Борис Евсеев - Площадь Революции. Книга зимы (сборник)
Мужичок ни с кем особо не контачил, все больше крутился близ сцены. Правда, в последние несколько минут он от сцены отлип и переминался с ноги на ногу рядом со стоящими у входа в танцзал прямо-таки выскобленными до блеска, бабами.
Это высокой и статной, но, как она сама считала, «паршивенько», не по столичному одетой Нудьге – не понравилось.
«Не такие ему бабы нужны», – твердо решила она и, легко стронувшись с места, пошла к справному мужичку.
Едва сказав с женщинами несколько слов, Лодыженский хотел было уже их оставить. Он даже приготовил грубоватую фразу насчет того, что ему надо в туалет. Но тут все на минуту стихли, потому как в зал рысцой вбежал снявший пальто и кепку и переодевшийся в новый бархатный красный пиджак Побужацкий.
Не зная, что бы такое с собравшимися вытворить, щекастый думец оглядел зал. Лицо его при этом от прилива победительности и всевластия загорелось темной краснотой. Победа чуялась Побужацкому во всем! В притихших, ловивших любое его телодвижение людях, даже в утомленно присевшем на край сцены клоуне. Очки думца – маленькие, кругло-зеленые, остромодные – спустились к самому кончику носа, отчего казалось: следующим движением Побужанского будет прилюдно спустить штаны.
Первой, опередив всех, подхватила Побужацкого под руку женщина Нудьга.
– А… Вы? Салют провинции! Уже освоились? Тогда ко мне, наверх, в «думную» нашу гостиную! Сейчас же! Без отлагательств! Прошу!
Нудьга весело покачала головой и глазками указала Побужацкому на старичка, все пытавшегося притереть Лодыженского к двум холеным женщинам.
– А-а! Разумею! Вы любите зрелых, опытных!
Нудьга краешком губ утвердительно улыбнулась.
– Тогда за мной! Я вам его с потрохами сдам! Нашего дорогого! Казнодейчика нашего лысистого! Этого мошенника долголетнего!
Старичок Казнодеев горько скривился, когда Побужацкий с криком: «Дарю ее тебе, старпер!» – подтолкнул к нему грубо одетую, слишком рослую, в недопустимо широких клешах женщину. Женщина, однако, от старичка ловко увернулась, слегка толкнула плечом Лодыженского, наступила ему сапожком на ногу.
– Вам больно? – нежно-обморочно спросила она, приближая лицо, приближаясь сама.
– Нет… Отчего же… Скорей наоборот… – Лодыженский чуть отступил назад.
– Тогда я наступлю еще раз, – уже веселей и свободней проговорила женщина Нудьга и, подхватив Лодыженского под руку, стала утягивать его в сторону. – У нас на юге примета есть одна… Я ж из Темрюка… Это ничего? Вы не против такого знакомства? Зовут меня Варя, фамилия – Нудьга. А вас как?
Здесь всполошились холеные дамы, а с ними вместе и старичок Казнодеев.
Втроем они стали оттирать, даже оттаскивать Лодыженского от Нудьги. В их планы увод малознакомого, но видно зачем-то остро занадобившегося доктора не входил. Особенно усердствовал старичок Казнодеев.
– Дорогой вы наш! У нас сейчас намечается одна небольшая акция. Вы же не оставите нас? Не уйдете вот так, сразу?… И потом: вы же врач! А у нас как раз есть один план. Нужна… как бы это сказать… врачебно-политическая консультация. Ну если совсем общо… Вы же видите: всех кормить дорого, а тем, кому трудно жить, можно как-то чисто по-медицински и помочь. Кому, как не специалисту, об этом подумать! Вам ведь знакомы понятия эвтаназии и эвтелии?
Поверх мрачноватой тоски в Лодыженском стала вскипать жарко-сухая, пустынная, с выколотыми зрачками и вытекшими белками ненависть. Ему показалось: из ушей старичка свисает черно-зеленая вечерняя тина. Кроме того, старичок вдруг представился препоной в возможных отношениях с Варей Нудьгой.
– А Варенька наша – она же еще только прибыла! У нее же пока совсем другое на уме. А у нас – общественное дело! – Казнодеев все пытался встроиться между Нудьгой и Лодыженским. Но Варя держала доктора под руку крепко. – В конце концов, не скрою от вас, дорогой доктор… Вы нам нужны и еще для одного частного медицинского совета…
Преграду, принявшую вид старичка, надо было убирать, ломать! Лодыженский отступил на полшага назад.
– Да, не скрою! Здесь присутствует наш пресс-секретарь Лидочка Посикера… Она вам наверху, в «думной» нашей гостиной, все что надо и объяснит. Мы вас как раз туда позвать хотели. Молю вас и заклинаю!
Возвращая правую ногу на место, Лодыженский, сам не зная как, въехал старичку Казнодееву кулаком точнехонько в ухо.
Старичок резко, словно его подсекли веревкой за ноги, упал.
Две холеные дамы бросились старичка поднимать.
