Александр Проханов - Убийство городов
Орудуя руками, цепляясь за склон, отталкиваясь от каменных уступов, он ухнул на дно карьера. Теряя от удара сознание, успел увидеть падающих, как кули, убитых людей.
Глава 25
Он очнулся, и ослепительная мысль – жив, дышит, видит у глаз блестящие песчинки. Порывался вскочить, но смертельный страх удержал на песке. Те, что хотели его убить, были рядом, наблюдали за ним, ждали, что он шевельнется. И тогда множество пуль вонзится в него и погасит эти блестящие на солнце песчинки.
Он не двигался, притворился мертвым, как притворяется жук перед клювом зоркой птицы.
Было тихо. Саднили содранные ладони, но не было боли ни в спине, ни в руках, ни в ногах. Желая убедиться, что нет переломов, он, не шевелясь, сжимал и распускал мышцы. Болей не было. Не было переломов.
Осторожно, чуть повернув голову, скосил глаза. Рядом лежал человек, кисти его рук, склеенные на запястьях, напоминали уродливые, растворенные клешни.
Рябинин вспомнил ствол автомата, желтые лепестки пламени, пустую сердцевину цветка, из которого вырвалась пуля. Медленно приближалась, и он мог рассмотреть кромку на латунной оболочке, раскаленный пузырек воздуха на острие, расходящийся конусом светящийся след. Рябинин помнил, как кто-то чуть слышно его толкнул, позволяя пуле пролететь мимо. И этот «кто-то» был тем же невидимым повелителем, что заставлял его смотреть неотрывно на казнь комбата.
Рябинин пролежал без движения час или два. Услышал высокое скрипучее карканье ворона, прилетевшего к месту казни. Вскочил и помчался. Убегал от груды недвижных тел, от отвесной стены карьера, мимо испорченных механизмов, оборванной ленты транспортера.
Не было выстрелов, не было погони.
Он выбирался с карьера по разбитой дороге с обрывками железных тросов, брошенных автомобильных покрышек. Вечернее солнце озаряло дорогу, и его длинная тень следовала по пятам. Тень пугала его. Ему казалось, что тень выдает его, от нее нужно избавиться. Он пробовал бежать, но тень начинала бежать рядом.
Дорога привела его к тракту, который тянулся по степи. Рябинин не знал, в какую сторону идти, и пошел не туда, куда садилось солнце, не на запад, а на восток, где была Россия. Он шел по тракту в сторону России, солнце светило в спину, и теперь тень была его поводырем, вела в Россию.
Он старался понять природу таинственной силы, что каждый раз избавляла его от смерти. Эта сила проявилась во время первого боя, когда комбат Козерог сначала послал за водой Калмыка, но в последний момент передумал и послал Рябинина. Вывел из-под удара авиабомбы. Еще раз та сила проявилась в каземате, откуда увели на мучительную казнь комбата Курка и Артиста, а его словно забыли и не положили под танк. И не стянули руки скотчем, что позволило ему при падении отталкиваться от камней и не разбиться. Та же таинственная сила качнула его перед выстрелом, и пуля, искавшая его, пролетела мимо. И все другие пули и взрывы, что уносили рядом с ним жизни товарищей. Будто кто-то хранил его. Кому-то он был нужен. Кто-то сберегал его для неизвестной цели.
Он шагал по тракту, который уводил его с этой ужасной войны. Шел по вечерней озаренной степи в Россию.
Услышал сзади металлический стрекот. Его догонял мотоцикл. Слабо пылил, вилял, не внушал опасения. Приблизился, протрещал мимо. Мотоциклист в нелепом шлеме не посмотрел на Рябинина. Отъехав, остановился, сошел с мотоцикла и стал мочиться. Была видна слюдяная струйка. Снова оседлал мотоцикл и укатил.
Рябинин знал, что поход его завершен. Книга, ради которой он явился на Донбасс, еще ненаписанная, уже существовала в нем. Он сам был книгой, которую можно было листать, перевертывая опаленные страницы.
Он услышал в небе легкие посвисты, нежный стрекот, шелест крыльев. Его нагнала птичья стая, окружила шумом, серебристым блеском. Множество дроздов, пересвистываясь, взлетая и снижаясь, сопровождало его. Он видел их маленькие головки, темные клювы, блестящее оперенье. Чувствовал их крохотные сердца. Дрозды летели туда же, куда вела его тень. Летели в Россию. Несли весть о нем, о его возвращении. Он жив, уцелел, спешит на встречу с милыми, близкими.
Рябинин напутствовал птиц, провожал, уповал на скорое свиданье в России.
Он шел, улыбаясь, думая о пролетевших дроздах. Сзади раздался рокот мотора. В солнечной пыли катил автобус. Но не тот, хищный, с беспощадным воем двигателя, в каком везли узников на расстрел, а жалобно и устало тарахтящий.
