Жанна Абуева - Дагестанская сага. Книга II
– Что значит «не собираюсь»?! Это что за разговоры! Родители отдают, значит, надо выходить!
– Но я…
– Даже и слушать не хочу! Ты что это выдумываешь? Разве можно так? Уже родители твои людям слово дали, нельзя же их подводить. Как это так?!
– Но я должна полюбить сначала.
– И полюбишь! Кто тебе не даёт? Вон посмотри на мою Эльмирку, сначала не хотела, а теперь вон какая довольная ходит! Так что выйдешь и влюбишься! Давайте-ка, мои дорогие, готовьтесь к свадьбе, это ведь такое хорошее событие!
Марьяша опустила голову и расплакалась. Расстроенная Малика подошла к дочери и, нежно её обняв, произнесла взволнованно:
– Не нужно плакать, родная, насильно ведь тебя никто не отдаёт! Если он тебе не нравится, то…
– Да нет, мама, нравится! – проговорила сквозь слёзы девушка. – Но мы ещё толком не знаем друг друга, и я не уверена… И вообще, не хочу я сейчас замуж, поймите вы!
– Мы понимаем! – спешно вмешалась тётя Салихат. – Но и ты тоже пойми: таких ребят Аллах раз в жизни посылает! Знаю, ты многим нравишься, но второй такой Султан тебе уже не встретится! Так что не морочь нам голову и слушайся старших! Поняла меня?
Не ответив, Марьяша выбежала из комнаты. Тётушка Салихат успокаивающе кивнула Малике и произнесла тихо:
– Она просто капризничает, а так не против, я же вижу!
Глава 31
Всё произошло так быстро, что Марьяша, не успев оглянуться, стала женой Султана. Сначала были ежедневные встречи, походы в кино и прогулки по вечерней Махачкале, разумеется, с родительского благословения, были робкие, несмелые прикосновения руки к руке и ежедневные письма, когда Султану пришлось срочно уехать в двухнедельную командировку и Марьяша вдруг ощутила, что его стало не хватать в её жизни. Письма Султана все были нежными и искренними, и она тоже отвечала ему нежно и искренне, с нетерпением ожидая возвращения его из командировки.
Потом была их свадьба, и ровно через три месяца после знакомства с Султаном Марьяша стала членом семьи, практически для неё незнакомой.
Перед свадьбой Айша усадила внучку рядом с собой и, взяв её руку в свою, сказала:
– Послушай, девочка, что я тебе скажу. Ты идёшь сейчас в очень уважаемую и порядочную семью, с хорошим именем и корнями, и ты должна, достойно представляя в ней наш тухум, влиться в эту семью и стать там своей. Поначалу, пока привыкнешь, может быть трудно, ведь, как у нас говорят: «В доме у мужа молодой жене словно по раскалённым углям ходить приходится!» Им-то придётся приспосабливаться к тебе одной, зато тебе предстоит приспособиться к каждому из них. Так что, моя дорогая, запасись терпением и старайся показать себя с самой лучшей стороны. Будь благоразумна, не проявляй недовольства и не ходи с надутыми губами. Наоборот, будь весела, ласкова и внимательна ко всей мужниной родне, а в первую очередь, конечно, к нему самому! Ты поняла меня?
– Поняла, дадэй! – тихо произнесла Марьяша.
– Будь счастлива, моя родная девочка! И да благословит тебя Всевышний!
С этими словами Айша ласково привлекла к себе внучку и поцеловала её в щёки и лоб.
Глава 32
На свадьбу пришла Марьям Дандамаева, известная лакская певица, чей голос покорил всех дагестанцев, независимо от национальной принадлежности. Песни Марьям были все, как одна, лиричны и грустны. В её глубоких зелёных глазах, казалось, застыла вся её прошлая, настоящая и будущая драма. Про последнюю, понятное дело, она не подозревала, однако, вполне вероятно, предчувствовала.
Бутаевы попросили Марьям выступить на свадьбе их старшего сына, полагая что её пение доставит огромное удовольствие всем гостям, а певице – заработок. Однако Дандамаева, наотрез отказавшись от денег, попросила дать ей пригласительный билет, где было бы вписано имя её супруга, и пришла на свадьбу с подарком – духами для невесты. Когда она начала петь, гости разом притихли. Марьям, приблизившись к столу новобрачных и глядя на Марьяшу, пела своим неповторимым, необычайно проникновенным голосом, и глаза её излучали такое тепло и такую грусть, что Марьяша, не в силах оторваться, смотрела зачарованно на эту красивую женщину, внезапно охваченная тревогой и смутным ощущеним трагизма.
Когда спустя некоторое время певица была застрелена из охотничьего ружья собственным мужем, Дагестан был потрясён. Убийство, совершенное средь бела дня прямо на глазах у горожан, было таким диким и бесчеловечным, что, охваченные негодованием, люди искренне желали справедливого возмездия для человека, который в общественном мнении так навсегда и останется безжалостным убийцей.
