Надежда Залина - Линия Маннергейма
– С кем ты связалась? – накинулся он на Леру, как только они остались одни.
– Это моя жизнь. Я же в твою не лезу. Вот и будь любезен…
– Немедленно уходим.
– И не подумаю. Я уже достаточно взрослая. И прекрати вести себя так, словно ты мой отец. К тому же тебя ждут.
Федор обернулся. Неподалеку стояла Люсьена и смотрела на них.
– Мы вернемся к этому, – произнес Федор и, подойдя к Люсе, принялся что-то негромко ей объяснять.
Лера разыскала подругу и предложила уйти. Вика заартачилась, и Лера, не захотев ничего объяснять, ушла одна. Дома она не могла уснуть, возмущенная категоричностью Федора. Она рассматривала потолок и думала, чем же ему так не понравилась Вика, что он с ходу стал говорить о ней гадости. «Как можно быть таким несправедливым? – мысленно разговаривала она с Федором, пытаясь объяснить, насколько он заблуждается. – Как можно так, не зная человека, объявлять его неизвестно кем и запрещать с ним общаться? И почему он думает, что имеет право решать, с кем мне дружить, а с кем – нет? Если объективно, его Люся – та еще штучка. Злющая и вредная. Но я никогда не высказывалась по этому поводу. И в отношения их не лезла. Раз он с ней – значит, ему это нужно. И не мое дело навязываться с комментариями. Почему же он не понимает таких простых вещей?..»
Федор не понимал. А Люсьена имела на этот счет свое мнение. Она была достаточно умна, чтобы признавать: их отношения с Федором конечны. Браки с приличной разницей в возрасте хороши, если старший в них – мужчина. Люся не сомневалась, что рано или поздно Федор уйдет, когда встретит кого-то более подходящего по возрасту. Но она надеялась, что это произойдет позднее, много позднее. Она еще не была готова к расставанию.
Если бы это была смазливая одноразовая девочка, она как-нибудь пережила бы. Но тут все не так. Люся чувствовала, что с Лерой Федора связывают какие-то особые отношения. Непонятные. Она была уверена, что Федор не изменяет ей с Лерой, и это обстоятельство задевало и тревожило еще больше. Бурление молодой крови – это естественно. Можно понять и справиться. По крайней мере дать нагуляться вволю. Она никогда не связывала Федору руки. Но опекать внезапно возникшую Леру… Это не походило на временную связь. И Люся волновалась.
Она не знала, как подступиться к разговору, и делала вид, что проблемы не существует. От этого проблема не исчезала. Люсьене хотелось побольше узнать и о самой Лере, и о том, чем же она так привлекает Федора. На занятиях она присматривалась к потенциальной сопернице – и ничего интересного не находила. Ни ослепительной внешности, ни особого ума, ни яркого таланта – в ней не было ничего. Она даже не была сексуальной. Разве что глаза. Они иногда снились Люсьене в кошмарах. Преследовали, настигали в самых неподходящих местах и пробирались глубоко, влезая в потаенные мысли. Иногда ей даже казалось, что Лера знает обо всем. О муках, которые она, Люся, испытывает, о подозрениях и предположениях.
Как только Федор ушел во взрослую жизнь, она вздохнула с облегчением. Он работал сразу в нескольких изданиях, и времени на то, чтобы заниматься всякими глупостями, не оставалось. По вечерам он частенько приходил к Люсьене, зная, что его накормят и выслушают. И советом помогут. Люся радовалась и надеялась, что привычка закрепится. Она старалась готовить что-нибудь вкусное, хотя терпеть не могла кулинарию. Чего не сделаешь ради любимого…
В тот вечер Люся не решалась начать разговор, и они принялись обсуждать ситуацию в стране, профессиональные перспективы и новое задание Федора. Он, готовясь к интервью с одним из поборников демократии, устремившимся во власть, раскопал любопытные сведения из его биографии, вовсе не такой уж безоблачной. Сомнений личность демократа вызывала множество, но точных свидетельств не находилось. Все было на уровне домыслов и догадок, а таким материалом оперировать сложновато. Федор не мог решить – писать разоблачительную статью или оставить все до тех пор, пока не появится что-нибудь конкретное. Люсе не хотелось, чтобы Федор влезал в расследование, она советовала отказаться от интервью. Федор неожиданно заговорил о Лере.
– Не нравится мне, что она водится с этой… как ее… Викой.
– Что ты к ней привязался? – Стараясь подавить ревность, Люсьена говорила как бы вскользь. – Ты ей кто? Опекун? Взрослая уже девица. Сама разберется.
– Она такая глупая. Не понимает, что к чему в этой жизни.
– Зато Вика понимает за двоих. Бойкая. И у нее, в отличие от Леры, имеется журналистская жилка. Твоей протеже полезно будет с ней подружиться. Глядишь – чему и научится.