Рябинин сошел на обочину, пропуская ободранный запыленный автобус. Но автобус остановился, дверь растворилась, и сиплый голос водителя позвал:
– Садись, подвезу.
Рябинин сел, автобус покатил. Водитель с сиплым голосом оказался женщиной в старом офицерском кителе, с курчавыми негритянскими волосами, запорошенными сединой. Автобус был полон женщин, стариков и детей. Проход был завален кулями. Сумки и мешки стояли на коленях. Даже маленькие дети держали кульки. И у всех было одинаковое мучительное выражение глаз, которые старались что-то углядеть впереди. И все они, женщины, старики и дети, казались сутулыми, словно в спину им дул ветер. Тот же ветер гнал и Рябинина. И он был беженец, погорелец.
Он сел на приступку возле водителя. Женщина в кителе крутила баранку. Лицо ее было желтоватым, словно она болела желтухой. Волосы были полны мелкой седины, будто собрали в себя летучую пыль. Ветер степи осыпал волосы пылью разрушенных городов.
Рябинин дремал под вой двигателя, который, казалось, своим металлическим голосом напевал: «Я возвращаю вам портрет, я о любви вас не молю».
Очнулся от остановки автобуса. Женщина в кителе сказала:
– Тебе лучше сойти, парень. Там дальше блокпост. Снимут тебя и добьют.
– Куда мне идти?
– А это куда ты хочешь. Там Россия. – Она указала вперед. – Там Луганск, Мариуполь. – Она махнула назад. – Там Донецк, Макеевка, Горловка. – Она кивнула куда-то вбок. – Прямо по дороге тебе нельзя. Иди в обход. Повезет, дня через три дойдешь.
– Спасибо, – сказал Рябинин и покинул автобус. Возница с желтоватым лицом и пыльной купой волос повлекла своих пассажиров дальше.
Он уходил от дороги в сторону соседних холмов. Солнце село, но вершина ближнего холма оставалась освещенной. Он поднимался по склону, а золотая шапка от него удалялась, словно манила.
Он поднялся на холм, когда вершина погасла. Заря была огромной, как застывший пламенный вихрь. Внизу, в тенистой долине, сияло озеро. Оно было круглое, бирюзовое, как грудь дышащего голубя.
Рябинин восхитился волшебным сиянием, безлюдной красотой, темными копнами сена на берегах. Озеро вливалось в его измученную душу, наполняло дивной чистотой.
Он вдруг подумал, не для того ли явился в эти края, участвовал в жестокой схватке, уцелел среди боев и казней, чтобы найти это дивное озеро. Смотреть с обожанием на его синеву, на божественную красоту, непорочную чистоту.
Он спустился с холма и приблизился к озеру, вдыхая запах воды, сырой земли и холодной травы. Утки поднялись, с шумом вспенили воду и унеслись, оставляя на озере медленные круги.
Рябинин разделся, сбросив на траву измызганную одежду. Стоял голый, чувствуя стопами холод травы, а животом и грудью чуть слышные дуновенья, веющие из озера.
Вошел в воду, погружаясь в мягкий ил, из которого поднимались серебряные пузыри. Он чувствовал ногами их веселящие прикосновения. Вздохнул, кинулся в глубину, испытав счастливый испуг. Плыл под водой, загребая руками, чувствуя животом пробегавшие холодные струйки. Выскользнул на поверхность, счастливо и шумно, видя вокруг голубоватый свет, таинственный блеск. Поплыл то на груди, то перевертываясь на спину. Озеро омывало его, ласкало и нежило. Оно смывало пот и гарь, следы слез и крови. Все его рубцы, царапины, темные синяки заживали. Его утомленная плоть и ожесточенная душа молодели и просветлялись. Озеро его к чему-то готовило, о чем-то тихо шептало и нежно звенело. Он верил озеру, любил его, отдавал себя его светлой и благой воле.
Плыл вдоль темной стены камышей и увидел цветок белой лилии, ее сочные лепестки, золотую сердцевину. Драгоценная звезда качалась на воде у самых глаз, источала тончайшую свежесть, прелесть упоительной женственности. Он поцеловал цветок, который был послан ему в преддверии волшебного откровения.
Вышел на берег, взволнованный, просветленный, как из купели.
Было почти темно. Он выбрал копну сена, ту, что поближе к воде. Лег, утонул в глубине копны, окруженный вянущими стеблями, пьянящими запахами. Глядел на озеро. Над водой струился туман. Пролетели утки и, крякая, сели в близких камышах.
На душе Рябинина было светло. Возникло предчувствие волшебного, долгожданного, к чему стремился многие годы, мечтал, странствовал по городам и весям, попал на эту войну, избегнул смерти. Все для того, чтобы оказаться у этого сказочного озера, в этом обетованном краю, где поджидало его чудесное озарение.
