Наталья Волнистая - Девять дней в июле (сборник)
– Самир, а что же ты сам отцу не сказал? – спросила Мариам.
– С ума сошла? Он тогда узнает, что я занимаюсь сексом.
– А то он и так не знает.
– Теоретически он знает, а практически он об этом не думает. Вообще, если мужчина с другим мужчиной свою жену в сексуальный контекст помещает, то он тьфу, а не мужик.
– Поняла, это и называется экзистенциализм. Когда чего-то нет, но на самом деле оно есть. А как тогда он узнал?
– Ты сказала мне, я сказал маме, мама сказала Амире, Амира сказала своему мужу и братьям. А отцу, кроме мамы, сказать некому, а она, видимо, опять на него обиделась, потому что он опять грозится отвезти Карменситу к ее детям. Вот только недавно и сказала. Он спросил, правда ли, что Мариам чуть-чуть болеет. Я ответил, что правда, слава Богу. Он очень обрадовался, сказал, что очень давно этого ждал.
– Даааа. Непосвященный в тайный код подумает небось, если услышит, что два каких-то садиста разговаривают. Сначала болеет, потом совсем разболеется, а потом будет кризис и резкое выздоровление. А на седьмой день барашку сделают эвтаназию.
Праздник в честь рождения внука прошел в Марокко, потому что так дешевле и аутентичнее. Дешевле? Мариам смеялась в гордом одиночестве, потому что ее тапочки тоже марокканские.
На самом деле Самир попросил отца купить двух хороших баранов и пригласить пять чтецов Корана, а он ему деньги потом отдаст, когда приедет. Полковник сказал, что он бы с удовольствием, но приехать домой никак не может, так как генерал с проверкой пожаловал, поэтому он выписал для Аиши чек с пропущенной суммой, пускай она все организует. Зная свою маму, Самир подумал, что двумя баранами тут не обойдется, и был прав.
Аиша позвонила в тот же вечер, сказав, что уже купила двух баранов с самыми крутыми рогами, но поскольку среди гостей будут пожилые люди, для которых баранина – слишком тяжелая пища, то она еще заказала тридцать кур.
На следующий день она позвонила снова, мол, народу будет немного больше, чем она рассчитывала, поэтому баранов будет три, а кур пятьдесят.
Еще через сутки баранов стало четверо, а кур шестьдесят. Еще откуда ни возьмись, появились блюда с фруктами и сладостями, количество которых тоже постоянно росло, флаконы парфюма для гостей, официанты во фраках и тент на крышу.
– А зачем тент? – давясь смехом, спросил отец Мариам и тесть Самира.
– А там женщины будут сидеть. Просто на крышу неприлично гостей сажать, а тент будет красивый, там столы поставят, стулья, украсят все. Мужчин в салоне посадим, они же все свои, заранее известно, кто придет, сколько надо продуктов, да и все приличные люди. А женщины – другое дело, для них нужно много продуктов про запас, потому что никогда не знаешь, сколько их будет, кроме того, они еще с собой в пакеты еды наберут, да еще и вдруг сопрут что, вот пусть под тентом и сидят, там ничего ценного.
– А почему у вас женщины такие дикие, а мужчины нормальные?
– Это же так просто! Например, я зову тебя в гости, ты пришел. Понятно?
– Ну да, естественно.
– А вот смотри, зову я в гости тещу. А у нее в это время ее сестра гостит с детьми.
Теща:
– У меня нет никакой сестры.
– Ну не сестра, вот выходишь ты из дома нарядная, а тут соседка спрашивает, куда ты направилась. Ну и придется тебе ее с собой взять, а то неудобно. Вот так женщин много и получается, причем непонятно каких.
– Когда это я к тебе в дом приводила кого попало?
– Ну хорошо, я пригласил в гости не тещу.
– А тебе бы кого попало позвать, лишь бы не тещу!
– Да поезжай в Марокко на здоровье, моя мама тебя встретит как родную.
– ....и посадит на крыше.
– Там есть тент, его украсят!
Поругаться они не успели, потому что позвонила Аиша и сказала, что тех, кто будет готовить, тоже надо чем-то кормить, поэтому к баранам присоединился еще и козел.
Эпилог
Недавно Самиру звонил один из его братьев. Говорит, полковник на здоровье жаловался. А именно схватился за сердце и заорал на весь дом: «Помогите, умираю! Поверните меня к Кибле, быстро! Ох, умираю! Laa illaha illah Allah, Mohammed rasoul Allah!» Семейство уселось вокруг, Коран читает, все как положено. Потом Аиша пошла ужин готовить, возвращается, говорит сыновьям: «Пойдите поешьте, а я с отцом посижу». Полковник: «Я не понял, на меня ты уже не готовишь? Обрадовалась небось! Не дождетесь, масхоты!»[9] Встал и пошел ужинать. И все обрадовались. Даже Карменсита, потому что привыкла уже к нему за без малого тридцать лет.
