Ника Соболева - Право на одиночество
Но прекращать эти прикосновения своими вопросами мне не хотелось. Слишком уж было приятно. Да, это я правильно сказала – слишком.
Я закрыла глаза, думая, что так будет легче, потому что пережить этот изучающий взгляд я уже могла с трудом. И почувствовала, как Громов аккуратно обхватил мою шею, чуть наклонил мне голову назад, а затем…
Я распахнула глаза, когда поняла, что он почти касается моей шеи губами, но… именно что почти! Он… нюхал меня!
– Максим Петрович, – выдохнула я, – что вы делаете?
– Ты очень вкусно пахнешь, Наташа, – подтвердил он мои опасения. – Здесь, на шее, особенно чувствуется.
– И чем же я… пахну? – дрожащий голос удивил даже меня саму.
Дыхание Громова на моей шее обжигало.
– Ты… это персики, Наташа.
И он наконец сделал то, чего я так хотела, – крепко обхватив двумя руками мою талию, Максим Петрович поцеловал меня в шею. Что держал, спасибо большое, а то я бы свалилась ему под ноги, как мешок с картошкой.
– А еще… что-то весеннее.
Неужели я пахну, как мама? Никогда бы не подумала.
Мама. Ее лицо вспыхнуло в моей памяти. Она бы не одобрила… Нет, она бы не одобрила того, что я тут делаю. Или не делаю? В общем, неважно. Стою здесь с женатым мужчиной и наслаждаюсь тем, что чувствую его дыхание на своей шее.
А Громов между тем зарылся носом в мои локоны. От этой ласки стало немного щекотно, и я улыбнулась.
– Максим Петрович, – позвала я его тихо, – мне пора домой. Пожалуйста, отпустите.
И он тут же послушался. Отодвинулся и с улыбкой посмотрел мне в глаза.
– Простишь?
– Очередное искушение? – ответила я, улыбнувшись.
– Нет, – Громов покачал головой. – Не очередное. Единственное.
После того странного дня мой начальник больше не подходил ко мне ближе чем на полметра. И я не могла понять, радует меня это или огорчает. В любом случае, думать о его прикосновениях у меня не было времени – двойная работа отнимала столько сил, что дома оставалось время только на сон. Даже Антону я писала непозволительно короткие письма.
Света вернулась на неделю раньше. Я никогда не думала, что буду так счастлива ее видеть. Повисла на ней, почти как она на мне после Болоньи, и завопила:
– Светочка-а-а! Как я скучала-то!
– Да я уж вижу, – погрозила мне пальцем подруга. – Вон, весь стол в бумагах, жуть.
– А бумаги тоже по тебе скучали!
– А вот я по ним не очень, – вздохнула Света.
– С возвращением, – услышали мы и, обернувшись, увидели улыбающегося с порога своего кабинета Громова. – Без тебя нам было очень сложно, Света.
Подруга, зардевшись и задрав нос, кивнула и прошествовала к своему рабочему месту. А после ухода Максима Петровича я полушепотом поведала Светочке о том, что тут произошло в ее отсутствие.
– Гы, – усмехнулась подруга, услышав про Вику. – Ты ей глаза-то не выцарапала?
– Я? Почему я?
– Ой, да ладно притворяться-то.
Я предпочла сделать вид, что не понимаю, о чем она говорит. Но почему-то подумала о том, что теряю квалификацию. Еще пару месяцев назад я была уверена, что никто не поймет моих чувств, а тут получается, что Света догадывается. Интересно, кто еще…
– Свет, – я решила спросить у подруги прямо, – скажи, вот ты откуда-то знаешь о том, что мне Громов нравится…
– А ты – ему.
– Возможно. А… кто еще догадывается?
Светочка посмотрела на меня очень серьезно. Щелкнула степлером по куче служебок и тихо сказала:
– Думаю, что никто. Я тебя хорошо знаю, Наташ, да и работаю рядом с вами обоими по восемь часов в сутки. Кому заметить, как не мне?
Развивать эту тему я не стала. Хотя мне очень хотелось спросить, что же теперь делать-то? Но… я догадывалась, каким будет ответ Светочки. И не хотела его слышать.
Лето вступало в свои права. И впервые за последние несколько лет я встречала его с какой-то смутной надеждой в душе. Я не очень понимала природу этой надежды, да и не хотела анализировать свое поведение.
Я просто ходила на работу, наслаждаясь обществом Громова и Светочки, а по вечерам – гуляла в парке, вдыхая вечернюю прохладу и слушая щебетание птиц. С улыбкой смотрела на собак и их хозяев, думая о том, как жаль, что пока не могу тоже завести себе щенка.
Ветер пел в распустившейся листве, когда я садилась на лавочку и вспоминала свое прошлое. Я все чаще ловила себя на мысли, что, думая о родителях, уже не чувствую такой невыносимой боли и обжигающей вины, что тревожили меня с того ноябрьского дня.
