Владимир Романовский - Средневековый детектив
– Но ведь я из хорошего рода.
– Вот и не позорь свой род. Не стыдно тебе? Зодчего унизил.
– Но ведь … все-таки … так он может, стало быть, сидеть с нами за столом?
– Я очень уважаю зодчих, Дир. И почту за честь, если Ротко с нами сядет.
– Но люди из хорошего рода…
– Дир, я тоже не из последнего рода. И даже кузен шведского конунга.
– Да, это верно.
– Все. Давай есть.
Дир вернулся к столу и, мрачно глянув на Ротко, сказал, —
– Ну, эта … вроде бы ты можешь сесть. С нами. Только не очень панибратствуй. Зодчий ты там или еще какой – это еще не очень известно. А вот панибратствования я не люблю. Кстати, Хелье тоже не очень любит, он просто любит говорить неожиданности всякие. – Он повернулся к Хелье, уже успевшему набить себе полный рот еды. – А вот Гостемил, не в обиду ему буде сказано, со всеми как с равными говорит.
– Это потому, Дир, – сказал Хелье, жуя, – что мы с тобою хорошего роду…
– Да. И что же?
– А Гостемил – очень хорошего.
– Не понимаю.
– И не надо. Ты, когда по поручению ходил давеча, ничего странного не слышал? В городе?
– Нет. Пуст город. Рано еще. А что?
Ротко не слушал. Он утолял голод и очень хотел спать.
– Послезавтра после полудня будет суд над Детиным.
– Это кто такой?
– Строитель такой.
– Тоже зодчий? Эка развелось…
– Самый богатый человек в Новгороде.
– Ну да?
– Да.
Хелье задумчиво посмотрел на Ротко. Зодчий жевал теперь очень медленно, глаза у него закрывались сами собой.
– А за что его судят? – спросил Дир.
– За убийство.
– Кого же он убил?
– Он-то никого не убивал. Но кто-то другой убил Рагнвальда. Слышал о таком?
– Да, конечно. Его убили? Жаль. Неплохой собеседник. Пировали мы с ним раза два.
– Убил его не Детин. Но судят Детина. И если докажут, что убил именно он…
– Но если убил не он, как же можно доказать, что он?
– Можно, уверяю тебя. Так вот, если докажут, то…
– То?
– То будет плохо.
– Кому?
– Многим.
– А если не докажут?
– Тоже может быть плохо.
– Кому?
– Всем.
– Не понимаю.
– Нужно попытаться сделать так, чтобы его оправдали.
– Зачем?
– Нужно. Для этого нужно найти видока. Который видел, что было на самом деле.
– А ты знаешь, что было?
– Знаю.
– Ну да?
– Да.
– Тогда ты и есть тот самый видок, – уверенно заключил Дир.
– Нет.
– Почему?
– Я знаю, но я не видел.
– Откуда же ты знаешь?
– Своим умом дошел.
– Это как же?
– Не важно. Нужно, Дир, найти видока. Не может быть, чтобы никто не видел убийства. Так не бывает. Все-таки Новгород – город густонаселенный. Кто-нибудь все время либо смотрит в окно, либо шляется по улице. Кто-то видел! Кто?
– Ты меня спрашиваешь?
– Нет, я размышляю вслух.
– Ага. Можно я доем твой стегун? А то ты, я вижу, сыт уже. Говоришь много, ешь мало.
– Доедай. Можно было бы опросить всех жителей окрестных улиц … и всех непотребных девок, промышляющих там же…
Ротко уронил голову на стол и захрапел. Хелье поглядел на него неодобрительно.
– Вроде еще не старый, а храпит. Ладно. Мне нельзя появляться в городе. Но мне нужно быть на этом суде. Стало быть, мне нужно изменить наружность. Если я попрошу тебя сходить на торг и купить мне ту одежду, которую я скажу, ты сможешь ничего не перепутать?
Дир дожевал, проглотил, запил водой, и кивнул.
– Монах – это уже было. За монахами следят … кабаны слюнявые, уж монахов-то могли бы, казалось, оставить в покое. Купцом я здесь тоже побывал, да и с толпой не очень смешаешься, если ты купец, они порознь ходят. Остаются – сынки богатых боляр. Видел давеча этих сынков?
– Да. Неприятные.
– Не скажи. Забавный народ. Говорят смешно – припорхаем, упорхаем … не кузит … Константинополь называют Консталем … По возрасту я от них недалеко ушел. Сойдет. Значит, купишь все киевское. И – рубаху покороче, свиту покороче, сленгкаппу с разрезами с боков. Сапожки киевские повыше, до колена почти. И шапку – чтобы только один околыш да тесемки, и околыш чтобы зеленый. Вроде все. Нет, не все. Там есть, на торге, скоморошья лавка. Знаешь?
– Знаю.
– Накладную бороду. Щеголеватую какую-нибудь, короткую. Рыжеватую. А волосы я сам себе подрежу. Жалко, но что делать. Сынки богатых портят себя, режут волосы коротко, хотя те, кого я видел, вовсе не мужеложцы. И примкну я к их группе. Они наверное придут на суд – делать им целый день нечего. Кто-то сюда бежит … Торопится.
