И. Евстигней - Переводчик
Я сам был наполовину монголо-китайцем, наполовину чистейшим русским. Благодаря моему отцу, а вернее его странной, полутайной-полузапретной любви к девушке-китаянке, переводчице при российском консульстве в Гонконге. Поэтому ново-китайский был для меня почти что родным.
"Почти", потому что, несмотря на суженный – котовий, как, ластясь, говорили девушки – разрез глаз и высокие азиатские скулы, в меня намертво впечаталась, перетекла вместе с отцовской с кровью и генами та самая неизбывная и никем до конца не изученная и не понятая матрица русскоязычного мышления. Я чувствовал язык Поднебесной, наслаждался им, как юркий лазурный дракон купался в двух потоках его небесной реки… Но третий слой? Нет, это невозможно… Я выдохнул. Ладно, была не была…
– Всеволод Валентинович… мой вопрос может показаться вам немного странным… Но я знаю, вы интересуетесь синологией, поэтому решил обратиться к вам… Вы ничего не слышали о третьем слое в новокитайском? Может быть, кто-нибудь из переводчиков говорил вам, что ему показалось… Или какие-то исследования нейролингвистов? Ну, я не знаю, любая информация… ничего не проскакивало?
– Третий слой?! Ты уловил третий слой в ново-китайском?!!!
От неожиданности я дернулся. Всеволод Валентинович навис надо мной, тяжело дыша, вцепившись трясущимися руками в край стола – нездоровый, лихорадочный блеск в глазах за тонкими линзами очков, и…
…абсолютно неуместное в этой ситуации мелодичное позвякивание дорогих фарфоровых пиал о блюдца.
– Где?! Каким образом?! Чья-то речь? Переговоры? Контракты? Книга? Да говори же!!! Говори!!!
Я вжался спиной в подоконник. Ох, не надо было, не надо… Ливень за окном превратился в поток водопада, безжалостно смывающий к чертям этот мир. И в чью же пользу теперь у нас счет?
– Да нет, Всеволод Валентинович… Вы неправильно меня поняли. Ничего я не уловил. Так, сон приснился, слишком реалистичный, – я выдавил из себя неубедительную улыбку. – Вчера повеселились с друзьями, немного перебрали… Не спалось утром, захотелось с кем-то поговорить… Вот, вспомнил о вас и приехал…
– Но вы знаете, мне уже нужно идти. Спасибо вам за чай… – мне удалось выскользнуть из-за стола, и теперь я медленно пятился в сторону коридора, не сводя с собеседника глаз. Как в детстве, когда в каком-нибудь закутке безжалостно выжженного солнцем приютского двора, среди жухлых перьев травы на раскаленной терракоте кто-то из нас обнаруживал случайно заползшую кобру, и нужно было не сдрейфить перед друзьями, да и перед самим собой (ты что, слабак?!) – медленно, глядя в чёрные бусины глаз и не прекращая тягучей, ласковой скороговорки, приблизиться к настороженной змее и молниеносно (а слабо быть быстрее неё?) схватить её чуть пониже головы, так, чтобы не смогла извернуться, дотянуться до голой загорелой руки ядовитым жалом. Тело холодело от страха, кровь замирала и едва пульсировала в венах, и казалось, что сам вот-вот превратишься в холодную, кожистую тварь.
«…Ляо-Ша, здорово у тебя получилось! Ты прямо с ней разговаривал! А она тебя слушала! Ты прямо змееуст… Дай, дай мне подержать!..» Восторженные голоса друзей, разливающаяся внутри горячим теплом гордость и змеиное тело, упруго обхватывающее руку… Мне стало смешно. К чему это вспомнилось именно сейчас? И без того, поди, глупо выгляжу со стороны – потенциальный псих пытается сбежать от психиатра…
– Я обязательно приду на тренинг на следующей неделе… Клянусь… А теперь я пойду, ладно? Не буду мешать вам работать, да и самому тоже надо, сроки горят…
Он поймал меня за рукав уже у самой двери.
– Лёш, я тебя напугал, извини… Не хотел, – Всеволод Валентинович устало провел ладонью по лбу.
– Напугали? Нет, что вы…
– Ну я же вижу, напугал, – он утомленно улыбнулся. – Сам знаю, что порой не могу себя сдержать. Слишком болезненная тема… Хотя сейчас уже чуть отпустило. Чуть легче стало. Время всё же лечит… даже самые неизлечимые раны. К сожалению или к счастью… Ты же знаешь, моя дочка тоже переводила с ново-китайского. Да, она работала и с другими… неблагоприятными языками – арабским, языком свистящих. Но всё это произошло, когда она переводила именно с ново-китайского, понимаешь? Какой-то дурацкий пакет контрактов на поставку медицинского оборудования. Ничего особенного. Я сотни раз перечитал переводы первичного и вторичного слоев. Ничего. Вообще ничего. Всё стерильно. На втором слое бездарные стихи о любви. А она сгорела на этом переводе буквально за пару месяцев! И я ничего не смог сделать, даже не успел понять, что происходит, упустил её! Всё произошло слишком быстро!
