Виктория Лебедева - В ролях (сборник)
За окном светало. Из ночной темноты потихоньку проступала комната, и, если приглядеться, на стенах можно было уже рассмотреть очертания растопыренных заячьих ушей.
Катя и Сергей, тяжело дыша, замерли на матрасе, стараясь не шевелиться, чтобы не слишком качало, и некоторое время молчали – хорошо молчали, без напряжения, как умеют молчать вместе только очень близкие люди. Катя чувствовала, что вот-вот провалится в сон.
– Пойду покурю, а ты спи, – сказал Сергей и приподнялся на локте. И замер.
– Ты чего? – Катя открыла глаза и тоже приподнялась. Матрас угрожающе заходил под ними.
– Смотри! – Сергей показал на дверь.
Дверь была приоткрыта, и в образовавшуюся щель их внимательно разглядывал Тимофей. Постоял, посмотрел не мигая и так же неслышно, как появился, исчез.
– О господи! – Катя натянула одеяло до самого носа и там, под одеялом, нервно захихикала.
– Старый маньяк! – Сергей тоже смеялся.
– Наверное, мы слишком громко, – шепнула Катя сквозь смех. Сон как рукой сняло.
– А пусть завидует! – Сергей обнял жену.
– Это он что же, всегда так будет ходить?
– Нет, только в первую ночь, любопытства ради. Ему же интересно, кого в дом пустил! Он же тут ответственный квартиросъемщик!
– Надеюсь, мы его не слишком шокировали?
– Вот еще! Он небось по молодости тот еще был котяра!
– Как же мы дверь-то не закрыли?!
– А мы закрыли. Это я петли так хорошо смазал, тихие-тихие теперь…
– То есть это он нарочно? – Кате стало немного не по себе.
– Конечно, нарочно. А ты думала? Вуайерист чертов! Не переживай, солнышко. Знаешь, как люди говорят – любопытство сгубило кошку. Иди сюда.
Сергей снова попытался обнять Катю, но она отстранилась. Все это, конечно, получилось забавно и немного по-дурацки, но ей теперь казалось, что хозяин притаился где-то в коридоре и опять подглядывает. Она закуталась в одеяло, словно в кокон, и тихо, серьезно попросила:
– Дверь закрой!
Сергей осторожно, чтобы Катя не скатилась на пол, поднялся и в чем был пошел из комнаты.
– Ты куда?!
– Так покурить же. Я же говорил.
– Хоть бы оделся!
– Вот еще. Мы с Тимофеем мужики, чего стесняться?
Сергей скрылся за дверью, тщательно прикрыв ее за собой, а Катя тут же соскочила с матраса и, путаясь в сползающем одеяле, кое-как наброшенном на плечи, стала торопливо копаться в чемодане, стоящем тут же, руку только протяни, в поисках домашнего халата или хоть ночнушки. Ей было ужасно, ужасно неловко.Дарьку удалось удачно пристроить в английскую спецшколу, которая располагалась через два двора. Это был самый жирный плюс из всех, которые мысленно поставила Катя новому дому и району. Сначала, конечно, сопротивлялись брать не по прописке, но Сергей включил обаяние, очень напирал на то, что Дарька не просто так, а дочь двух практикующих преподавателей, потому с директором и завучем расстались друзьями. Никаких взяток, замаскированных под «нужды школы», с них не потребовали – очень кстати, иначе пришлось бы отложить обучение еще на год, благо возраст позволял.
В Дарькину комнату перетащили хозяйскую кушетку; кухонный стол, который прочили на выброс и вовсю использовали во время ремонтных работ, накрыли яркой голубой клеенкой и приспособили под письменный. Из досок, найденных на балконе, Сергей смастерил небольшой стеллажик, чтобы можно было хранить игрушки, учебники и прочие школьные принадлежности.
– Голо как-то, – сказала Катя с сомнением.
– Зато воздуху много! – улыбнулся Сергей.
А Тимофей, по обыкновению, не сказал ничего.
Саму Дарьку свекор со свекровью доставили в конце августа.
– Господи, – едва слышно прошептала Катя, увидев дочь. – Как поросенок…
Но тут же надела самую радушную свою улыбку и со свекровью троекратно расцеловалась. Дарька стала после лета вся лоснящаяся, неповоротливая, на лице играл диатезный румянец во всю щеку.
– Мама, папа! – крикнула Дарька с порога. – Смотрите, что мне дедушка подарил!
И повернулась спиной. За плечами висел красный многоярусный ранец с Микки-Маусом на кармашке.
– Катенька, тут всё-всё-всё! – рапортовала свекровь, помогая запыхавшейся Дарьке избавиться от этой фундаментальной конструкции. – И карандаши, и ручки, и обложки, и тетрадки, и линейки, и пенал! Говорила: дай понесу. Так ведь нет! Всё сама, сама! Ты ж моя девочка!
Свекровь затормошила освобожденную Дарьку и влажно поцеловала в красную щеку.
– Ба, чешется! – пожаловалась Дарька, утираясь тыльной стороной ладони.
– Я вам тут мазь от диатеза. Хорошая, немецкая! – свекровь закопошилась в бездонной дамской сумочке, больше похожей на хозяйственную, и вынула оттуда несколько одинаковых прямоугольных коробочек, стянутых канцелярской резинкой. – В запас. Ее достать трудно.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Катя и коробочки приняла.
А свекор уже был в ванной, где инспектировал сантехнику и громко рассказывал в сторону коридора, недовольно вертя краны отечественного смесителя:
– А Валентин-то, знаете, джакузи поставил! Мы к нему мыться ездили. Вещь!
