Дмитрий Вощинин - Время иллюзий. Третий глаз (сборник)
– Я хотел у вас спросить. Вы слышали когда-нибудь о третьем глазе человека?
Борис Абрамович внимательно с едва заметной искоркой в глазах посмотрел на него и пошел в свою домашнюю библиотеку.
– Это глубокая философия, скорее, теософия, – кричал он из другой комнаты. Он долго копался в старых книгах.
– Вам повезло. Вот нашел. Хотя и не совсем научно звучит.
Егор жадно читал:
«Шишковидная железа или тело указывает на астральную способность и духовную потребность живого существа. Она находится посреди черепной коробки между задней частью мозга – мозжечком, отвечающей за координацию и физиологию и интеллектуальной его частью – лобовыми полушариями и центральными извилинами. Это именно тот орган, который положил начало многим легендам и преданиям.
Физиологические потребности и психологические страсти человека заставили в настоящее время утратить внутреннюю мощь, так называемого Третьего Глаза. Понятие греха или падения связано с пониманием добра и зла и объективно справедливо только на уровне Божественной силы, которая остается неведомой и непонятной до конца. Поэтому Яблоко Раздора, Падение Ангелов и, в конечном счете, атеизм – есть следствие поведения самого человека.
Утрата Третьего глаза не было грехом или падением человека. Грех заключался не в пользовании этим органом, а в злоупотреблении человеком постоянного присутствия Божественной силы.
Человек до конца не понял, да и не мог понять сложности добра и зла. Он лишь только вкусил неоднородность их противоречия. И это было его первым духовным падением. Именно духовным, а не физическим, потому что тело вообще безответственный орган …».
– Приехали, откуда ехали, – прошептал Егор, – Откуда я его теперь найду?
– Это, Георгий Алексеевич, похоже на правду, но на уровне предположений. Из легенд следует, что Третий глаз присутствовал на ранних стадиях развития человека, а потом стал не нужен. Таков закон эволюции. Теософы утверждают, что мы находимся сейчас на четвертом круге развития, а всего их семь. Жизнь претерпит свои эволюционные этапы и не обязательно на Земле.
Одному Всевышнему ведомо, потребуется ли для развития этот орган в дальнейшем и будет ли он продолжать утрачивать свои прежние функции…
– Значит, выхода нет…, – соображал Егор. – Главное, не прикасаться больше к деньгам.
– Борис Абрамович, а как по-вашему, физически можно выразить удачу?
– Ну и вопросики у вас …
– Вы же сказали, что за полулитром можно решить все…
– Порешить, конечно, можно, – показывая на остатки бутылки с прошлого раза, отвечал Борис Абрамович. Но понять…
В принципе удача закономерна, если отбросить все неудачные варианты.
– Вы, Борис Абрамович, дипломат…
– Видите ли, Георгий Алексеевич, удача может казаться победой, а может быть только временной радостью или еще хуже, западней.
– Вот это уже ближе, а все-таки поконкретнее…
– Скорее удача это, когда желания совпадают с возможностями, но желания могут быть и низменными или вовсе не вашими.
– Вот это уже в точку. Удача не управляема.
– Да, совершенно правильно. К удаче нельзя привыкать, она обязательно накажет. Это уже чистая механика. Третий закон Ньютона.
– А если к удаче не стремиться?
– Это Первый закон…
– Насколько я помню, тело сохраняет равномерное движение…
– Да-да, именно. На самом деле, как это ни странно, понимание и соблюдение этого закона – самая большая удача.
– Это мне стало понятно.
– Георгий Алексеевич, может, для поднятия духа? А? – показывая на оставшуюся бутылку, улыбался физик.
– Нет, уважаемый Борис Абрамович! – твердо произнес Егор.
– А жаль! Тема – то интересная.
Придя к себе, он позвонил Вике. Молчание. Через некоторое время молчание повторилось.
Егор помчался на станцию. Потом к ней домой.
Дверь открыла Таня.
– Ой, дядя Георгий, как хорошо, что вы пришли. Мне только что позвонили и сказали, что мама попала в аварию и сейчас в больнице.
– Как! …Срочно едем в больницу!
– Сейчас приедет бабушка. За нами заедет машина. Я даже не знаю, какая больница…
– А почему не спросила?
– Сказали, заедут, чего спрашивать?
– Скажи рабочий телефон матери.
– Вот, – она подала материну визитку.
Егор позвонил.
– Институт Склифосовского… Меня убивает твоя холодность, – отрезал он.
– А меня твоя горячность.
Его ухо резанула эта фраза. Особенно обращение на «ты».
Егора пустили в палату. И он увидел бледную Вику.
– Ну, как ты?
