель достаточно толерантен; дайте ему что-нибудь объяснить, и он объяснит, проанализирует – было бы что. Впрочем, о чем он говорил, Дядя Тепа уже не слышал.
Катрин представила:
– Тепин. – Косолапов.
– Пойдем вниз, – сказал Косолапов, – выпьем чего-нибудь.
Кажется, он был недоволен собственным выступлением.
Внизу был буфет. Туда и пошли.
* * *– Без признания средств массовой информации, вы говорите, невозможно существование современного искусства?..
Катрин поощряюще кивнула.
– Это не я говорю. Это общее место, – сказал Косолапов.
– Допустим, – продолжал Дядя Тепа. – Но не означает ли это, что истинное искусство неизбежно уйдет в подполье? Не означает ли это, что данная ситуация провоцирует расцвет нового андеграунда?
– Андеграунд не знает расцвета, – сказал Косолапов. – В подполье сыро, темно.
– А на поверхности фальшивое солнце. Трансгенные овощи, выращиваемые в парниках.
– И кто же ушел в андеграунд? – поинтересовался Косолапов. – Уж не мастера ли социалистического реализма?
– Нет, я говорю об актуальном искусстве. Вот возьмем нонспектакулярное ис...
– Чушь! – не дал договорить Косолапов. – Нонспектакулярное искусство никакой не андеграунд! Такое же средство преуспеяния, как и все остальное... Что в нем хорошего?
– Не на виду.
– Еще как на виду! Откуда ж вы о нем знаете?
– Мне казалось, вам близки эти идеи...
– Помилуйте, какие идеи? Никаких идей, одно недоразумение, казус. Через год-другой о вашем нонспектакулярном искусстве совершенно забудут, никто и слова не вспомнит, разве что какой-нибудь сумасшедший историк... это я не о вас, Катрин, извините...
– У нас есть проект, – сказала Катрин. – Расскажи.
– В двух словах, – сказал Дядя Тепа. – Ситуация такова...
– Надеюсь, это не имеет отношения к нонспектакулярностям?..
– Нет, нет, у нас другое. Представьте себе выставочный зал. Не Манеж, конечно. Обычную галерею... Перерыв между двумя выставками. Завтра будут вешать картины. Некто (допустим, я) проникает каким-то образом в зал и в явочном порядке вывешивает свои творения. В данном случае неважно, что он вывешивает, главное, чтобы висело. Пока не снимут те, чья выставка санкционирована официально.
– Понятно, – сказал Косолапов, – мне это больше напоминает театр для себя. Евреинову бы понравилось.
– Но ваш знаменитый театр-паразит, – сказала Катрин, – последователь театра для себя, разве не так? Я правильно говорю, что вы ученик Евреинова? Я много читала об Евреинове и его самого. Мне кажется, вы идете за ним.
Косолапов был польщен. Об его театре-паразите вспоминали не часто[4]. Дело прошлое.
– Театр-паразит не только для себя, но и для публики, – объяснил Косолапов, вальяжно откинув руку за спинку стула. – К тому же публика не была безучастна, мы стремились максимально задействовать ее в нашем паразитном, вторичном спектакле. Видите ли, – обратился он лично к Тепину, полагая, что тот не в курсе, – мы работали прямо в зрительном зале, на чужих представлениях. Наши актеры прикидывались зрителями, мы путали все карты... Другое дело, что в полной мере публика не могла осознать степень своей причастности к происходящему в зале, но это не меняет дела. Мы ж работали для публики, а не только для себя. У вас же проблема именно с публикой. Для кого ваша выставка? Кто ее будет смотреть?
– Никто, – сказала Катрин. – Один художник. Он сам.
– А также персонал галереи, – добавил художник Тепин.
– Но не «смотреть», – сказала Катрин. – «Смотреть» – это так, – она показала глазами, как рассматривают картины. – Пусть будут видеть. Пусть увидят, я так говорю? Увидят и снимут. Надо понимать протестный аспект выставки-паразита. Против администрирования в искусстве.
– Весь фокус в том, – сказал Дядя Тепа, – чтобы выставку никто не увидел. Важен факт, а не содержание.
– Мне это напоминает, – сказал Косолапов, – выставку Филонова в вашем Русском музее, кажется, в тридцатом году... Картины повесили, а зрителей не пустили. Зато издали каталог.
– Нет, нет, – запротестовала Катрин, – там идеология! Они вешали картины, чтобы их показать, а потом был запрет. Здесь только внешняя похожесть. Здесь не так.
– А что будет с картинами?
– Пусть несут на помойку, – сказал Дядя Тепа.
– У вас много картин?
– Ни одной. Но я нарисую. Завтра же.
– Так что вы хотите от меня? Благословения?
– Да, – сказал Дядя Тепа, – именно так.
Косолапов ответил:
– Дерзайте!