– Почему он это сделал? – спросила у своей свекрови потрясённая Марьяша.
– Говорят, ревновал к работе, считал, что она его позорит, мол, не пристало горянке петь со сцены, – ответила Асият Адамовна. – Самое ужасное, что и многие его односельчане так думают и даже его оправдывают.
– Как можно оправдывать убийство! – воскликнула Марьяша. – Кто дал ему право поднять руку на человека, пусть даже она его жена?!
– Да, такого права ни у кого нет… Наверное, он помешался на почве ревности!
– Должно быть, она его не любила, – произнесла Марьяша, вдруг вспомнив обращённый к ней взгляд зелёных, пронзительно-печальных глаз Дандамаевой.
– Не знаю, – лаконично ответила свекровь.
Событие обсуждалось во всех дагестанских домах. В Буйнакске, как и все, потрясённая злодейским убийством певицы, Айша узнала от своей давней приятельницы Хасанат историю любви Дандамаевой к Магомеду Кандаеву, весёлому русоволосому кареглазому парню из Шахува. Услышав однажды пение юной Марьям и очарованный им и её красотой, Магомед горячо полюбил девушку, и та ответила ему взаимностью. Чистую, искреннюю любовь категорически отказалась благословить сестра юноши, жена замминистра просвещения, для которой брак её брата, первого секретаря райкома комсомола, с Марьям Маммаевой, бедной сиротой из кумухского детдома, по всем статьям представлял собою мезальянс, о чём она не преминула в самой резкой форме высказать девушке. Как-то июньским днём в Кумухе, оказавшись на соболезновании у Ибрагима Чалабова, Магомед случайно встретил земляка, от которого узнал, что завтра в ауле состоится свадьба Марьям с неким Дандамаевым из Унчукатля. Крайне взволнованный, он бросил все дела и, вскочив на коня, во весь опор помчался в аул, преисполненный решимости помешать этой свадьбе. Уже приближаясь к Шахува, всадник вместе с конём упал с шаткого моста вниз, где несётся с гор, хлестая и сбивая на своём пути камни, мощный поток Кази-Кумухского Койсу. На своей свадьбе, полная отчаяния, невеста услышала страшное известие. С тех пор в её глазах, как и в её песнях, навсегда поселилась неизбывная печаль. А в Лакии стоит на дороге камень, поставленный в знак скорби. Имя Магомеда на камне вместило скорбь и трагедию обеих судеб…
Глава 33
Жизнь в новой семье была для Марьяши и лёгкой, и трудной одновременно. Лёгкой потому, что она была окружена вниманием и лаской всей мужниной родни, а трудной оттого, что она отчаянно скучала по дому, по маме, по подружкам и братьям. И по той жизни, которая осталась там, за пределами её замужества.
А здесь был большой тухум с кучей родственников, близких и дальних. Эпицентром всего был отец, Омар Сиражутдинович. Он работал на ответственной должности, и поэтому от него все чего-то хотели.
В семьях Марьяшиных родителей и дяди люди собирались просто так – пообщаться, повеселиться в дружеском застолье под звуки музыки, в семью же Бутаевых люди в основном приходили за помощью в решении каких-то вопросов, за поддержкой высокопоставленного родственника. Просьб этих было так много, что Марьяша, не привыкшая к подобной жизни, пребывала в непрестанном удивлении. Иной раз просьбы подкреплялись каким-нибудь подношением в виде молодого ягнёнка или ящика коньяка, которые разгневанный Омар Сиражутдинович тотчас же отсылал обратно просителю, в резкой форме требуя больше никогда этого не делать. Как-то Марьяша после очередного такого возврата робко поинтересовалась у свёкра, почему он не захотел оставить дома хотя бы одну кисточку винограда из того ящика, что был ему кем-то накануне доставлен. Омар Сиражутдинович объяснил ей: если он примет этот виноград, завтра человек придёт к нему уже в твёрдой уверенности, что его просьба должна быть удовлетворена.
– А я не желаю быть никому обязанным! – сказал Марьяше свёкор. – И тебя прошу никогда и ничего ни у кого не брать! Молча верни обратно – и всё!
Сосед Абакар Сайгидович Валиев, занимавший ответственный пост в сфере виноделия, слыша такие разговоры, лишь смеялся и, обращаясь к своей супруге, дородной Ираиде Джамаловне, говорил насмешливо:
– Ну что, Ирочка, хотела бы ты так жить, а? Ты ведь одного дня без чёрной икры не можешь! А я, между прочим, когда беру эту икру, сильно рискую своей головой! И все вазы твои, и посуда, и ковры тоже ведь к нам не с потолка свалились!