Валентин, успешный брат Сергея, старше на десять лет, краса и гордость свекра со свекровью, не то что Сергей, получил правильное образование и теперь работал отнюдь не в школе, а ведущим экономистом в одном из подразделений международной торговой компании. О каждой экономической победе Валентина, будь то новая иномарка, гараж, отдых в Малайзии или евроремонт, немедленно и очень обстоятельно рассказывалось Сергею – в назидание. Наверное, поэтому он всегда предупреждал Катю, что если свекор со свекровью позвонят, то его дома нет. Ну мало ли, за сигаретами вышел или за хлебом.
Свекор вышел из ванной и проследовал в кухню, где стал, приподняв очки на лоб, близоруко рассматривать недорогие моющиеся обои и даже поколупал немного ногтем на стыках.
– Кривовато поклеили, но жить можно, – резюмировал свекор. – А Валентин в прошлом году в кухне мокрую штукатурку сделал. Вещь! И цвет, конечно, не такой маркий. Кстати, вы вытяжку покупать собираетесь? Без вытяжки в такой тесноте через три месяца всю эту красоту закоптите.
– Да ладно, пап. Мы тут дольше и не задержимся, – примирительно сказал Сергей.
В кухню, на ходу вытаскивая из сумки какие-то кульки и свертки с едой, прибыла свекровь и немедленно забаррикадировала этими гостинцами весь неширокий подоконник.
– А Валентин нам сенсорную плиту поставил, представляешь, Катенька, – говорила она спиной к Кате, лицом к окну, продолжая что-то выкладывать. – Удобная – не то слово! И духовка… Ах, какая же духовка!
– Да, вещь! – подтвердил свекор, залезая под раковину и исследуя трубы. – Металлокерамика? Сами ставили или вызывали?
– Сами, – ответил Сергей не без гордости.
– Оно и видно, – ухмыльнулся свекор. – Вот тут, смотри, рванет в первую очередь. Закрепить надо. Инструмент-то есть?
– С грилем, с автоочищением! – продолжала свекровь. – Вот, плюшечек вам. Попробуете. – И с самого дна сумки явился полиэтиленовый пакет с помятыми домашними плюшками.
Свекровь наконец-то опустошила свою бездонную сумку и обернулась, окинула кухню придирчивым взглядом. Потом подняла глаза на оранжевый потолок:
– О господи! Что это?!
– Так… Вытяжки нет, меньше пачкаться будет, – пожала плечами Катя. Ей было немного обидно, что оригинального цветового решения свекровь не оценила. А еще она думала, что свекровь со свекром ничуть не лучше тещи, даже хуже, пожалуй, – потому что их двое.
Меж взрослыми протиснулась Дарька, держа за ухо нового плюшевого медведя, по виду – явного иностранца, посмотрела на потолок и выдохнула восторженно:
– Ух ты, здоровско!
– Что за слово такое, «здоровско»? – строго спросила свекровь.
– Видите, Дарьке нравится, – мстительно ответила Катя.
А Дарька вытянула из пакета примятую плюшку и откусила изрядный кусок.
– Вот черт! – свекор, который теперь обследовал дверные косяки и петли, едва не подпрыгнул. – Это кто еще здесь?
На пороге стоял, задрав голову вверх, хозяин и таращился на свекра.
– Киса, киса! – восторженно закричала Дарька и, бросив плюшку и медведя, рванула к хозяину. Радостно сгребла в охапку, с трудом подняла на руки.
– Осторожно, оцарапает! – испугалась Катя.
Но нет, не оцарапал. Видно было, что крайне недоволен панибратским к себе отношением, а все-таки не оцарапал. Замер, слегка придерживаясь когтями за Дарькину футболку, и оскорбленно стал смотреть мимо всех, куда-то за оконное стекло, где по подоконнику разгуливал раскормленный московский голубь, постукивая лапками по серой жести, – и только кончик хвоста равномерно ходил из стороны в сторону, как маятник в часах.Сколько хозяину было лет? Марья Марковна и сама не помнила. Может, шестнадцать, а может, все восемнадцать. Во всяком случае, Юрка, для которого придерживали эту квартиру, еще в проекте не было, когда хозяин был уже взрослым котом, а Юрок-то теперь совсем большой, девятый класс окончил этим летом и паспорт в прошлом году получил, такие дела… Вроде бы хозяина купили на «Птичке» в те времена, когда она еще не переехала со старого места, и не просто так, а как «русскую голубую», приличные деньги отдали. Русская голубая, точно, присутствовала, но дай бог чтоб на пятьдесят процентов. И глаза были не зеленые вовсе, а ореховые, и шерсть не такая короткая, как положено по породе; возможно, там примешался еще какой-нибудь перс, да и без дворового барсика едва ли обошлось. Шерсть едва уловимо отливала коричневым, что придавало колеру сходство со школьной половой тряпкой, какие уборщица сушила на трубе в учительском туалете, а метелка хвоста была точно молью побита – хотя, наверное, это всё от возраста.
– Тот еще боец был по молодости лет! – хвастала Марья Марковна. – Всех кошек в округе обрюхатил. Не кот, а кобель! Говорила бабке – кастрируй. Так ведь нет! Что ж, – отвечает, – мужика-то унижать? Бабка теперь померла, а людям нюхать. Ей-то, бабке, все равно было, царствие ей небесное, она привыкла, а до ремонта в квартиру нельзя было войти, не поверите. Хоть топор вешай! Бабка как перестала его на улицу пускать, так он ей все углы пометил – в отместку.