Хелье и Дир одновременно поднялись с ховлебенков и прошли в угол за свердами. Враждебный ли человек спешит к дому, нет ли – Хелье не понял. Ротко продолжал спать. Дверь распахнулась.
– Master! My master! – закричал с порога Годрик.
– Годрик! Что ты орешь? Где ты был?
Годрик кинулся к Диру и обнял его. Дир выронил сверд и оторопел.
– Что это с тобой? Напугал тебя кто-то?
– Master, I must tell thee … Hark! Lend an ear! Please. Just listen. Hear me out, tis all I ask.
– А?
– If thou dost not listen, I’m going to burn in hell, and I’ll hold thee responsible, Master, I’m warning you!
Дир дико посмотрел на Хелье.
– Что он лопочет? Годрик, что ты лопочешь? Что с тобой?
– Listen … Shit. Suddenly I don’t seem to remember a word of the local dialect, imagine. Nor any other dialect, for that matter. I can’t recall any Swedish either.
– Что он говорит?
– Ты не понимаешь? – спросил Хелье.
– Нет.
– За столько лет общения мог бы и запомнить несколько слов.
– Да я ж его не слушаю почти никогда. Он такое городит каждый раз, что это просто … А теперь вроде что-то важное у него на уме. Ты понимаешь его наречие?
– Кое-что понимаю.
– Что же он?…
– Говорит, что если ты его не выслушаешь, он будет гореть в аду.
– Please hear me out, Master. Here’s what I’ve got to tell thee. The tiny one … no, I can’t remember. Shit, shit! Well, the gist of it is that the whore from the Stout Spinners has seen … witnessed … the murder. Was that it? Yes, I believe so. The tiny one? Ah, yes, she’s small of stature, or some such nonsense.
– Small of stature? – переспросил Хелье.
– I don’t know. Diminutive, maybe?
– Понял.
В этот момент Ротко поднял голову и безумными глазами уставился на них.
– Что он сказал? – спросил Дир.
– Вроде бы … Ого! Улица Толстых Прях! – вспомнил Хелье. – Годрик, а Годрик. Ты ведь именно Улицу Толстых Прях имеешь в виду?
– Stout Spinners, yes, my lord.
– Маленького роста хорла с Улицы Толстых Прях видела убийство. Дир, ты понимаешь?
– Будто совершенно точно известно, – сказал Годрик по-славянски, и Дир уставился на него, – что это именно то убийство, о котором … О! На каком языке я болтаю сейчас?
– По-славянски, – заверил его Хелье.
– Ну! А придержатель кошелька моего усвоил слова мои? Уфф! Как легко на душе стало!
– Повтори, – попросил Хелье.
– Что именно?
– То, что ты сейчас сказал.
– Как легко на душе стало.
– До этого. Про то, что совершенно точно известно.
– А! Будто совершенно точно известно, что это то самое…
– Совершенно точно, – Хелье кивнул. – Не думаю, что именно в той части города убили за это время кого-то еще. Все-таки это не Черешенный Бугор.
– Да, – согласился Годрик. – Ты скорее всего прав. Уфф! Как легко дышится. Что вы тут едите? Я два дня навигировал по поселению, как в тумане Скотланда. Память моя отказывается удерживать все, что было со мною. Пустота желудка моего требует немедленных действий.
Он позаглядывал в плошки и крынки, ничего не нашел, и ужасно расстроился.
– Не понимаю, – сказал Дир, следя за немедленными действиями.
– Но ты согласен с планом? – спросил Хелье.
– Каким планом? – откликнулся Дир.
– Мне нужна одежда. Ты запомнил, какая именно?
– Как у болярских сынков.
– Да. И накладная борода.
– Да.
– Можно было бы послать Годрика, но…
– Нет, – возразил Годрик. – Годрика послать нельзя. Члены Годрика истомой исполнены, Годрику нужен покой, Годрик не двенадцатижильный.
– Я бы сходил, – предложил вдруг Ротко.
– Нет уж, – Дир поднялся. – Ты поспи лучше. Вместе с Годриком. Морока от вас. А я пойду на торг. Денег две гривны всего, но на тряпки должно хватить.
– Я знаю эту … – сказал Ротко. – Маленькую, с Улицы Толстых Прях. Не совсем с той улицы. С перпендикулярно идущей улицы. Она там каждый день промышляет. Во всяком случае, она мне так сказала.
Хелье подскочил к нему.
– Ты ее видел?
– Я с ней говорил.
– То есть, она на самом деле существует.
– Да. Совсем дитя еще. Вообще-то нет, взрослая, но выглядит как ребенок. Ужасный город этот ваш Новгород. Заставляют детей заниматься развратом за деньги. Правда, в Риме тоже заставляют. И в Константинополе. Но все-таки. Да и не на улице же.
– Ты можешь сказать точно, где ты ее встретил?
– Могу. Посплю только немного.
– Поспи. – Хелье победно посмотрел на Дира. – Дело налаживается, – сообщил он. – Выход есть. Я знал … нет, я надеялся, что выход будет. И вот он, выход.
За дверью раздалось протяжное мычание. Хелье, нахмурившись, подошел к двери и выглянул. У самого крыльца рыбацкого домика стояла корова и укоризненно на него смотрела.
