Александр Самойленко - Долгий путь домой
– К нему племянница с ребенком из Донецка приехала, он поселит её у бабули, сказал, будет там жить и ухаживать за бабкой.
Мария Владимировна воодушевилась.
– Ой, позвони ему, скажи, что мы ей зарплату будем платить. По уходу…
– Он приказал больше не звонить, – остудил её Грим. – Приедем в город – всё решим. Спи!
К удивлению Грима она уснула легко и быстро. Он долго лежал без сна, прокручивал в уме события сумасшедшего дня, думал…
Баба Лиза припозднилась, пришла, когда на часах было уже к девяти. Они увидели, как она подошла к столу, по-хозяйски оглядела – как прибрались бабы. Мария Владимировна позвала её пить чай. Баба Лиза отмахнулась, строго сказала:
– Некогда чаи распивать, пора! Айдате!
За калиткой она как-то многозначительно оглядела их, мотнула головой, приглашая следовать за ней, и, более не оборачиваясь, широким шагом затопала в сапогах по просёлку. Они поспевали следом, Грим заметил, что деревенские украдкой выглядывают из окон – куда это бабка графьёв поволокла?!
Деревня быстро кончилась. После крайних домов, давно брошенных, ветхих, черных и уже кособоких, старуха повела их по дикому полю промеж кустов на взгорок.
– Ну вот и пришли… – сказала она и перекрестилась. Грим не сразу увидел, что оказались они на кладбище, неухоженном, заросшем, затоптанном коровами. Мария Владимировна, обнаружив вокруг себя могилы, вздрогнула. Баба Лиза указала посохом на могилку поодаль.
– Вон туда иди, погляди!
Грим подошёл… На небольшом, в колено высотой, листе нержавейки угадывалась надпись «Сидорова Полина Федоровна…» Это была могила его матери. Мария Владимировна тоже подошла, пугливо прижалась к Гриму плечом. Старуха осталась стоять поодаль, смотрела куда-то в сторону и вверх, вроде как в небо, в котором упоённо звенели жаворонки. Грим дышал тяжело, сдавленно, хмуро глядел на осевший холмик. Огляделся вокруг… Могилка была в стороне от остальных, и вроде бы на кладбище, но в сторонке от других.
– Креста нет, – произнес он.
– А какой ей крест, она же неверующая была, – неожиданно жестко сказала баба Лиза. – Её и не отпевали.
– Почему? – неприязненно спросил Грим, услышав в голосе старухи жесткость.
– А некому было. Здесь батюшки нет. Да и денег ему надо было дать. А кто ж за неё даст?
– Что ж так… не по-людски? – Грим говорил холодно, тон старухи ожесточал его. Старуха смягчилась.
– Да как тебе сказать… она же всю жисть любовь ждала, как какой мужик нарисуется, так – любовь пришла! Ты у неё тоже… дитя любви. А в деревне к таким отношение сам знаешь какое.
– Знаю. Я потому и ушел, – тихо сказал Грим. – Меня эти мужики достали, все в отцы набивались. Пока дело до постели не доходило…
– Я всё это помню, – баба Лиза горестно смотрела на Грима, с состраданием. – Ох, прости Господи. Потому и креста не ставили, и не отпевали. И отчего померла – тоже неизвестно, врачей-то не звали. Малой её пришел к соседям, сказал – мамка не встает…
Грим, невольно оттолкнув от себя графиню, всем телом повернулся к старухе.
– Какой малой?!
– Ой, чего это я, – растерялась старуха. – Совсем плохая стала! Ты ж не в курсе… Она-то после тебя еще одного прижила. Ему уж лет шесть было, когда она померла.
– Где он? – вскрикнул Грим.
– В детдом его свезли. Куда ж его было девать?!
– В какой?
Баба Лиза хмурилась, сопела, она была смущена своей забывчивостью.
– Ну… это дознаться нетрудно. В райцентре бумаги есть.
– Как его звали? Имя какое?
– Петька. Петушок.
– Точно?
– Куды ж точнее! Он такой рыженький уродился, аж красненький, а глазки синенькие. Его и кликали Петушок – золотой гребешок.
– А отчество какое?
– Это ты про того, кто его изладил? – уточнила баба Лиза. – Так Борькина это работа, который из автобазы, с райцентру. Это вся округа знает.
– Значит, Петр Борисович…
– Ага, точно так, Петр Борисович Сидоров. Полина ему вашу фамилию дала. У Борьки же в райцентре семья.
Машенька разволновалась до слез. Сказала возвышенно:
– Гримчик, мы его найдём, обязательно! Это же братик твой! Счастье-то какое! – Мария Владимировна поспешила к бабе Лизе, что-то страстно зашептала ей на ухо. Старуха отстранилась от графини, ошеломленная, спросила Грима:
– Графиня правду говорит? – и указала на могилку. – Это она позвала тебя приехать?
Грим кивнул. Баба Лиза опустилась на колени, где стояла, зашептала:
– Господи, помилуй… спаси и сохрани… укрепи души наши, Господи…
Они помогли ей подняться с колен. Старуха оправила юбку, оперлась на посох, отдышалась.
