Ариадна Борисова - Бел-горюч камень
Рябинка тревожно стучала в окно. Началась вьюга.
В комнате сумеречно, а на улице бело, Изочке будет тяжело идти… Мария задышала часто-часто. В сердце искрами, бликами вспыхнула оглушительная и хмельная, неподавляемая вьюгами радость. Жив!.. Сын жив! Матушка Гене сберегла кровь Хаима и Марии, смешанную в плоде их любви. Род Готлибов не прервался.
Острое желание подтвердить обретение въяве, хотя бы несколько мгновений подержать сына на руках, ужалило раскаленным железом. Осязать, трогать, чувствовать тепло прижатого к груди живого тельца… Сквозь сумбур желаний, дум, вертящихся на языке нежных слов поздним укором всплыл вопрос: почему я не рассказала Изочке о сыне? О ее брате?!
«Я ждала сна», – ответила себе Мария, оправдываясь, каясь, и сжалась в испуге: сон, вознесший на волнах неожиданной радости, внезапно внушил опасения. Был ли он вещим? Если да, то спаслись ли матушка Гене с внуком позже?
Мысль о потере едва закрепившейся надежды чуть не довела Марию до помешательства. В исступленном порыве страха она принялась «заговаривать» бомбы, забормотала лихорадочно:
– Нет, не в этот дом, только не в этот!..
Лопнувшая струна в голове завибрировала, в глазах стало темно, и Мария опомнилась. Полежала, изнемогшая, думая, как бы успокоиться и возвратить прошлое. Она забыла, что сын давно не малыш, она опознала бы его среди тысяч детей в ночи по запаху, на ощупь.
Вновь нахлынула тоска. Померещилось, что он здесь, рядом, возится на полу у кровати с игрушечным грузовиком. Мария боялась разбить хрупкое видение, боялась пошевелиться, но уже почти чуяла дыхание ребенка. Замаячил белокурый чубчик, розовая округлость щеки… Она протянула руки – схватить, выкрасть сына у внутреннего зрения, вытянуть ожившую грезу в реальность…
Сильный стук в окно прервал сон. Мария подняла голову и увидела крупные кровавые капли, брызнувшие снаружи в стекло.
Глава 18
Что такое счастье
Классная руководительница не отпустила Изочку домой. Татьяна Константиновна, сменившая первую Изочкину учительницу, добрую Елизавету Сергеевну, была очень строгой.
– У нас классный час, – отрезала с холодной категоричностью. – Ты должна на нем быть.
Она каждую неделю затевала разные чтения и диспуты. Изочке было интересно слушать о том, как летом в Москве прошел Всемирный фестиваль молодежи и студентов, о запуске первого в мире искусственного спутника Земли и о выходе в море атомного ледокола «Ленин». Татьяна Константиновна хорошо читала вслух газетные подборки. А на диспутах Изочка обычно отмалчивалась. Она, конечно, преклонялась перед пионерами-героями, но размышлять, смогла бы или нет повторить чей-нибудь подвиг, ей сегодня совсем не хотелось. И каким будет коммунистическое общество через двадцать лет, не хотелось фантазировать.
«Лучше бы дядя Паша выписал мне ветеринарную справку», – жалела Изочка. Смеялась про себя словам соседа: «Может, у тебя, к примеру, колики начались в копыте правой задней ноги!» и радовалась тому, что маме утром стало лучше…
Время, словно нарочно, тащилось ме-едленно, тя-яжко, как старая кляча, еле стуча копытами-минутами. Но вот наконец отзвенел звонок последнего урока. Осталось как-нибудь высидеть классный час и с полным правом бежать домой.
Окно вдруг сделалось белым-белым, а в классе, наоборот, потемнело. На улице взвихрилась метель. Татьяна Константиновна зажгла свет. Тему разговора она в этот раз выбрала непривычную: «Что такое счастье?» Вопреки ее ожиданиям, вопрос ребят не увлек, и дискуссии не получилось. Тогда Татьяна Константиновна стала вызывать по одному:
– Как ты считаешь, Шапошников, что нужно для счастья? А ты, Никифоров? Что значит по-твоему счастье, Маевский?
Ребята отвечали:
– Вырасти комунистом.
– Победа Советской армии на всей земле!
– Жить так, чтобы тобой гордилась страна.
Ответы казались Изочке похожими на газетные заголовки.
…Не устранить сомнений из человеческого разума, если уж они там зародились. Учительница пения Ольга Васильевна огорчилась из-за отказа ученицы петь в школьном хоре. Спрашивала – почему. Изочка сказала: «Директор же запретил». И Ольга Васильевна отстала. В прошлом году Изочку приняли в пионеры. Но незаметно участие в общественной жизни школы и класса потеряло для нее всякое значение.