– Теперь ничего…Думаю, все будет хорошо.
Она была смущена и не скрывала радости от его появления.
– Как же это тебя угораздило?
– Да я сама виновата: переволновалась.
– Но ты всегда такая уверенная, спокойная.
– После того, как ты ушел, мы поссорились с дочерью.
– Из-за какого-то пустяка?
– Да нет, из-за тебя.
Егор удивленно посмотрел ей в глаза.
– Я не могу тебе врать. Она стала мне объяснять твои общения с непонятными существами. Все это не просто. И даже опасно.
И еще. Эта сопля вчера мне сказала, что будет любить тебя сильнее.
– И ты приняла это всерьез?
– Ты ее не знаешь. Если она сказала. Она всегда была странная. Сначала я думала, что я плохая мать, а потом поняла: она из какого-то другого теста. Я всегда помню, что не любила человека, который мне ее подарил… Любовь пришла позже. Это похоже на кару, когда нарушаешь заповедь…
«Седьмую», – про себя подумал холодеющий от этой мысли Егор.
– Вот сейчас я полюбила и родила бы тебе ее, и она бы была моей и твоей.
Егор молчал, он, кажется, понимал глубину ее слов.
– Теперь я уже не могу вырвать дочь из моей жизни… После аварии мне показалось, что у меня не будет сил сопротивляться смерти, но вдруг поняла: ничего случайного нет… Увидела тебя, и мне захотелось жить.
– Дорогая, я сделаю все, чтобы было хорошо!
– Ты искренен. Я и люблю тебя за это. Пожалуйста, не приходи, пока, хотя бы сюда.
Егор молчал. Он понял, что она хотела стены,… которая, возможно, поможет обоим.
– Но я не могу.
– Я тоже, но необходимо время. Постарайся понять и решить эту проблему. Выход, наверно, есть, но он не простой.
Он вышел из палаты, как в темноту. Жизнь меркла с каждой минутой понимания, что произошло непоправимое.
Временами он стал заговариваться. Слух его притупился.
Скоро он вынужден был обратиться к врачам. Общение с ними привело к белой палате. Он оказался на больничной койке.
Окружающие больные его не раздражали: он их практически не замечал.
Его лечащий врач, Игорь Львович, любил разговаривать с ним. При этом всегда присутствовала сестра Зинаида Николаевна не по годам багровая и безмерная в ширину.
– Не знаю, но думаю, шансы на выздоровление есть, – говорил он, глядя на меланхолическую сотрудницу.
– Несомненно, он наш. Будем пробовать лечить, – покорно отвечала она, преданно глядя на Игоря Львовича.
– Значит, успокоительное, и опять же больше покоя. Время лечит все.
Егор жил здесь, как на необитаемом острове. И ему было покойно.
Редкие картины действительности неожиданно возвращали к реальной жизни.
Первое напоминание о ней вызвало появление в больнице сына.
– Рад тебя видеть! Я забеспокоился, когда ты неожиданно пропал, – возбужденно и искренне говорил Александр.
– Ничего, лечусь. Все будет нормально.
– Отец. Не знаю, как тебе объяснить. Ты пропал, и я поехал в поисках на дачу. Там нашел кейс с деньгами.
– И что?
– Ты сказал – это кредит. Время идет. Я решил положить их в коммерческий банк. Но не знаю, как сказать, что теперь делать. Мы погибли! Банк оказался фальшивкой, ловушкой для простаков.
Я, конечно, дурак! Так стыдно! Короче, теперь ни денег, ни банка.
– Слава Богу! Спасибо тебе, сын!
– Я тебя не понимаю. Твое спокойствие. Прости за все, – проникновенно говорил Александр, с сожалением думая про себя, что отцу придется пролежать здесь очень долго…
– Это ты меня прости! Ох, сынок! Понять меня сейчас вообще трудно.
Через день пришла жена. Она от сына узнала о болезни и местонахождении мужа.
– Знаешь, Егор, ты должен меня понять. Твое заболевание обязывает заглянуть немного вперед,…последнее время для тебя семья перестала что-либо значить. Твои поиски, желание быть одному дает мне основание самой планировать свою жизнь. И ты не должен держать на меня обиду.
– Я вовсе не обижаюсь. Был бы рад, если ты сказала об этом раньше.
– Хорошо, что ты меня понимаешь. Желаю тебе быстрого выздоровления. Если что-то нужно, ты можешь рассчитывать на мою заботу, помощь. Но пока я не вижу никакого выхода из наших семейных отношений.
– Я тебя понимаю… Ты можешь чувствовать себя… свободной от моих исканий и заморочек. Ты, наверно, права. Главное, что нет чего-то главного между нами…
– Я сейчас не готова к пониманию.
