Николай Беспалов - Женские истории пером павлина (сборник)
Кстати, и Анатолий Иванович держит форму. Какая бы погода ни была, он в шесть утра уже бежит по берегу залива.
И еще. Анатолий Иванович один раз все же изменил Тамаре. Было это в Москве. Той суматошной. Ельциновско-Дьяченковской. Выживший из ума, руководимый дочерью Борис постепенно сдавался под напором сил, сохранивших государственность.
В гостинице «Россия» Анатолий Иванович занимал номер, где долгое время жила одна из звезд постсоветской эстрады. Может быть, дух разврата и распущенности витал там. Пошутим так. Одно определенно: дело было не просто в шампанском, коли он лег с женщиной из бара в постель.
Пожалуй, довольно отступлений.
* * *На Земле обетованной муж пробыл две недели. Его лекции прослушало более сотни профессоров.
– Как же ты обошелся без языка? Ты же иврита не знаешь.
– Зато они знают русский. Расскажу тебе тамошний анекдот. Приехал в гости к сыну из России еврей. Сын пошел утром на работу, а его отец решил погулять. Шел, шел и заблудился. На ломаном английском стал спрашивать, как домой добраться. А ему в ответ с хохлятским акцентом: «Ты, шо, батько, по-русски ни в зуб ногой? Тут так не проживешь».
– Не смешно, – у меня к «еврейскому вопросу» отношение особое. Но говорить почему, не буду.
Миша в строительный институт не поступил. Не набрал одного балла. Осенью его призвали в армию.
Маша на каникулы уехала в Америку. То есть в США. Там она полтора месяца будет работать в кемпинге. Кем-то вроде наших бывших пионервожатых.
– Отличная языковая практика и денег привезу, – говорила она, стоя уже за загородкой таможенного контроля в Пулково-2.
Ваня остался дома с няней. Через три дня они уедут к ней в деревню в семи километрах от Порхова.
Ни у меня, ни у мужа ничто не трепыхнулось в груди, когда мы сажали их в междугородный автобус.
Немецкая мина пролежала в земле пятьдесят восемь лет. Ни время, ни влага не истребили ее убийственную силу.
Хоронили мы мальчика, двух лет от роду, в закрытом гробу.
* * *Отступление второе.
Мало написано о боях в районе Порхова. Но именно там был дан наиболее интенсивный отпор немецким войскам на пути к Москве.
Тысячи солдат полегли в лесах Псковщины. Это были дни, когда немцы превосходили нашу армию во всем. Немудрено, что до наших дней в земле лежат сотни снарядов, мин и прочей смертоносной гадости.
Один из тысячи случай – и погиб мальчик.
Тамара Вениаминовна стоически перенесла похороны, поминки сына. Еще двое суток она держалась. На третий день нервы ее не выдержали.
Анатолий Иванович употребил все свое влияние, подключил свои деловые связи. Врачам удалось снять шок, вывести женщину из комы. Острая недостаточность мозгового кровообращения. Инсульт.
Она осталась жива. Но был ли это тот человек? Человек, который в любых стрессовых ситуациях не терял самообладания, был полон юмора.
– Коллега, – старый товарищ, доктор медицины, практикующий в институте мозга, оперирующий каждый день, приехал сам на кафедру к Анатолию Ивановичу, – традиционные консервативные методы лечения, я надеюсь, вы это понимаете, не принесут желаемого эффекта. Я гарантирую вашей супруге не только жизнь, но и полную реабилитацию. Уверяю вас, Тамара, – старый товарищ-коллега был и другом Тамары, – станет еще краше…
* * *– Тамара Вениаминовна, – здесь ко мне все без исключения обращаются подчеркнуто вежливо и даже ласково, – через десять минут я сменю воду. Отдыхайте!
То, что было, а может быть, и не было в последние шесть месяцев я не помню. Все мне излагает мой муж. А муж ли? Я перенесла инсульт. Почти месяц я была не в сознании. Об убитом сыне Ване он старается не говорить. Я понимаю – чего уж говорить? Первые дни после моего возвращения в жизнь я не могла даже вспомнить его лицо. Смотрела на фото, где я, мой муж и мальчик, и не узнавала его.
Мою дочь Машу я признала сразу. Она вернулась из Штатов загорелой, окрепшей. Я бы сказала, возмужавшей. Раздалась не только в бедрах, что естественно, но и в плечах. Ее русые волосы коротко стрижены. На затылке выбриты. Чудно! Она уверена в речах и движениях.
– Мама, это Штаты. Там жизнь разительно отличается не только от нашей. От всей европейской. В моем кампусе были ребята из Франции, Бельгии и Германии. Они так же, как я, не могли принять американский стиль жизни. Не верь, что мы, русские и американцы, похожи. Это все выдумки недоумков, прости за тавтологию.