Что такое счастье?..
Впомнился девиз немецкого города, переиначенный папой: «Счастье, когда твоя душа согласна с миром, а мир – с тобой». Изочка вздохнула. Какая же она была легкомысленная и не ценила своего счастья, когда мама не болела!
– А ты, Готлиб, что скажешь?
Изочка не успела придумать ловкий ответ, чтобы и правдивым был, и классной руководительнице понравился. Пришлось повторить вслух «папин» девиз Любека. Изочка только добавила:
– …а главное для счастья – здоровье.
Татьяна Константиновна кивнула с непроницаемым лицом и поинтересовалась у Нины Гороховой, как та полагает, – есть ли у человека душа?
Нинины щеки густо заалели. Наверное, выбросила свой крестик. Теребя концы пионерского галстука, Нина сказала:
– Души у человека нет. В душу верят только невежественные люди, которые думают, что Бог существует.
– А счастье – есть?
– Есть, – неуверенно обронила Нина, уставилась в парту и замолчала. Татьяна Константиновна, вроде бы удовлетворенная ее кратким ответом, торжественно заявила:
– Счастье, дети, действительно есть! Но оно постепенно вытесняется из категории личного, становится общечеловеческим. Человек живет в коллективе и по коллективным правилам, а если бы жил в отрыве от него, то чувствовал бы себя одиноким и никому не нужным. Горе одного человека имеет обыкновение растворяться в счастье большинства, а радость вливается в общую, и ее становится много.
Потом Татьяна Константиновна заговорила о душе. Объяснила невозможность наличия «данного сегмента» у человека с точки зрения науки. Никто не видел душу даже под микроскопом. Слово «душа», разумеется, применяется в обществе, но не в религиозно-обывательской трактовке. Понятие души сохранилось как обозначение красоты человеческих чувств. А самое высокое чувство, сказала руководительница, – любовь к Родине. Это патриотическое чувство стоит неизмеримо выше узких сентиментальных эмоций. Советский человек всегда готов пожертвовать для Родины славным трудом, а если будет нужно – жизнью. Очень жаль, что отдельные люди по-прежнему употребляют такие неоднозначные слова, как «душа» и «счастье», для выражения мыслей мелочных и эгоистичных…
Татьяна Константиновна выразительно посмотрела на Изочку и повела беседу о расширении кругозора современного человека, чуждого мещанству и шагнувшего далеко за пределы ближайшего окружения.
Метель, между тем, побушевала и кончилась. На улице снова стало светло и спокойно. Изочку клонило в сон.
– …ветер сметет пылинку. А ведь из пылинок складывается земля. Для того, чтобы мир преобразился и стал единым союзом, надо собрать все эти ничтожные пылинки, сплотить идеей общего счастья…
– …мнение коллектива. Им проверяются труд, подвиг, желание жить для людей и, наоборот, лень, трусость…
– Поэтому смерть отступает, когда…
От слова «смерть» Изочка вздрогнула и проснулась. Она и не заметила, как нечаянно оторвалась от коллектива.
…Вот у нее, Изочки, ничего не болит. Но почему ей делается так невыносимо больно от мысли, что мама может умереть? В груди колет, будто после долгого бега, горлу тесно и в носу щиплет… Что, как не душа, мечется в человеке и заставляет чувствовать боль не от удара или хвори, а от какого-нибудь переживания, взгляда, слова – они же не материальны? Мама когда-то сказала: «Душа – в сердце». Майис была уверена, что во всем живом и добром есть душа…
Татьяна Константиновна предложила подготовить литературный монтаж к ноябрьским праздникам, и ребята проголосовали за его название: «Счастье человечества – коммунизм». Изочка тоже подняла руку, совершенно согласная с общим счастьем для людей на земле.
Спеша к дому, она снова думала об узком счастье…
У всех оно разное. У нее – здоровье мамы, у мамы – Клайпеда, у Гришки – капитанский мостик. Мечты о личном счастье нисколько не мешают им любить Родину. Изочка горячо желала Родине поскорее прийти к светлому коммунистическому завтра, в котором не нужен будет девиз «Кровь за кровь, смерть за смерть!»
Изочка поежилась. От этих слов тревожно в душе – человеческом органе-невидимке. Никакое счастье невозможно в мире, где люди убивают друг друга. Где они вынуждены чего-то бояться и лгать, как Нина Горохова…
Недолгая метель припорошила улицы, подбелила снегом крыши домов. По дороге красиво вилась голубоватая поземка. Легкий ветер сыпанул в лицо снежной крупкой с забора соседского дома. Дядя Паша, кажется, уже «слинял» с работы – сквозь струйки поземки на тропе виднелись большие следы.