– А у Леры журналистской жилки нет, по-твоему?
– По-моему, она не своим делом занята. Какая-то вялая… Нет, – поспешила смягчить свои высказывания Люся, видя, как загорелись глаза Федора, – она не дура. Но слишком уж заторможенная. А журналист должен быть шустрым.
– Она считает свой выбор ошибкой. Это я виноват. Привел к нам. Она собиралась на филологический.
– Не хватало еще мучиться из-за того, что помог кому-то с поступлением. Журналистика, если на то пошло, – профессия. А филфак – голые знания. И вообще, человек все решает сам. Не хотела бы – не пошла.
– Надо бы поговорить с Вероникой Петровной.
– Это еще кто?
– Бабка Лерина. Знаешь, какая… интересная. И биография – закачаешься. Я даже хотел написать о ней.
– Ну, жизненных историй вокруг – лопатой греби. У моего отца тоже история интересная. Его в двадцать лет сослали в лагеря. Прямо из института.
– За что?
– За что тогда ссылали? Как сейчас говорят – жертва политических репрессий. Вернулся уже после смерти Сталина. Больной совсем. Врачи сказали – полгода протянет, не больше. Там ведь, в ссылке, условия не сахарные.
– Так ты в ссылке родилась? Я не знал…
– Да мне и сорока нет. А ты уже в старухи записал? – попыталась улыбнуться Люсьена.
Федор поспешно вернулся к теме ее отца:
– Значит, со здоровьем у него в порядке?
– Вылечился. Отвезли в деревню – воздухом подышать, молочка попить. А осенью вернулся здоровым. И до сих пор не болеет.
– Как же ему удалось?..
– Чудеса, говорил, случаются и в нашей жизни. Я много раз пыталась узнать, но так ничего конкретного и не услышала. Мама сказала, что ему там дали выпить смесь какую-то из травы и камней.
– Бабка деревенская, получается, вылечила? Знахарка, что ли?
– Отец ни в какую не хочет говорить.
– Так, может быть, это семейная легенда?
– Знаешь, когда я маленькой была, ездила с отцом в лес. Каждое лето он брал палатку и тащил за собой всю семью. На чернику. Сам килограммами поглощал и нас заставлял. Объяснял, что так его научили. Для поддержки иммунитета. Надо обязательно недельку побыть в каком-нибудь диком месте и обязательно в том регионе, где живешь. Чтобы включиться в экосистему местности. Ну, вроде как слиться с природой, пропитаться насквозь. Это, мол, лучше любого моря. И обязательно есть ягоды, грибы и прочую ерунду. Особенно чернику. В ней какое-то там уникальное сочетание.
– И ты ела?
– Так в детстве наелась, что до сих пор видеть ее не могу. Зато зрение – стопроцентное. Как думаешь, могла деревенская бабка таких советов надавать?
– Не похоже на темную крестьянку.
Их отношения складывались непросто. Как всякая образованная горожанка, Люсьена хотела выглядеть современной независимой женщиной, но со временем это давалось ей все труднее. Она нуждалась в мужском внимании. Ей хотелось определенности. Чем сильнее она привязывалась к Федору, тем больше верилось, что у них есть будущее. Она видела, что и сын получает свою порцию мужского воспитания благодаря Федору, а это было очень и очень важно. Нельзя же считать за «прививку мужественности» редкие, примерно раз в полгода, встречи мальчика с отцом, которого Люся считала откровенным хлюпиком и нюней.
Она старалась, чтобы Федору было комфортно. Начитавшись до одури разных пособий, над которыми раньше только посмеялась бы, она вела себя по всем правилам психологической науки. Но не слепо следовала инструкциям, а приспосабливала их для своей ситуации.
Когда Федор возвращался измотанный, она, накормив его, принималась расспрашивать о работе, внимательно выслушивала, давала дельные советы. О своих же проблемах старалась не говорить. И уж если заходила речь о том, что ее волновало, рассказывала с юмором и никогда всерьез. В общем, вела себя как идеальная подруга жизни. Федору это нравилось. Любому мужчине нравится место, где можно расслабиться и где от него ничего не требуют. Они не любят напрягов в личной жизни – этого с лихвой хватает на работе. Люся уже считала, что завоевание почти завершено и все идет по намеченному плану, как случился сбой.
Федор исчез на месяц. Он звонил и сообщал, что у него дела и нет времени, но Люся заподозрила неладное. За время тревожного ожидания что-то надломилось в ней. Как ни настраивала она себя на лучшее, как ни убеждала – не помогало ничего. Психологические тренинги оставляли лишь горький осадок в душе. Он копился и копился, и там, внутри, в районе солнечного сплетения, зрело что-то тяжелое, смутное и неотвратимое. «Это конец», – звучал внутренний голос, но ему не хотелось верить. Люся надеялась, что расставание будет плавным. А тут – все случилось сразу, и это лишило ее последних сил.