Римма Осипенко
СЕКРЕТАРШИ ПО ИМЕНИ ЮЛЯ
В далекие 90-е, которые многие называют ужасными, а на самом деле время было золотое, о расцвете фирмы узнавали просто. Если появлялась секретарша – дела идут.
Причем нанимали секретаря не сразу, а когда деньги появлялись. Речь не идет о конторах, где первым делом в приемной сажали раскрашенное существо с ногами, которое и не думали использовать по указанной в штатном расписании должности. Существа были одной из ярких примет эпохи, наравне с малиновыми пиджаками и барсетками, ставшими частью фо́льклора.
В нормальных фирмах в один прекрасный день всем, во главе с руководством, надоедало бегать к телефону, набирать и печатать не имеющие отношения к непосредственной работе бумажки, варить себе кофе.
– Женечка, давай возьмем секретаршу, – подкатилась однажды в хорошую минуту директор консалтинговой фирмы Мякишева к большому начальству. Фамильярность директора объяснялась совместным обучением Мякишевой и босса в школе. Они сидели за одной партой, и в свое время Мякишева частенько поколачивала будущего руководителя деревянным пеналом. Но он оказался не злопамятным.
– Э-э-э… – невнятно промычал босс.
– Нам хватит, – находчиво ответила Мякишева на невысказанное сомнение, – сколько там нужно на одну маленькую девочку…
– Денег на зарплату больше не дам, – пробовал угрожать босс Женя, но Мякишева уже посчитала, что если отщипнуть от каждого по чуть-чуть, то они, почти не ущемляя своих финансовых интересов, как раз наскребут еще на одну ставку.
Мякишева уже несколько дней интриговала. Мальчикам-юристам она рассказывала, что в фирме появится новая красавица. Теткам-аудиторам сулила избавление от компьютерного набора, что для них, еще не до конца доверявших калькуляторам, считавших бухгалтерские программы сатанинской придумкой и тоскующих по счетам с костяшками, было просто даром небес.
Так в небольшой фирме, где Мякишева процветала директором, появилась Юля Первая.
Это теперь есть всякие рекрутинговые агентства. А тогда секретарей брали с улицы. Юля была дочерью знакомой оценщика Паши. Мякишева подозревала, что больше, чем просто знакомой, так как Паша долго мялся и блеял, когда предлагал Юлину кандидатуру.
– У нее такая мама, такая мама, – закатывал глаза лысоватый Паша, большой спец не только в оценке нежилого фонда, но и по бабам (что они в нем находили, в конторе понять не могли – урод уродом), – вы не пожалеете, если возьмете эту девочку.
Утром пришла кругленькая страшненькая блондиночка, одетая так, будто собралась в поход по родному краю, – потертые ботинки, ветровка, мешковатые штаны. Мякишева как-то по-иному видела своего секретаря, но решила не вредничать. Тогда она была доброй и покладистой, и слова «ты совсем уже как Мякишева» почти никого не обижали. Хуже было другое – Юля ничего не умела. Ни по телефону разговаривать, ни кофе варить. Компьютера не боялась, и то хорошо. У нее получалось с первого раза набрать письмо заказчику не теряя текст безвозвратно в самом конце, что для многих в конторе было высшим пилотажем.
И еще Юля была очень обидчивой. Она обижалась, когда ее поторапливали, просили отвезти документы в банк не на машине с водителем, а троллейбусом, не садиться на столы юристов в присутствии клиентов и перестать болтать по телефону с мамой и подружками.
Когда Юля обижалась, она уходила плакать. Вот это она делала профессионально – рыдала в туалете долго и обстоятельно, возвращаясь в приемную с красным носом и распухшими глазами. Ни о какой работе до конца дня речь, разумеется, не шла.
Но больше всего Юля злилась, когда аудиторы, добрые женщины, мягко, по их мнению, советовали ей надеть юбку и туфли на каблучках. Насчет мягкости можно поспорить, но обидеть ее они точно не хотели.
Однажды любимый клиент фирмы Витенька, успешный хозяин пяти ресторанов, поднаторевший в сложных бизнес-схемах, хитро посмотрел на Мякишеву и сказал:
– Зая, я понял, почему ты эту чучундру на работу взяла. Чтобы Женькина жена не возникала. Мудро поступила. Такую я, даже сильно нажравшись, не трахну. Но ходить к вам теперь неприятно, зая, говорю тебе честно. Глупая девчонка и противная.
Проглотив «заю», Мякишева поняла, какое лицо приобрела контора. Если уж Витенька, будучи крепко выпивши, не польстится, значит, дело совсем плохо. Раньше Мякишева этого не понимала – в женской привлекательности она разбиралась плохо.