Несколько раз со мной пытались познакомиться молодые люди, даже весьма симпатичные. Но я была не настроена на какие-либо отношения. Мне было хорошо в одиночестве… Никогда не думала, что доживу до момента, когда мне будет хорошо просто в обществе самой себя. Но этим летом что-то изменилось. И я примирилась с собой.
По вечерам я писала письма Антону. Или разговаривала с ним через скайп. Друг был очень расстроен с того дня, как узнал, что до осени выбраться в Москву у него не получится. Да и я тоже не смогла сдержать грустного вздоха, когда услышала это известие. Все-таки за прошедшие три месяца я по Антону очень соскучилась.
Так пролетел июнь. Он был идеальным – впрочем, таким, каким обычно и бывает июнь. В меру теплым, немного дождливым и очень «пушистым». Тополиного пуха было очень много.
В первый понедельник июля Громов, придя на работу, первым делом вручил мне небольшой фиолетовый конверт.
– Что это? – поинтересовалась я, с любопытством рассматривая его.
– Приглашение, – Максим Петрович подмигнул мне.
Я открыла конверт. Там лежала маленькая открыточка со следующим текстом:
«Дорогая Наташа!
Приглашаю тебя в эту субботу на празднование моего дня рождения. Приходи к 13.00.
Адрес скажет папа.
Жду!
Лисенок».
Я посмотрела на Громова с изумлением.
– Невероятно! Она не забыла…
– Почему ты думала, что Алиса забудет о своем приглашении? – спросил он серьезно, садясь рядом.
– Она ребенок, – сказала я тихо, рассматривая открытку, не веря, что в эту субботу я вновь увижу Алису. – Все дети забывают. Они непостоянны…
– Только не моя дочь, – засмеялся Максим Петрович. – Так ты придешь?
– Конечно. А… что мне ей подарить? Может, подскажете?
Громов засмеялся еще громче.
– Думаю, что ты знаешь не хуже меня, что именно моя дочь предпочтет получить в подарок на день рождения.
– Книги? – я ухмыльнулась. – Но я же не знаю, какие у нее есть, а каких нет.
– Тут ты права. Может, сегодня после работы заглянем с тобой в книжный магазин? Я помогу тебе выбрать для Алисы хороший подарок.
Я с радостью согласилась. Смотреть книги с Громовым я любила еще со времен Болоньи.
Узнав, что мы с Максимом Петровичем вечером вместе отчаливаем в книжный, Светочка наклонилась и прошептала:
– Не упустите свой шанс, Наталья Владимировна!
Я вздохнула.
– Какой такой шанс, Свет?
– Ну… возьмите кота за хвост!
– Именно за хвост? – мне почему-то стало очень весело. – Или за какой другой орган?
Несколько секунд подруга смотрела на меня с искренним изумлением.
– Наташа! – воскликнула она наконец. – Я и не думала, что ты способна сказать такую пошлость.
Я развеселилась еще больше.
– Ну а ты, Свет, какую-то глупость говоришь. Мы идем выбирать подарок Алисе, дочери Громова. А ты хочешь, чтобы я его прямо в книжном соблазнила? И что дальше, залезть на книжную полку и там предаваться разврату?
Видимо, представив себе эту картину, Светочка хихикнула.
– Ну ладно тебе, можно и после куда-нибудь поехать…
Я вздохнула.
– Он женат, если ты не забыла.
– Ну и что! – махнула рукой подруга. – Если его так тянет к другой женщине, этот брак уже ничего не спасет.
– Однако я не хочу быть той женщиной, из-за которой распадется чей-либо брак. И я тебя умоляю, хватит об этом. Кстати, ты же говорила, что Громов тебе самой нравится?
– А, это, – Светочка весело улыбнулась, – просто хотела посмотреть, как ты отреагируешь.
– Экспериментировала на мне, что ли?
– Ага!
– Ну и каким был результат?
Светочка ничего не ответила, только хитро прищурилась. Но мне и не был нужен ее ответ. Я ведь прекрасно знала, что еще ни один мужчина не вызывал во мне подобных эмоций.
В книжном магазине мы с Громовым провели около полутора часов. В итоге Максим Петрович купил Алисе семь книг, а я – две. Из всех возможных вариантов я выбрала красиво иллюстрированную книжку со сказками Андерсена и подарочное издание «Хроник Нарнии».
– Насколько я помню, их Алиса еще не читала, – уверил меня Максим Петрович.
Но на книгах я решила не останавливаться. Впрочем, об этом я своему начальнику не сказала. Я купила его дочери еще симпатичный кожаный кошелек и маленький серебряный кулон – сову, символ мудрости.
В субботу я начала нервничать уже с утра. Упаковала подарки, подписала открытку и стала выбирать, в каком «наряде» мне идти на празднование дня рождения двенадцатилетней девочки. За неделю я так и не решилась спросить у Громова, будет ли на празднике его жена. Впрочем, было довольно глупо думать, что эта женщина пропустит день рождения собственной дочери, верно? И я с ужасом представляла, что она может подумать, увидев столь великовозрастную «подружку», которая по совместительству является коллегой мужа.