– Поэтому Лёш, я тебя прошу… Если ты действительно что-то узнал, почувствовал, помоги мне докопаться до правды! Мне это важно, нужно, понимаешь?! Чтобы остаться… человеком. Подожди минуточку, я сейчас…
Всеволод Валентинович исчез в лабиринтах своей квартиры, через пару минут появился и сунул мне в руку прозрачную пластинку флэшки.
– Вот, здесь снимки тех контрактов. Я думаю, что ты действительно что-то почувствовал. И это был не сон, я прав?
Я промолчал. А что мне прикажете делать – рассказать обо всем начистоту? И о том, что прочитал на третьем слое, тоже?! Нет уж, пока что я в здравом уме…
– Алёш, честно говоря, я не знаю, насколько в принципе возможно существование третьего слоя. Ни с теоретической, ни с практической точки зрения. Почему об этом никто не говорит? Сами китайцы знают о нем, но умалчивают? Вряд ли такое возможно… какая-нибудь информация всё равно бы, да просочилась. Если он действительно существует – это сенсация. Но мне плевать на эти сенсации. Понимаешь, плевать! – голос Всеволода Валентиновича мелко дрожал. – Я не собираюсь никому ни о чем говорить! Я просто хочу узнать, почему погибла моя дочь. Кто в этом виноват. Алёша, пожалуйста, помоги мне…
Чёрт, чёрт… Я выскочил за дверь, бормоча скомканные извинения. Какой же ты идиот! Зачем внушать человеку надежду, когда… Когда что? С чего ты, собственно говоря, вообще начал дергаться? Что больше всего тебя поразило – возможность существования третьего слоя в языке Поднебесной или тот смысл, что ты уловил? Ах да, а что именно там было? Какой-то богохульный бред про бога, который, как мальчик по вызову – "развратный юнец" – исполняет людские прихоти? Да в такое можно поверить, только проснувшись посреди ночи после бессовестной, безбашенной пьянки!
Я вдавил педаль газа в пол так, что шины мерзко скрипнули по асфальту, хамски подрезал какого-то пижона в вычурном кабриолете и вырулил на Большую Толмачеевскую. Что ж, чувства юмора воронежским архитекторам не занимать. Застроенная низенькими древними домишками, судорожно вцепившимися фундаментами в крутой склон, узкая улочка затейливо-извилистой змейкой спускалась от университетского холма к водохранилищу. Знаменитая "Башня переводчиков", а точнее штаб-квартира Всероссийской гильдии переводчиков, располагалась почти на середине спуска, там, где улочка делала особенно крутой разворот при 40-градусном уклоне – страшный сон для автомобилистов и пешеходов, особенно в скользкие гололедные зимы.
Почему-то – я не мог найти этому никаких разумных объяснений – я не любил эту башню. Это уродливо-приземистое сооружение, гигантской улиткой притулившееся на склоне холма, вызывало у меня неосознанное чувство отвращения. Плод странной, даже больной, на мой взгляд, фантазии тогдашних архитекторов – и переводчиков. Строили-то на свои деньги, скинулись в общак, и выбрали именно этот проект – почти что точную копию Вавилонской башни с мрачных картин "мужицкого" голландца Питера Брейгеля Старшего, так любившего изображать калек. В Москве тогда, триста лет назад, строить башню не разрешили. Сослались на то, что московский-де университет выпускает всего около полусотни переводчиков в год, а воронежский в два раза больше. Оно и понятно, кому хочется иметь у себя под боком толпу потенциальных сумасшедших? Подальше их от столицы… Хотя насчет" толпы", конечно, я преувеличил. Какая там толпа, когда людей "с особыми задатками" из года в год на всю страну рождается, дай бог, с пару сотен? А в Европе на все страны и столько не наберется. Нас вычисляли с самого детства, лет с пяти, а кого и раньше, и потом уже не спускали с нас глаз, контролировали, опекали – элитные школы, лучшее образование, завидное финансовое благополучие – но всё это с плохо скрываемым налетом настороженной брезгливости. И я прекрасно их понимал. Будь я на их месте, точно так же относился бы к эвентуальным психам, от которых и избавиться бы от греха подальше, да не можешь – потому что без них не можешь… Такой вот невеселый каламбур… да…
По небу клочьями грязной ваты неслись облака. Я притормозил на узкой парковочной площадке, стрех сторон плотно заросшей кустами бересклета, спрыгнул на мокрую плитку и подошёл к башне. Остановился в нескольких метрах у массивного подножья, закинул голову и внимательно – да чего уж там, подозрительно — осмотрел её ярус за ярусом, сверху вниз. Традиционный ритуал… Итак, Алекс, всё хорошо, всё в полном прядке… Как видишь, ничего не изменилось. Но откуда же тогда, какого чёрта, опять, опять, как и всякий раз, эта тянущая глухая тоска и страх? Спокойно… Сейчас ты поднимешься в свой кабинет… где он у нас сегодня? Секундочку, нужно подумать… на пятом ярусе? Да, точно, на пятом. На пятом ярусе, который должен быть ярко-алого цвета. Почему они не облицевали эту башню плиткой, как ту, первоначальную? Пятый ярус должен быть выложен плиткой алого цвета – нет, не красного, а именно алого, чистого и пронзительного, как насыщенная кислородом кровь. Откуда я это знаю? Да откуда?… Об этом лучше не думать, Алекс, да, вот именно, об этом лучше не думать – ни сейчас, ни потом, никогда…