– Идемте же! Вниз, в буфет идемте! Чего вам тут оставаться. А что старикашка упал – так это не страшно. Я тут за четыре дня и не такого насмотрелась… – радостно нашептывала в ухо Лодыженскому Варя Нудьга.
Медленно и степенно, чтобы не показать стыда и робости, стали они спускаться вниз, в буфет.
Вслед за шепотом новой знакомой тоска и тревожное возбуждение стали вновь нарастать. Стараясь сбить их напор, Лодыженский ступал тяжело, уверенно. Однако вновь пришедшее ощущение того, что, поднявшись на очередной уступ, он не удержится, сорвется в тартарары, – крепко впилось в него. К тому же доктору вдруг представилось: вот старичка Казнодеева подымают, вот несут к выходу, вот над ним склоняется врач «скорой», проверяет пульс… А пульса-то и нет!
«Убил?… Нет! Быть не может! А может, старичок, падая, того… Головой о выступ? Нет-нет, невозможно!»
Внизу, в буфете, было сумрачно, пусто.
Правда, едва успели сесть за треугольный зеркальный столик без скатерти, едва успели осмотреться, отругать светильники в виде африканских масок и невесть зачем понадобившийся в буфете небольшой, но напряженно бьющий фонтан с круглым бассейном, как налетел и завис в воздухе, подобно сорному вихрю, Побужацкий.
– А! Вот вы где? Разумею… А как же душка Казнодеев? Плохо ему, ух как плохо! Он ведь к вам – как к родному! А вы его в ухо! А если захворает Казнодеюшка? Или того хуже – с катушек долой? Нет уж. С нами такие номера не проходят. Так что – будем с вами разбираться!
Лодыженский шевельнулся. Ему показалось: если встать и дать в ухо еще и Побужацкому, станет спокойней, легче. Разлопнется напрочь черно-зеленый пузырь тоски, вздувавшийся в горле черней, крупней…
Варя придержала Лодыженского за руку. Однако Побужацкий движенье доктора сразу же заприметил.
– А! Вот вы как! Вот вы… Ну так я вам! Сейчас! Только схожу наверх, за ребятками бритыми. Они вам… Они…
Шутовской и «прикольный» характер угроз Побужацкого был понятен Варе, понятен официантам, понятен бармену за стойкой. Не понимал этого шутовства и клоунизма один только Лодыженский. Ему вновь, как на набережной, стало до жути тошно.
«И приведет ведь! Точняк! И ребятки эти поздоровей Казнодейчика лысистого будут! Бежать, бежать надо! А куда? На выходе, наверное, тоже люди Побужацкого!»
Кривляясь и взвинчивая себя, щекастый думец ускакал по лестнице вверх.
– Куда… куда ведет та, другая лестница? – шепотом обратился к своей спутнице доктор. – Эта, что в углу?
– Там, внизу – «Музей фонтанного механизма». Это Побужацкий придумал! И кухня там. Кормят здесь славно. И первое, и второе, и салаты, и шашлычок…
– А выход, выход из кухни есть?
– Точно не знаю. Что-то вроде о выходе швейцар говорил…
* * *«Музей фонтанного механизма» Лодыженского поразил.
Минут десять он с замиранием сердца наблюдал, как по прозрачным пластиковым трубам подымается и уходит вверх, к бассейну с фонтаном, вода. Как работают громадные, вычищенные до блеска колеса и шестерни. Как вздуваются и мягко лопаются пузырьки кислорода в чистых отстойных баках, соединенных в невиданно сложную и пугающе-прекрасную систему.
Близ фонтанного механизма Лодыженский совсем почти успокоился. Его мало смущали шмыгавшие туда-сюда официанты, летавшие стремглав поварята. Он нашел стул, сел. Варя, на правах старой знакомой, встала рядом, кончиками пальцев коснулась плеча.
Лодыженский закрыл глаза. Работающий механизм, включаваший в себя и схему сотворения фонтанной воды, странным образом соотносился с полузнакомой женщиной, с ее едва слышным дыханьем, привлекал, очаровывал, мягко вбирал и тут же выбулькивал назад его мысли.
«Фонтан… А ведь в ХIХ веке его на Москве “фонталом” звали! Из таких-то “фонталов” воду, как из водозаборной колонки брали: подъезжали водовозы, наполняли громадные бочки, подскакивали и шустряки-водоносы с ручными бочонками. Тут же – извозчики с непоеными лошадьми… Лошади морды в воду тычут, детвора смеется, бабы с коромыслами на плечах переглядываются… Хорошо… Сладко… А теперь?… Теперь все сложней: краны, трубы, цилиндры… Механизм! И у жизни нашей механизм есть. Фонтанному подобный. Колеса – это, пожалуй, мы, народишко: врачи, инженеры, таксисты, повара, профессура. Шестерни покруче – чинодралы и прочие распределители нами созданных благ. Цилиндры пудовые – это, конечно, буржуа наши новые, посреднички и ростовщики. Ишь, водичку по трубам гонят! Гонят ее и гонят, и денюжку из воды этой лопатами выгребают!»