Глава восьмая
1
Практика мейл-арта знает достаточно примеров концептуальной переписки с прошлым. Открытки и письма кому только не посылались – и Верлену, и маркизу де Саду, и самому Шекспиру. Непосредственно произведением современного искусства почтовое отправление становится, когда его удостаивают соответствующим штемпелем. Поэтому совсем уж безответными эти послания считать неверно. Штемпель и особые пометы почтового ведомства, извещающие об отсутствии адресата, выглядят самым многозначительным и солидным ответом. Молчит Шекспир – отвечает Министерство связи. Ну а мастеру мейл-арта остается лишь терпеливо ждать, когда его очередное письмо куда-нибудь в прошлое или в альтернативную реальность возвратится со следами вполне посюсторонних почтовых приключений, чтобы пополнить оригинальную коллекцию к будущей выставке.
О направлениях мейл-арта Дядя Тепа узнал от Катрин; сам он специалистом в этой области не был. Оказалось, что Катрин давно уже затевает посредством мейл-арта выразить свои добрые чувства к России. Проект был прост: посылать поздравительные открытки ко дням рождения великих людей – Петра Первого, Екатерины Второй, Александра Третьего, Александра Пушкина, Федора Достоевского, Григория Распутина и т. д. Останавливали мысль о долгосрочности проекта (как минимум год) и незнание всех адресов (что касается дат, Катрин их уже выписала в тетрадку). Разговор с Дядей Тепой на эту тему состоялся в середине мая, еще до их поездки в деревню, можно было бы и начать с Пушкина и Петра, дни рождения чьи были с разницей в несколько дней, но Дядя Тепа, даже не вникая в суть концепции (а в самом деле, что означало бы возвращение писем – отказ от любви?), сразу сказал, что это все никуда не годится.
Мнение Дяди Тепы на этот счет поразило Катрин. Дядя Тепа сказал, что навязывать себя прошлому – это безнравственно. К прошлому можно лишь тогда обращаться, когда оно само тебя просит об этом. Когда Дядя Тепа заговаривал о нравственности, сердце Катрин биться начинало сильнее, как если бы речь заходила о чем-то неведомом, – никто в ее окружении больше не пользовался подобными категориями. «Русский концепт», – отмечала Катрин.
Только о каких просьбах из прошлого говорит Дядя Тепа?
А о таких. На самом деле таких просьб сколько угодно. Их, например, можно различить на страницах старых изданий – книг, журналов, календарей. Достаточно пойти в библиотеку или порыться у знакомых на книжных полках.
Например.
Авторы «Справочника по математике» (1956) И.Н.Бронштейн и К.С.Семендяев в предисловии к своему труду просят сообщать о недостатках книги по адресу: Москва, Орликов переулок, 3, Гостехиздат. Почему бы не уважить просьбу замечательных математиков? Дядя Тепа и Катрин не виноваты, что живут в другую эпоху. Просьба есть, и надо откликнуться.
Катрин согласилась. Так честнее, так правильней. Так достойно и верно.
Дядя Тепа и Катрин отправляют открытку в адрес несуществующего Гостехиздата, любезно сообщая уважаемым авторам, что никаких недостатков в их книге обнаружить не удалось.
Или вот, например, почему бы не внять призыву журнала «Советское фото» (№ 2, 1939) и не заказать в Госкиноиздате по линии «Книга – почтой» монографии вроде «Позитивные процессы на солях хрома», автор П.В.Клепиков? Дядя Тепа и Катрин соответствующее письмо отправили в довоенную Москву – на Третьяковский проспект, 19/1. Если верить объявлению, книги должны высылаться наложенным платежом без задатка не менее трех экземпляров в одной бандероли.
На задней обложке руководства для родителей, воспитателей и учащихся «Подвижные игры», выпущенного в свет А.Ф.Марксом в 1902 году, была напечатана таблица предложений издательства. Клондайк для тех, кто знает, что ищет.
Богатый выбор.
Дядя Тепа и Катрин выбрали «Путеводитель по небу» К.Д.Покровского. Судя по описанию, издание было роскошным – оно содержало пять карт звездного неба, более ста рисунков и две хромолитографии. Книга получила малую премию Петра Великого и, как сказано, «от Русского Астрономического общества премию Государя Императора Николая Александровича». И за такое сокровище издатель просил всего два рубля плюс пятьдесят дополнительных копеек за пересылку. Спустя сто лет на два рубля можно купить два коробка спичек или два, ну максимум три пластмассовых стаканчика. Деньги решили вложить прямо в конверт, но поскольку меньше десятки купюр не существовало, решили еще дозаказать что-нибудь на семь с полтиной. Заказали «Учебный географический атлас», одобренный (не сказано кем) для гимназий, реальных училищ и учительских семинарий, а также том «Сказок» братьев Гримм, содержащий аж двести сорок рисунков и виньеток. И все равно оставалось двадцать пять копеек неиспользованных, ну да и шут с ними.