– Никуда негодная стала. Так и помру, молясь на коленях. Ладно, хоть доброе дело сотворила! Подойди-ка, – ласково позвала она Грима. Он шагнул к ней, удивленный растроганностью старухи.
– Теперь ты знаешь, брат у тебя есть. Годный по матери. Найдешь его?
Глаза Грима были мокрые.
– Найду! – твердо сказал он и пошутил: – Ну вот, а говорят: к бабке не ходи!
– Шебутной ты! – шутливо погрозила кривоватым пальцем баба Лиза. – Это ж надо, как Сталиным придурился! Они все кипятком обоссались, прости Господи! – развеселилась старуха. Услышав от бабы Лизы такое, Грим и Машенька покатились со смеху.
– А касаемо сна твоего…Это мать твоя, Полина, свой грех искупила перед тобой! – уверенно сказала старуха. – Она искупила, а Всевышний донес до тебя её голос. Чудотворен промысел Господний! Ладно, айда дальше…
И опять она, не оборачиваясь, повела их за собой, на этот раз в деревню, к сосновому бору на взгорке. Сосны были все одинаковые – мощные, высоченные, стояли друг против друга ровненько, видно было, что посаженные разом, одними руками. Они вошли в бор, в смолистую прохладу. В центре бора была просторная поляна – теперь пустошь, заросшая сорняком. Грим споткнулся обо что-то.
– Под ноги гляди, – велела старуха. – Пепелище здесь… – Она подошла к какому-то особенному для нее месту, опять опустилась на колени. – Господи, вразуми чад своих… спаси их души грешные… укрепи веру их…
Сотворив молитву, баба Лиза скомандовала:
– Подымайте меня! Не тяни шибко, помаленьку!
Они оглядывали округу. Древняя и чудная она была.
Рукотворная.
– Церква у нас здесь была, – сказала старуха. – Двести лет стояла. В ней еще бабку мою крестили. И мать мою. Потом и меня…
Грим сделал несколько осторожных шагов. Увидел в густом сорняке большие уголья брёвен.
– Сгорела?
– Сожгли. – Баба Лиза поджала губы. – Как лягарх энтот начал скупать наши земли, так она и сгорела. Не иначе он сжёг, ирод! Он бы и деревню спалил, да людей куда ж!
– Почему вы думаете, что это он? – спросила Мария Владимировна.
– А кто ж еще?! – вскинулась баба Лиза. – Она двести лет стояла и хоть бы что, а тут вдруг вспыхнула вся разом, как бензином облитая. Зачем ему церковь на своей земле? Там, где церква – там люди, порядок Божий, приход прирастет. А зачем ему чужие на своей земле? Ему вон одного Сексота хватает! Так что он спалил, он! Больше некому… – старуха надолго замолчала, прикрыла глаза, задремала, что ли. Так, опираясь на посох, не раскрывая глаз, опять заговорила. – А без церквы жизнь какая… Теперь у нас тут крестят, венчают, отпевают абы как. Алкаша какого-то в рясе привезут, он побормочет что-то, потом водкой упиваются. А молиться… Вообще не молятся. И не исповедуются. Нехристи все стали. Так вот и живем… Лет десять уже как. Ты же их вчерась видала, – сказала она графине, мотнув головой в сторону деревни. – Нелюди. Совсем скурвились. Потому что без веры.
Грим и Машенька были потрясены. Блядов скупил все окрестные земли, деревню, вместе с их домами, сжёг церковь… И это именно он расхаживал вокруг их стола, предлагал ей работу в его дворянском собрании, объявил, что дарит им их венчальный обед…
– Ты чего-нибудь про этого лягарха слыхал? – спросила баба Лиза. Грим желчно усмехнулся.
– Да уж наслышан.
– Да-а-а, грехи наши тяжкие, – загоревала старуха. – Ну, ничего, Бог шельму метит. Я его прокляла. Будет ему геенна огненная!.. А ты что вчерась напугалась, когда я спросила тебя про родство с графом Грушницким?
– Не знаю, испугалась почему-то, – застенчиво сказала графиня, и ей опять стало страшно.
– Ну так слушай, тебе надо это знать… – баба Лиза смотрела прямо в лицо графини, у которой потемнели от страха глаза и мелко задрожали руки. – Эту церковь построил твой прадед, граф Грушницкий, вскладчину с купцом первой гильдии Кашиным. У отца Никона документ об этом есть, – сказала старуха, упирая в слове «документ» на «у». – И фотка церкви у него есть. Вот я вчерась и подумала, чудо-то какое, правнучка объявилась…
Грим, затравленный совпадениями, невольно перекрестился, ему тоже стало страшно. Мария Владимировна порывисто схватила бабу Лизу за руки.
– Вы правду говорите? Вы это точно знаете?
– А то! – старуха разулыбалась. – Я ж тебе говорю, у отца Никона бумаги есть. Так что, графинюшка, выпала тебе судьба церкву прадеда заново поставить. Долг твой такой. Если деньги, конечно, есть.