Такой предстала передо мной моя Машенька, которая с года воспитывалась в яслях.
– Тамарочка, пора менять воду.
Голой вылезаю из ванны. И тут же слышу голос сестры:
– Как же вы красивы фигурой. Ни в жизнь не дам вам сорок лет!
Плутовка. Знает, сколько лет мне, а лжет. Ложь во благо. Пусть ее. Она хороший работник. Муж рассказал мне, что до инсульта я работала заведующей большой клинической лабораторией. Значит, сидит во мне начальнический зуд. Давать оценку работающему.
Ванна полна. В воде растворены новые ингредиенты. Можно окунаться. Мне нравится бултыхаться в воде. В озере мне купаться не разрешают. А так хотелось бы!
Отступление третье.
После успешно проведенной операции Тамара Вениаминовна полностью восстановилась. Речь, движение. Она уверенно ходила, ее руки утратили дрожь. Потеря памяти о тех трагичных днях была защитной реакцией и не волновала ни нейрохирурга, ни Анатолия Ивановича.
Как бы компенсируя утраченное, к Тамаре Вениаминовне пришла способность запоминать тексты и речи изустные с лету. Ей было достаточно один раз прочесть или услышать текст, и она могла тут же его воспроизвести.
Анатолий Иванович похлопотал, и Тамара уехала на берега озера Ильмень в частный пансионат для истощенных психикой и нервами женщин и мужчин из среды жен новой лигатуры. Наместники президента были в основном молоды и амбициозны. Многие, войдя в круг, поменяли старых жен на молодых. Вот эти молодые телки, иначе не скажешь, и поправляли тут пошатнувшееся здоровье. Театр!
Отдельные номера. Обстановка на пять звезд. Деликатесные продукты в меню. Обслуга вышколена лучше, чем в Четвертом главном управлении Минздрава Союза.
Как такового тут лечения не было. Да и кого и от чего лечить?
Массажи. Водные процедуры. Если назначали физиотерапию, то только приятную.
Тамара Вениаминовна попала в этот пансионат, больше похожий на загородную гостиницу, в конце июля.
Что же будет с нашей героиней дальше?
* * *Я долго гуляю по лесопарку. Природа тут спокойная. Смешанный лес чист. Нередко встречаю тут мужчин в униформе, убирающих валежник и расчищающих дорожки. Какие же деньжищи получают хозяева от нас, болеющих хитростью и ленью! Вернее, от наших мужей.
Я – самая старая среди дамочек. У них сложились мини-компании. Я не вхожа в них. Мне и одной тут хорошо.
Как-то, гуляя вдоль берега Ильмень-озера, натолкнулась на троих рыбаков. Они сидели у костра и ждали, когда сварится уха. Какой аромат распространялся от котелка, подвешенного на длинной ветке, один конец которой был воткнут в землю и придавлен большой каменюкой.
Я встала поодаль и вдыхала запах супа.
– Девушка, – это я-то девушка, – идите к нам! Ушицей угоститесь. У вас там таким не накормят.
– Это где же там, у нас?
– У вас в зоне, – хохотнул один.
– Вы правы. Там зона. А тут жизнь.
День выдался солнечным, безветренным. Утром до завтрака я успела принять ванну с солями калия и йодом. Проделать двадцать упражнений для легких. Мой завтрак был не обилен, но калориен. Так что сейчас я, пройдя почти два километра, была голодна.
Мужчина, который предложил мне подойти, быстро соорудил нечто похожее на кресло из пня и веток молоденькой елочки.
– Садитесь. Вам будет удобно.
Все трое рыбаков были в возрасте от сорока до сорока пяти. Одеты в робы из грубой ткани, в высоких сапогах. От них исходил запах рыбы и воды.
– Ильмень надо бы закрыть для туристов-походистов. От них одна грязь и потрава, – начал «светскую» беседу все тот же мужчина.
Остальные согласно закивали. И молчок. На озере «провыл» какой-то катер.
– Иваныч пошел, – прокомментировал Федор Петрович. Он так представился. Тут откликнулся самый, по-моему, младший.
– Значит, у Веры хлеб будет.
– И вино, – добавил другой.
– Вы не подумайте, мы мужчины трезвые. После озера примем по двести, и будет.
Другие молча усмехнулись.
Мне было с этими мужчинами тепло. Говоря языком современных массмедиа, комфортно.
Их язык прост и понятен. Чувства искренни. Вот сейчас кто-то снимет котелок с огня. Его товарищ уже расстелил на траве рядом большую брезентовую скатерть. На ней органично смотрятся эмалированные миски и такие же кружки. Белый подовый хлеб нарезан крупными ломтями. Он аппетитен. Стрелки зеленого лука и пятна ярко-красных помидоров оживляли серость грубой ткани.
– Вы с нами пить будете? – спросил Федор Петрович.
